(КАК МОСКОВСКИЕ СЫЩИКИ ПОМОГАЛИ КОЛЛЕГАМ)

Нападение на лазаревский магазин было дерзким, наглым. Даже в условиях прифронтовой полосы оно выделялось в ряду других преступлений цинизмом и абсолютной уверенностью нападавших в безнаказанности. Можно было определённо сказать, что бандиты (скорее всего их было трое) совершили налёт не так давно, в предутренний час...

Начало в №26. Продолжение.

— Толкачёв, а ты — быстренько по ближайшим хатам. Опроси, не знают ли какие подробности о ночных событиях. Может, видели посторонних, во всяком случае не местных. Возможно у кого-либо были приезжие, даже если квартировали военные, сведения собрать по возможности полные — нас интересует всё, что имело место в последние трое-четверо суток.

— Гимон, свяжись срочно с военным комендантом, передай оперативные данные. Наличие «студера» подчеркни особо. Может быть засекли военные патрули. И вообще выясни, был ли угон машины из расположения воинской части?

В голове у меня вертелся факт, который я сразу же выделил, но ещё толком не мог осмыслить: почему сторож не подал тревогу, не стрелял, хотя у него было ружьё? И почему он сам добровольно открыл дверь? Во всяком случае, следов взломов на замке и двери не обнаруживалось.

— Товарищ старший лейтенант, — в дверях топтался «райопер», — есть тут один неразговорчивый. Живёт, можно считать, через забор от магазина, в ста метрах. Всю ночь не спал. Мотался между хатой и хлевом, ждал отёла, а вот слышал только коровье мычание. Может, поговорите?

— Давай его сюда.

Вошёл старик лет семидесяти, присел после приглашения на краешек табурета и уставился на меня настороженно из-под мохнатых бровей.

— Ну что, хозяин, с приплодом вас! Телок или тёлка?

— Будет тёлка коровой, если с кормами до весны перебьёмся.

Чтобы у него не возникло каких-либо сомнений, я вынул и, раскрыв, показал удостоверение личности со своей фотографией. Он взглянул мельком и молча, с какой-то затравленностью, посмотрел на меня.

— Скажите, пожалуйста, — пряча удостоверение, спросил я, — вы ночью не замечали какой-нибудь машины около вашего дома или магазина? Или под утро? Вы ведь ночью не спали.

— Нет, — помедлив, ответил старик, к моему немалому удивлению.

— Но, может быть, видели людей каких-нибудь, гражданских или военных?

— Нет, не видел.

— Может, слышали шум мотора, голоса или выстрелы? Припомните получше, это очень важно.

— Может, и стреляли где. Сейчас часто стреляют. Я в хлеву был, не до того мне было.

— Вот так гриб-боровик, возьми его за рупь двадцать? — обратился я к Саруханову после ухода старичка.

— Это вам не город, где жители сами подскажут, где и что. Здесь крестьяне каждый день ходят по своей земле, а живут в страхе. И пока мы не очистим область от всякой нечисти, они другими не станут.

Заведующая сельмагом, маленькая хрупкая женщина, всё время всхлипывала и вытирала головным платком мокрое лицо. Её расспрашивать и не пришлось. Наверное, от всего увиденного и пережитого за день ей хотелось выговорить это страшное и неожиданное горе, и она то скороговоркой выпаливала всё, что знала, то вновь начинала плакать.

Из её рассказа получалось, что продукты в магазин завезли вчера, то есть накануне ограбления. Полтонны муки, два мешка сахара, бочку растительного масла и кое-что по мелочам — соль, крупу. Однако по нынешним временам — целое состояние. И, промедли грабители хотя бы одну ночь, всё было бы продано по продуктовым карточкам местным жителям. Да, любопытная деталь: ни папирос, ни тем более колбасы в завозе не было. Значит, хорошо живут сволочи. Откуда бы?

Факт разгрузки продуктов сельчане, конечно, видели, но заранее об этом знать не могли. Да и сама завмаг о продуктовых поступлениях узнала лишь в день завоза. Как и другие лазаревцы, она людей, вызывавших какие-либо подозрения или просто обращавших на себя внимание, не заметила. В стороже уверена, как в себе: местный житель, за которым и до войны никаких грехов не водилось, фронтовик, комиссован после тяжёлого ранения и ампутации руки. Вобщем, жена мужа с фронта дождалась…

После полудня я вернулся в город и у секретаря узнал, что начальника областного управления милиции Пичугина вызвали в обком партии, а меня он ждёт с докладом к 16.00. Таким образом в моём распоряжении был целый час. За всю неделю я не мог толком выкроить время, чтобы привести себя в порядок и, хотя бы раз по-человечески пообедать. К тому же за час я мог поразмыслить по поводу сиюминутного состояния оперативной обстановки, подготовиться к докладу или скорее всего к разносу.

Не теряя ни минуты, я перебрался в гостиницу, где обосновался в крохотном номере с момента назначения на должность начальника отдела в ожидании, пока жена уладит служебные дела в Москве и переберётся ко мне в Тулу. Первым делом я скинул сапоги, побрился, умылся и перекусил. И, напившись крепкого чаю, не раздеваясь, улёгся на кровать и попытался предаться размышлениям о тех, за кем мы охотились. Мысли мои, однако, неслись по иным рельсам. Мне надо было разобраться в том, что произошло за последние недели. Не совершил ли я ошибку, оставив свою работу в МУРе? И ведь под началом каких асов розыска самого высочайшего класса! Не рано ли я принял под своё начало розыск Тульской области? Результаты последней недели заставляют тягостно задуматься.

Получив назначение из рук начальника угрозыска Союза Александра Михайловича Овчинникова, я обещал отдать все силы, но сбить преступный вал в области. И Тула на меня надеялась. Надеялись люди, ковавшие оружие для фронта и имевшие право на защиту от бандитских посягательств. Нет, нет, тут надо разобраться. Как и зачем я жил раньше? Что делал? К чему шёл и что имею сегодня?

Вся моя жизнь, такая суматошная и трудная, нашла вдруг своё полное осмысление, всю свою целесообразность именно на милицейском поприще. Конечно изначально дороги выбираем мы. Но потом обязательно дороги выбирают нас. Хочу сказать, что дорогу осилит не всякий идущий по ней. У меня это было так. Из бедняков, я в повседневности совсем не прихотлив и научился обходиться самым необходимым. И это качество мне служит безотказно. Мальчишкой я выполнял самую тяжёлую работу в слесарной мастерской, в свободное время увлекался гиревым спортом, и теперь моя рука в коротком захвате не выпустит самого крепкого амбала. Позже занимался фотоделом, точнее — фотопортретом, и как фотохудожник научился различать, запоминать и восстанавливать самые мельчайшие подробности в лицах. Фоторобот человека, с которым я хотя бы раз встречался или имел дело, составлю безошибочно и через пять лет. Потом служил на границе рядовым красноармейцем и, бывало, обходился по три дня не только без пищи, но и без воды. Это у нас любой пограничник мог. Но если я в чём и превосходил других, так это в стрельбе из оружия «карманного ношения». Из моего «вальтера» я успеваю дважды, а то и трижды продырявить подброшенную вверх консервную банку. И ещё одно очень важное обстоятельство сопутствовало мне в жизни — всегда везло на хороших людей. Каких учителей подарила мне судьба во время работы в МУРе! Я был в повседневной круговерти, поисковых мучениях, раздумьях рядом с корифеями московского уголовного розыска Георгием Фёдоровичем Тыльнером, Семёном Григорьевичем Дегтярёвым, Дмитрием Сергеевичем Колбаевым. Я-таки научился у них кое-чему и без преувеличения могу сказать, что в угрозыске создал себе репутацию, привык к работе, которая не различает утро и вечер, не признаёт праздников и выходных, не взирает на усталость, ибо у преступников свой распорядок действий, свои замыслы и соображения и с моими положениями они так часто расходятся. Работая в розыске, особенно в МУРе, не только время — приходится покорять земное пространство. Начав поиск на Ордынке, вы вполне можете его продолжить в Урюпинске и закончить в Вологде.

Война застала меня на посту старшего уполномоченного МУРа. Руководство и политотдел Управления милиции Москвы, несмотря на крайнюю нужду в опытных специалистах, сочли возможным создать из работников милиции несколько партизанских отрядов и других формирований для ведения боевых действий в тылу врага. Добровольцев оказалось столько, что при условии удовлетворения всех заявлений, военная Москва осталась бы без милиции. Набегался и я со своим заявлением. Могу без ложной скромности сказать, что поставив цель, как правило её добиваюсь. Я добился аудиенции у начальника политотдела Управления милиции Москвы комиссара Ивана Акимовича Кожина, и мне удалось его убедить, что моё место за линией фронта. Я был назначен комиссаром только что сформированного отряда московской милиции особого назначения под командованием Михаила Ивановича Кузнецова. А глубокой осенью 1941 года наш партизанский отряд действовал в Истринском, Ново-Петровском и Волоколамском районах, готовя плацдарм для наступления 16-й армии. Боевые действия отряда получили самую высокую оценку командующего 16-й армией Константина Константиновича Рокоссовского.

После поражения гитлеровцев под Москвой муровцы вернулись к своим прямым обязанностям. В прифронтовой Москве мне не только с мародёрами, бандитами и прочей сволочью приходилось заниматься, но попадались и вражеские агенты. А они-то хорошо знали, что их ожидает в случае поимки, поэтому сопротивлялись с ожесточением смертников. Словом, не сильно преувеличу, если скажу, что мне пришлось быть там, где было горячо и пахло палёным.

Но вот Тула! Того, с чем столкнулся здесь, я должен был ожидать. Я был предельно и основательно ознакомлен с оперативной обстановкой в городе и области, ещё в Москве проштудировал историю милиции Тулы со всеми её особенностями. Наконец, меня обо всех трудностях предупредил начальник Управления уголовного розыска НКВД СССР Александр Михайлович Овчинников. В конце концов моя предыдущая должность начальника отделения МУРа по осуществлению мер борьбы с особо опасными социальными элементами в прифронтовой Москве, небольшой по времени, но ёмкий опыт муровца, обязывали меня быть готовым к моментальной адаптации в Туле. И всё же я слегка растерялся: здесь так припекало, что аж всё дымилось. Даже по формальным статистическим данным уровень преступности в городе и области приближался к московскому уровню, хотя, казалось бы, территория и население этих двух областей не допускали таких сопоставлений. Притом Тула — это город оружейников! И как бы тщательно ни перекрывался путь преступникам к оружию, определённая утечка всё же была. Да и на местах боёв добыть его было совсем просто.

Я прибыл в Тулу в первых числах августа сорок третьего. И хотя день клонился к вечеру, меня тут же принял начальник управления милиции Пётр Васильевич Пичугин, представил начальникам отделений и отделу уголовного розыска. Я моментально уловил внимание людей, ощутил тепло этой встречи, понимание моего затруднительного положения, когда без знания специфики территории, тонкостей оперативной обстановки и самих людей, надо сходу вступать в бой. Но я сразу же увидел, что мне готовы помогать все, что люди управления — от технических работников до начальников отделов и руководства — моя главная опора.

Рассказ сыщика Ильи МИХЛИНА записал Эдуард ПОПОВ

Продолжение следует.