Роман братьев Вайнеров «Эра милосердия», по которому, в свою очередь, кинорежиссёр Станислав Говорухин снял многосерийный фильм «Место встречи изменить нельзя», насыщены такими приметами времени, такими мелкими, но важными деталями, которые мы уже практически не замечаем.

Готовясь к захвату Фокса в коммерческом ресторане «Астория» (в романе — в коммерческом ресторане «Савой»), Жеглов расписывает диспозицию: «Шарапов двигается замыкающим. У входа в первый зал находится стойка с высокими стульчиками, называется «бар». Вот ты, Шарапов, со своей заграничной внешностью, и будешь нести службу у стойки». Там, испытав воздействие «мягкой силы» со стороны буфетчицы, предлагавшей на выбор коньяк, водку, ликёр, коктейль или пунш, Шарапов выбирает из неназванного: «Вы мне кофе пока налейте…» Далее, по роману, он заказывает «самый дешёвый пунш — «лимонный», пятьдесят шесть рублей порция». Затем: «Кофе сварите мне ещё. Мне тут у вас нравится. Я у вас тут буду долго сидеть. Очень долго…» Потом у Шарапова происходит словесный конфликт с другой буфетчицей, которая «катала перед собой стеклянный столик на колёсах» (Шарапов определяет её как «самоходную буфетчицу» или «самоходку»), — она чересчур настырно и не вовремя предлагала ему свой драгоценный груз. Резкий отказ Шарапова вызывает у буфетчицы возмущение и недоумение: «Фу, как вы грубо разговариваете! — задудела рядом самоходка. — А ещё совсем молодой человек, офицер, наверное…».

Налицо, с одной стороны, банальная стычка клиента со сферой обслуживания (советский сервис отличался своей ненавязчивостью, и когда гражданин, наоборот, сталкивался с таким учтиво-галантерейным к себе отношением, он терялся, не зная, как себя вести), а с другой — обычная оперативная ситуация, когда в ответственный момент появляется кто-то лишний и ставит всю операцию под угрозу срыва. Всё так. Но думается, что настойчивость «самоходки» объясняется не только её служебным рвением и желанием выполнить план. Возможно, она бы и не обратила внимания на Шарапова, не будь у него в руках чашечки кофе. В 1945 году в вечернем ресторане чашка кофе — это не просто напиток, это гораздо большее…

Кофе в нашей стране приживался с трудом. (Кстати, ещё сто лет назад существительное «кофе» относилось к среднему роду).

На рубеже XVIII—XIX веков кофе в России был редок, а после введения Наполеоном в 1806 году континентальной блокады Англии его поставки почти полностью прекратились, кофе перестали подавать даже в петербургских салонах. В то же время в войсках он был доступен, в первую очередь как боевой трофей. В частях Дунайской армии, активно сражавшейся с турками, в качестве эффективного лекарства против перемежающейся лихорадки офицеры использовали особый напиток — кофе с хреном. Нижние же чины использовали кофе явно не по назначению. Один из офицеров вспоминал свою беседу с солдатами на бивуаке: «Да вот ещё, ваше высокоблагородие, какой-то турецкий горох, сколько его ни варили, а всё не поддаётся проклятый». Это был кофе. Я сказал им: «Это только годится туркам пить, а солдатам нейдёт». Другой мемуарист рассказывал, как солдаты, «овладев котлами и провизиею неприятеля, принялись варить кашу, всыпая в навьюченные над огнём котлы сарацинского пшена, изюму и думая, «что тоже к тому гоже», валили туда ливанского кофею, в шелушице у азиатцев держимого, принимая его за бобы «иносветные», варя же и пробуя жевать, фуркали из рта, говоря: «Эй! Да это ажно крепко в варке!».

Даже в начале XX века вкус кофе был знаком только представителям имущих слоёв населения. Широкие народные массы, конечно, слышали, что на свете есть кофе и «какава», но продукты эти не потребляли — отчасти оттого, что они не всем были по карману, однако более потому что традиционным народным напитком был чай.

Собственный чай Российская империя практически не выращивала. В 1913 году в России было собрано всего 550 тонн чайного листа. Зато импорт чая был по тем временам колоссальным. В среднем в год в Россию ввозилось 60-65 тысяч тонн чая, а в 1913-м ввезли 76 тысяч тонн. Это составляло 22 процента от мирового экспорта чая, то есть каждая пятая чашка чая выпивалась в России. «Чаепитие в Мытищах» обслуживали плантации Цейлона и Явы, Индии и Китая. Ввоз же кофе был настолько мизерным, что даже не приводился в знаменитой своей дотошностью русской статистике — этот груз проходил по разряду «колониальные товары» и из него не выделялся.

Для узкого круга любителей «Товарищество Эйнем» предлагало кофе, расфасованный по жестяным банкам. Для публики попроще предлагались различные заменители кофе, например, солодовый кофе «Ливония» фирмы братьев Бабуриных — на бумажных пачках весом в 1 фунт указывалось: «Для примеси к натуральному кофе рекомендуется брать по равным частям кофе и солодовый кофе».

Пришедшие к власти большевики всерьёз взялись за чаеразведение, в 1926 году в СССР появились первые чайные фабрики. Но в годы первых пятилеток на фоне широкой и активной индустриализации производство чая отошло на второй план и развитие его почти прекратилось.

А кофе и при советской власти остался напитком для избранных. Пить кофе по утрам и (что особенно изысканно) по вечерам позволяла себе преимущественно творческая интеллигенция. Пролетариат от кофейных ароматов был далёк.

Находившаяся под эгидой знаменитого «Моссельпрома» Государственная кондитерская фабрика «Красный Октябрь» (так стало называться национализированное «Товарищество Эйнем») выпускало «Жжёный кофе «Мокка» № 00» с примесью цикория. Для человека, не знакомого с кофе и методикой его приготовления, на банке имелась подробная и по-своему показательная инструкция. В частности, в ней говорилось:

«Редко достанешь хорошо приготовленный кофе, хотя ничего нет легче, как его приготовление:

Купите самый обыкновенный, хорошо вылуженный медный или жестяной кофейник с надлежащим к нему кольцом с дырочками, к которому пришивается полотняный мешочек. Таких колец с мешками следует иметь два, для того чтобы пока один промывается почти добела, другой успевает высохнуть.

Перед тем как начнёте варить кофе, следует выполоскать кофейник и мешок кипятком, что и даст случай убедиться, чист ли мешок, и потом всыпать в мешок 2 полные чайные ложки кофе, налить 4 чашки кипятку и, пропуская по нескольку раз, поставить на самовар.

Кофе выработки фабрики «Красный Октябрь», приготовленный описанным способом, будет несравненно лучше всякого другого, приготовленного с большим трудом на самых искусных кофейницах».

Неожиданное для нас сочетание кофе и самовара, вероятно, должно было приблизить заморский напиток к трудящимся. Эта забытая технология, видимо, восходила ещё к дореволюционным временам — на старых рекламах чашка кофе традиционно соседствует с самоваром.

Перед Великой Отечественной войной советские граждане смогли попробовать и растворимый кофе. Он вошёл в моду в определённых кругах и, естественно, сразу стал дефицитом — не столько потому что его было мало, сколько из-за того, что превратился в объект спекуляции. Растворимый кофе исчезал, не доходя до прилавков магазинов. Граждане откликнулись на это язвительным двустишием — «Привезли на базу, растворился сразу».

Даже по государственным ценам стоил кофе дорого. В 1941 году килограмм гречки в магазине стоил 1 руб. 80 коп., пшеничной муки — 4 руб. 60 коп., а кофе — 10 руб. 90 коп.

В этом плане любопытно то, что в романе кофе пьёт не только Шарапов в ресторане, но и Жеглов, причём для него это традиционный утренний напиток: переселившись в коммуналку Шарапова, он по утрам после холодного душа «выходил на кухню и, пока заваривался кофе или вскипал чайник, ставил длинную стройную ногу на табурет и наводил окончательно солнечное сияние на свои хромовые офицерские сапоги». Судя по мизансцене, в шараповской коммуналке Жеглов был единственным потребителем кофе; прочие жильцы, люди незатейливые, кофием по утрам не баловались. Эта деталь добавляет ещё один штрих к противоречивому и сложному портрету Глеба Егоровича.

Получается, что, придя в коммерческий ресторан и заказав одну за другой две чашки кофе, франтовато одетый Шарапов недвусмысленно обозначил свою принадлежность если и не к богеме, то к советской элите во всяком случае. Шествуя куда-то по своим ночным делам, молодой сибарит мимоходом заглянул в дорогой ресторан, причём не для того чтобы поесть (как все), а так, просто, чтобы выпить кофейку. Вполне естественно, что у опытных буфетчиц (а глаз у них был намётанный) такое поведение моментально сформировало определённое представление о нём как о выгодном клиенте, которому можно продать и коктейли, и «Мускат», и печенье «Птифур».

Ещё долгие годы после войны кофе оставался напитком для эстетов. Вышедшая в 1959 году и адресованная поварам предприятий общественного питания роскошно изданная книга «Кулинария» втолковывала читателям: «Натуральный кофе — это семена (зёрна) плодов тропического кофейного дерева. Напитки из натурального кофе обладают тонким приятным ароматом и вкусом. Умеренное количество натурального кофе полезно для здоровья». Советские граждане в самом деле пили кофе умеренно — в конце 1950-х годов СССР ежегодно закупал менее 5 тысяч тонн кофе. Продукт поступал из дружественных арабских стран и Индии.

Ситуация изменилась в том же 1959 году. В Москву из Бразилии (с которой ещё не были установлены дипломатические отношения) прибыла большая торговая делегация во главе с Э.П. Барбоза да Сильва, имевшим ранг посла. Основным товаром, который хотели продвинуть на советский рынок бразильцы, был кофе — его они привезли с собой в самых различных видах. Делегацию принимали А.И. Микоян и замминистра внешней торговли Н.Н. Смеляков. Они сказали бразильцам, что в России привыкли к чаю и что «некоторые из нас пьют кофе по долгу службы, а чай — ради удовольствия». Но представители страны, в которой много не только диких обезьян, но и кофе, отступать не хотели. Как писал впоследствии Н.Н. Смеляков, «глава торговой делегации Бразилии тут же предложил устроить бесплатное угощение своим кофе в Москве, Ленинграде и других городах. Бразильские негоцианты выразили готовность устраивать дегустации кофе за их счёт в течение ряда лет, чтобы приучить советских людей пить этот прекрасный напиток».

И приучили. В 1960 году СССР закупил в Бразилии 20 тысяч тонн кофе, в 1961-м — 30 тысяч, в 1962-м — 40 тысяч тонн. Банки с ним заняли места на полках бакалейных отделов и специализированных магазинов, а чашка кофе превратилась из элитного напитка в обыденный.

Александр ЛОМКИН, кандидат экономических наук,  доцент экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова