Нападение на лазаревский магазин было дерзким и наглым. Даже в условиях прифронтовой полосы оно выделялось в ряду других преступлений своим цинизмом и абсолютной уверенностью в безнаказанности.

На полу у самого входа лежал сторож магазина — мужчина лет сорока. В солдатских брюках, кирзовых сапогах и выцветшей гимнастёрке с пустым рукавом, заправленным под ремень. Судя по всему, стреляли в него в упор, пять стреляных гильз от немецкого автомата валялись рядом.

Среди беспорядочно разбросанных на полу пустых коробок, мешков и ящиков — окурки папирос. У прилавка на перевёрнутом вверх дном ящике — опустошённая бутылка, судя по запаху, из-под самогона. Вскрытые консервные банки и объедки колбасы свидетельствовали о том, что присутствие трупа нисколько не портило аппетита бандитам, на скорую руку обмывавшим удачное отоваривание.

Первичный и самый беглый осмотр места преступления, проведённый оперуполномоченным уголовного розыска местного райотдела милиции, показал, что здесь работали матёрые волки, не боявшиеся никого и ничего. Их не смущало соседство магазина с жилыми домами села.

Оперуполномоченный и два милиционера, прибывшие одними из первых на место происшествия, провели краткий опрос жителей ближайших домов. Те сообщили, что около четырёх утра слышали выстрелы. Однако, опасаясь нарваться на бандитов, из своих домов не выходили, и не без основания, так как в 1943 году по Тульской области моталось немало всякой нечисти: немецких диверсантов, фашистских пособников, дезертиров и беглых преступников. Объединённые в банды, они скрывались в развалинах разрушенных домов, на чердаках, в брошенных беженцами избах. Нападали на продовольственные склады, магазины, инкассаторов и даже военные патрули.

Для организации работы по раскрытию преступления была сформирована группа в составе четырёх человек: это — Гимон, Толкачёв, Саруханов и я, Илья Михлин, всего несколько недель назад назначенный начальником отдела уголовного розыска областного управления милиции. Было мне всего 25 лет от роду.

У входа в магазин собралась целая толпа лазаревцев — слух о нападении и убийстве их земляка уже облетел окрестные деревни. Здесь же, у входа, на земле виднелись изрядно затёртые следы колёс «студебеккера». По ним можно было определить, откуда подъехала машина и куда затем направилась. Отдав распоряжение двум милиционерам создать оптимальные условия для работы оперативно-следственной группы, что должно было выразиться в корректном, но настойчивом оттеснении любопытных от места происшествия, я попросил местного опера увести жену убитого сторожа в дом, по возможности успокоить её и расспросить, не заходил ли к ним кто-нибудь накануне и кого муж мог безбоязненно впустить в магазин.

Распоряжения я отдавал спокойно и вежливо, хотя уже оценил ситуацию и едва сдерживался, чтобы не дать волю собственным чувствам и словам, рвущимся с языка.

За прошедшую неделю это было уже третье ограбление продовольственных магазинов. Способ совершения преступлений один и тот же. Похоже, что действует одна группа. Сегодня они напали на лазаревский магазин, несколько дней назад отметились в Щёкинским и Плавском районах, и опять с убийствами. А где их завтра ждать? За Венёвом, под Велегожем или где-нибудь в Епифани? Сколько их? Где базируются? И вообще кто они, уголовники или диверсанты, сеющие панику среди и без того изрядно напуганного населения? Я предчувствую, какую реакцию вызовет мой сегодняшний доклад у начальника областного управления милиции Пичугина. Вопросы Петра Васильевича, пусть даже заданные внешне спокойно, я слышу уже сейчас, и у меня муторно и противно ноет под ложечкой. Обидно. Ценой невероятных усилий Тула вырвалась из блокады. А эта обнаглевшая сволота не даёт налаживать мирную жизнь, ставит палки в колёса оборонных заводов. Начальник опять скажет, что плохо работаем. Мы разве не старались в Щёкине и Павловске? Землю носом рыли, перешерстили окрестные леса, обшарили каждый кустик, перекопали огороды. Шесть суток. А толку?

— Артём Никитич, будь здесь, около убитого! Накрой его плащ-палаткой и никого не подпускай! — приказываю я своему заместителю Саруханову. — И займись тщательным осмотром помещения магазина, надо хотя бы предварительно определиться с вещественными доказательствами.

— Есть, товарищ старший лейтенант. Но без эксперта…

— Я вызвал, будет с минуту на минуту, подключай его сразу же. Отпечатки с бутылки, огрызки, окурки. Посмотри, где они ещё наследили. Стреляные гильзы соберите. Да, и не забудьте сделать слепки со следов протекторов «студебекера».

Толкачёв, а ты — быстренько по ближайшим избам. Опроси, не знают ли каких подробностей о ночных событиях. Может видели посторонних, неместных. Возможно, у кого-нибудь были приезжие, даже если квартировали военные. Сведения собрать по возможности полные — нас интересует всё, что имело место за последние трое-четверо суток.

Гимон, свяжись срочно с военным комендантом, передай оперативную ориентировку. Наличие «студера» подчеркни особо. Может быть, кого-то засекли военные патрули. И вообще выясни, был ли угон машины из расположения воинской части.

В голове у меня вертелся вопрос, который я сразу же выделил: почему сторож подал тревогу, но не стрелял, хотя у него было ружьё? И почему он сам добровольно открыл дверь? Во всяком случае, следы взлома на замке и двери отсутствуют.

— Товарищ старший лейтенант, — в дверях топтался местный опер, — есть тут один неразговорчивый. Живёт, можно сказать, через забор от магазина, в ста метрах. Всю ночь не спал. Мотался между горницей и хлевом, ждал отёла, а вот слышал только коровье мычание. Может, поговорите?

Вошёл старик лет семидесяти, присел после приглашения на край табурета и настороженно уставился на меня из-под мохнатых бровей.

— Ну что, хозяин, с приплодом вас! Телок или тёлка?

— Будет тёлка коровой, если с кормами до весны перебьёмся.

Чтобы у него не возникло каких-либо сомнений, я вынул и показал удостоверение личности со своей фотографией. Он взглянул мельком и молча, с какой-то затравленностью посмотрел на меня.

— Скажите, пожалуйста, — пряча удостоверение, спросил я, — вы ночью не замечали какой-нибудь машины возле вашего дома или магазина? Или под утро? Ведь ночью не спали.

— Нет, — помедлив, ответил старик, к моему немалому удивлению.

— Но, может быть, видели людей каких-нибудь, гражданских или военных?

— Нет, не видел.

— А не слышали шум мотора, голоса или выстрелы? Припомните получше, это очень важно.

— Может, и стреляли где. Сейчас часто стреляют. Я в хлеву был, не до того мне было.

— Вот так гриб-боровик. Возьми его за рупь двадцать, — высказал я Саруханову после ухода старика.

— Это вам не город, где жители сами подскажут, где и что. Здесь крестьяне каждый день ходят по своей земле, а живут в страхе. И пока мы не очистим область от всякой нечисти, они другими не станут.

Заведующая сельмагом, маленькая хрупкая женщина, всё время всхлипывала и вытирала кончиком платочка мокрое от слёз лицо. Её и расспрашивать не пришлось. Наверное, от всего увиденного и пережитого в это утро ей хотелось выплеснуть это страшное и неожиданное горе, и она то скороговоркой выпаливала всё, что знала, то вновь начинала плакать.

Из её рассказа получалось, что продукты в магазин завезли вечером, накануне ограбления. Полтонны муки, два мешка сахара, бочку растительного масла и кое-что по мелочам — соль, крупу. По нынешним временам — целое состояние. Промедли грабители хотя бы одну ночь, всё было бы реализовано по продуктовым карточкам местных жителей.

Факт разгрузки продуктов сельчане, конечно, видели, но ранее об этом знать не могли. Да и сама завмаг о продуктовых поступлениях узнала лишь в день завоза. Как и другие лазаревцы, она кого-либо, вызывавшего подозрения или просто обращавшего на себя внимание, не заметила. В стороже уверена, как в себе: местный житель, за которым и до войны никаких грехов не водилось, фронтовик, комиссован после тяжёлого ранения и ампутации руки. В общем, жена мужа с фронта дождалась…

После полудня я вернулся в город. От секретаря начальника управления узнал, что того вызывали в обком партии, а меня он ждёт с докладом к 16.00. Таким образом, в моём распоряжении был целый час, за который я мог подготовиться к докладу и возможному разносу.

В крохотном номере гостиницы, где я обосновался до приезда жены, умылся, побрился, слегка перекусил и, напившись крепкого чаю, попытался предаться размышлениям об обстоятельствах совершённых разбойных нападений. Однако мысли мои неслись по иным рельсам. Мне хотелось разобраться в том, что произошло со мной за последние недели. Не совершил ли я ошибку, согласившись покинуть Москву, уйти из МУРа на самостоятельный участок работы и возглавить уголовный розыск Тульской области? Результаты последней недели заставляют тягостно задуматься.

Получив назначение от начальника УУР ГУМ НКВД СССР Александра Михайловича Овчинникова, я обещал ему приложить все силы, чтобы сбить вал преступности, захлестнувший область. На меня надеялись в наркомате, в МУРе, что не подведу, и в Туле. Надеялись люди, ковавшие оружие для фронта и имевшие право на защиту от бандитских посягательств. Нет-нет, здесь надо разобраться. Как и зачем я жил раньше? Что делал? К чему шёл и что имею сегодня?

Моя жизнь, такая суматошная и трудная, наполнилась смыслом лишь тогда, когда я осознал своё милицейское предназначение. В бедной семье не избалуешься, поэтому в повседневной жизни я научился довольствоваться самым необходимым. Мальчишкой я выполнял тяжёлую работу в слесарной мастерской. Позже занимался фотоделом, точнее — фотопортретом, и, как фотохудожник, научился различать, запоминать и восстанавливать мельчайшие подробности в лицах. Фоторобот человека, с которым я хотя бы раз встречался или имел дело, составлю безошибочно хоть через пять лет.

Потом служил на границе рядовым бойцом и, бывало, обходился по три дня не только без пищи, но и без воды. Это у нас любой пограничник сможет. Но в чём я превосходил других, так это в стрельбе из оружия «карманного ношения». Из моего «вальтера» успевал дважды, а то и трижды продырявить подброшенную вверх консервную банку.

Очень важное обстоятельство сопутствовало мне в жизни — всегда везло на хороших людей. Каких учителей подарила мне судьба во время работы в МУРе! Это были настоящие корифеи: Григорий Фёдорович Тыльнер, Семён Григорьевич Дегтярёв, Дмитрий Сергеевич Колбаев. Я таки научился у них кое-чему и без преувеличения могу сказать, что создал себе неплохую репутацию.

Окончание следует

Рассказ сыщика Ильи Михлина записал Эдуард ПОПОВ,
фото из открытых источников