Воспоминаниями о службе в милиции поделился в беседе с корреспондентом «Петровки, 38» генерал-лейтенант внутренней службы в отставке Андрей Дунаев.

— Андрей Фёдорович, с чего начался ваш путь на вершину милицейской карьеры? Правда, что в детстве вы никогда не мечтали о службе в органах внутренних дел, и учиться в школу милиции пошли вовсе не по зову сердца, а по причине более прозаической?

— Получилось так: заканчивая общеобразовательную школу, я на соревнованиях по шахматам занял первое место. А наградили тем, что вручили паспорт гражданина Советского Союза. Его в те времена получить деревенскому жителю было непросто. Наличие документа позволило уехать из села к дяде в Куйбышев.

Жили бедно и тесно. Надо было двигаться дальше. Заработав немного денег на лесозаготовках, отправился в Алма-Ату, поступил в сельхозинститут. Средства быстро кончились. И однажды увидел объявление: комсомол набирает молодёжь в школу милиции, стипендия 40 рублей! Для меня это был существенный стимул. Ведь существовать на 15 копеек в день, которые давала мне тётя, было трудно.

Из пятнадцати претендентов в школу милиции приняли лишь двоих, в их числе и меня. Только во время учёбы я осознал, какую профессию подарила мне судьба. Ведь про милицию ранее почти ничего не ведал. От участкового в селе все прятались, как только он там появлялся. Боялись. Видимо, был какой-то страх перед представителем власти. Может, память о репрессиях сказывалась…

В школе проникся тем, что работа милицейская людям нужна. Тут и мечта возникла — попасть на службу в район, на «землю». Как выпускника, окончившего учебное заведение с отличием, оставляли служить в республиканском министерстве, но я на целину попросился. Направление дали в УВД Кустанайской области. А я опять за своё: хочу в райотдел в город Рудный. В итоге оставили в штате управления, а в РОВД отправили в командировку. Там был следователем, дознавателем, перешёл в ОБХСС. Так и началась моя служба.

— Через некоторое время впервые став начальником райотдела милиции, вы сделали его победителем всесоюзного соревнования с занесением в Книгу почёта МВД СССР. То же случилось в дальнейшем и с Ленинским РОВД Ульяновска после того, как вы его возглавили. Есть ли у вас секрет того, как выводить подразделения в лидеры?

— К 100-летию Ленина был издан приказ министра направить в Ульяновск лучших работников милиции, чтобы общественный порядок обеспечить на высоком уровне. Я к тому моменту уже десять лет в Казахстане прослужил. И по моей просьбе меня назначили начальником милиции родного Тереньгульского района. Действительно, наш райотдел победил во всесоюзном соревновании. После этого перевели в Ленинский РОВД. Только прикомандированных сотрудников и курсантов в подразделении было около полутысячи. На развод выводил 500—600 человек.

А высоких результатов добился работой. В семь утра приходил на службу, уходил в час ночи. Здоровье отличное было и знания: всё-таки с отличием и среднюю, и высшую школу милиции закончил. Весь секрет — в профессиональной подготовке и желании работать.

Обстановка в Ленинском райотделе была отнюдь не примерная. До моего назначения нескольких сотрудников осудили и посадили за совершённые преступления, раскрываемость приближалась к минимуму. В первый же день моей службы в должности начальника пьяный участковый пытался меня побить за сделанное ему замечание… В общем, усилий приложить пришлось немало. Но в итоге и дисциплина укрепилась, и раскрываемость поднялась.

На юбилей вождя со всех концов мира делегации приезжали. И воры активизировались. Как-то шла в универмаг пара немцев. Полдень. Пацан подбежал, дёрнул за фотоаппарат. Не удалось сорвать. Тогда жулик с шеи женщины, что рядом, хватает топаз на золотой цепочке — и был таков. Меня первый секретарь вызывает «на ковёр». Преступление не раскрыто! Иду от него понурый. И столкнулся с панком волосатым. Хватаю его за шиворот: это вы украли у иностранцев кулон? Нет, кричит в ответ, это Генка!

Вот так бывает, от отчаяния понадеялся на удачу и вора нашёл. Отремонтировали цепочку, почистили топаз и отправили в ГДР. Оттуда благодарность, мол, как хорошо работает советская милиция!

А я вспоминаю своего первого наставника — участника войны оперуполномоченного угрозыска. Работал с ним, когда первые свои милицейские шаги делал на целине. Не идеальный он был — пьянствовал иногда, но дела, когда брался, всегда раскрывал. Всё мне повторял: ты только захоти сильнее, жулик сам к тебе придёт! И правда — надо обязательно сильно захотеть, чтобы всё получилось.

— Вы пять лет возглавляли уголовный розыск в Чечено-Ингушетии. Это было горячее время для вас? Дважды в этот период вас признавали лучшим сыщиком Советского Союза.

— До моего назначения там за пять лет шесть начальников угрозыска сменили. Годы были очень сложные. Реабилитированные чеченцы возвращались в республику после выселения, приходили туда, где раньше жили, говорили новому хозяину: это мой дом, чего ты туда залез…

На криминальную ситуацию влияли национальные особенности. За убийство полностью отвечал тейп, а не один убийца. Получалось, что кровная месть и разжигала, и в какой-то степени сдерживала рост преступности. По количеству убийств на тысячу человек населения республика занимала одно из последних мест в стране. Но преступления эти тщательно подготавливались, являлись латентными, раскрывать их было трудно.

Приходилось вникать во все тонкости. Даже так называемую «картотеку кровной мести» удалось создать. В Грозном была сильная судебно-медицинская лаборатория. Вместе с ней впервые по пото-жировым следам на шее жертвы мы установили преступника.

Уголовный розыск Чечено-Ингушетии был одним из крупнейших в Союзе — до 140 человек. Много проводили задержаний. Об операциях никому, в том числе из местного руководства, не сообщали. Отряд окружал дом ночью, на рассвете по громкоговорителю мы предлагали бандиту сдаться. Мол, Муса, выходи, Дунаев за тобой приехал. Фамилию мою они уже запомнили.

Были потери среди сотрудников. И мои предшественники ранения получали. Несколько раз преступники пытались меня застрелить. Были случаи, когда и сыновей моих избивали. Жили с семьёй без охраны. Какая охрана? Я должен защищать, а не меня. Надежда была только на свои силы.

Подразделение наше ставили в пример. А лучшим сыщиком меня называли с трибуны ежегодных совещаний начальников угрозысков просто за результаты работы...

— Повысила ли ваш профессиональный уровень учёба в академии МВД СССР? После неё легче было справляться со своими служебными обязанностями?

— Академия, конечно, подковала меня. Она стала также передышкой для меня. Настолько была напряжённой работа в Чечено-Ингушетии. Первым туда на учёбу направили начальника ОБХСС. А претендовал я. На следующий год снова подал рапорт. И снова отказывают. Прихожу к республиканскому министру Бузу и спрашиваю: «Алексей Фёдорович, я хорошо работаю»? Он показывает на свой генеральский погон и отвечает: одна треть — я, а две трети — это ты. Тогда, что же вы, говорю, не даёте мне поучиться? Не отпустите — уволюсь.

Вот до чего дошло. Бывает момент в жизни, когда, видимо, подходишь уже к пределу своих возможностей. Хотя уходить из системы я, конечно, никуда не хотел.

…В академии много спорил с преподавателями. Сверял свою практику с теорией. Сдал кандидатский минимум, но защититься так и не довелось. Пошёл за советом к заместителю министра Шумилину Борису Тихоновичу. А он мне говорит, что сам учёных степеней не имеет. Спрашивает, хорошо ли он работает. Хорошо, отвечаю я. Вот и ты, говорит, голову лишним не забивай…

И пока я учился, занимался практикой: раскрыл вместе с оперативной группой МВД СССР и местными сотрудниками громкое убийство семнадцати человек в ресторане в Осетии. Доказал, что чеченцы к делу не причастны. Меня даже заподозрили, что я с подозреваемыми, так сказать, «вась-вась» — в сговоре, их укрываю. Я обратил внимание на оружие. Провели экспертизу автомата, который украли у охранника колонии в Нальчике, и вышли на убийц.

Но и научно-практические конференции проводил. А кандидатом наук так и не стал, послушал совета ветерана войны, заместителя министра. Зато на стене академии фамилия моя золотыми буквами всё же заблестела. Снова отличником оказался.

Учёба действительно дала передышку. Для меня дорогого тогда стоило вовремя утром встать, позавтракать, спокойно отправиться в аудиторию. Ведь всю жизнь до этого — как гончий пёс. При том, к учёбе относился очень ответственно. И даже реферат написал про музыку. Академия всё-таки во всех отношениях — она и есть академия, с большой буквы...

— Вы служили в Казахстане, в Чечено-Ингушетии, занимались уголовным делом по массовому убийству в Осетии, стали, наконец, заместителем министра внутренних дел Дагестана. Какую пищу для размышлений получили?

— Как-то допрашивал подозреваемого. Я знал, что он участвовал в схеме передачи взяток. Но никак не мог добиться признания. И в сердцах сказал ему: латышские стрелки в сознании людей — честные, добросовестные люди. А вы — подлец! И вдруг эти слова взяли крепость. Отвечает: да, вы правы… И рассказал о преступлении.

Совесть! Сегодня к ней пробиться гораздо труднее.

Наличие тейпов, родственных связей всегда учитывалось нами в работе. На Кавказе многие понятия — не пустые слова, и обычаи не забыты. Нарушать закон нельзя. Но если, скажем, украли невесту по согласию, чтобы соблюсти обычай — это одно. Здесь нельзя применить уголовную статью. Воспитательную работу можно провести. Но если крадут с изнасилованием, чтобы девушку так сделать женой, это другое дело. Несмотря на нюансы, закон для всех един. В этом основа поддержания правопорядка.

В Дагестане первый секретарь — честный человек — однажды вызвал меня и прямо сказал: ты, Дунаев, если и дальше так хорошо работать будешь, многих моих родственников пересажаешь. В Дагестане так действовать ещё не наступило время.

И рекомендовал меня… с глаз долой — на службу в центральный регион. Так я стал начальником УВД Вологодской области.

— Служба в Вологде действительно оказалась более ответственной, но менее напряжённой, чем была ранее?

— Здесь нашлись свои особенности. У одного большого начальника дочь вышла замуж за дважды судимого. Любовь, как известно, зла. И начал тот наглеть во всём. Остановят его гаишники, он с них погоны срывает — тесть-то прикроет. Мне приходилось реагировать. А мне в ответ: что ты придираешься. Отстранили на полгода от работы, чтобы не лез. Или вот пример: члена ЦК — жулика посадил. Мне сказали, что этим я позорю партию. Я позорю партию, а не жулик — её член...

Думаю, пойду на пенсию. Тридцать лет выслуги уже есть. Говорю супруге, давай поедем в Крым жить, к брату твоему. Прослышали недруги про это желание и давай анонимки в органы строчить: Дунаев дом в Крыму имеет, хочет туда уехать, проверьте, на какие деньги он дом купил. А у меня ни кола, ни двора…

— Как изменили вас и ваше окружение генеральские погоны, которые появились у вас на плечах? Люди стали относиться с большим почтением или страхом?

— Никак не изменили. Люди меня и без лампасов уважали.

В Вологде работники милиции получили до моего приезда всего семь квартир. Я организовал поставку берёзовых чурок в Финляндию, которые колония заготавливала. Начал дома для сотрудников строить. В год сдавали больше сотни квартир. Люди жили в ужасных условиях. Расселил зэков из бараков в комнаты по двадцать человек. На меня, извините, молились.

Можно сказать, проявилась хозяйственная струнка. Первый секретарь говорит: трактора есть, а навески нет, дороги нечем чистить зимой. Организуй, пожалуйста!

И так во всём. Купили одну импортную сеноворошилку, по ней сделали свою. Два кирпича из трёх, выпускаемых в области, производили в колонии. Нарушители ПДД в наказание везли машину щебня на дорогу в совхоз. Так её и построили.

Кто сейчас из начальников полиции пойдёт косить сено для совхоза? Я брал косу и шёл косить. Мясо, масло — всё появилось. Коровники чистили сотрудники УВД, райотделов. Мы и службу несли, и свои социальные проблемы сами решали.

— Как вы справились с педагогическими задачами, возглавив Калининградскую школу милиции? Почему курсантов направляли в Чернобыль, Спитак, в зону Карабахского конфликта?

— Да, курсантов бросали на тяжёлые участки. Но я не мог не выполнить приказы.

У меня горе было. Наш пост стоял в районе, наиболее поражённом радиацией: на берегу Припяти с видом на АЭС. Казах молодой водку не пил. А я каждый вечер выпивал, лично комнату мыл, чистил всё. И выжил. А паренёк через полгода умер. Получается, люди на учёбу его направили, а я не сохранил. И три зама мои тоже умерли…

В Спитаке первые два дня после землетрясения курсанты людей спасали. Когда спали, во сне гребли руками — «разгребали завалы».

Тяжело вспоминать.

…В Калининграде сделали много нового. Например, спорткомплекс для курсантов. А моё педагогическое образование — это средняя школа милиции, высшая, академия МВД, несколько переподготовок. Разве начальник милиции может быть не педагогом? Беседы, наставничество — очень важная работа. Многие мои выпускники стали генералами.

Школа выдвинула меня народным депутатом в Верховный Совет РСФСР. Причём, так сказать, заочно, когда мы с ребятами в Армении были, устраняли последствия стихии. Пришлось включиться в предвыборную борьбу. И победил.

— В 1990 году вас назначили заместителем министра внутренних дел РСФСР, начальником службы по работе с личным составом. Были ли какие задумки что-то изменить в структуре, организации службы министерства? Ведь тогда кругом витал ветер перемен.

— После депутатских встреч с Ельциным, я стал поддерживать Бориса Николаевича. Время подсказывало новые идеи. В МВД тогда удалось ввести много нового: это и по линии борьбы с организованной преступностью, по внутренним войскам, по ветеранам органов внутренних дел.

Ещё будучи начальником школы в Калининграде, я проанализировал множество ведомственных документов относительно участия служб в раскрытии преступлений. Оказалось, подразделения так готовили свои приказы, чтобы в итоге уйти от ответственности за раскрытие преступления. И сегодня силовые структуры не должны забывать о главной цели своей работы. Она заключается в предупреждении и раскрытии преступлений. На это надо тратить основные силы.

В этом направлении требовалось провести большую работу. Но не всё удалось воплотить в то стремительное время.

— Август 1991 года в какой-то степени стал катализатором разных процессов, вы стали министром внутренних дел РСФСР на несколько месяцев, затем снова — заместителем министра, но уже реорганизованного МВД.

— Я подписал приказ, который обязал личный состав пяти школ МВД приехать на защиту Белого дома. На их пути оказались блок-посты по двадцать человек с пулемётами, гранатомётами. Мне начальники школ звонят: нас не пускают. Спрашиваю, сколько вас? Двести. А их? Двадцать. И даю команду — пробиться! А сам думаю: Господи, лишь бы без крови. Но настойчивость проявил.

Не могу сказать, что именно эта моя позиция привела к тому, что стал министром. Я пользовался авторитетом, никого не боялся. Кроме того, имел депутатскую неприкосновенность — снять меня с должности не могли. А главное, делал то, что искренне считал верным.

Этот период я впоследствии до секунды, каждый шаг заново пережил. Думал только своей головой и слушал своё сердце…

Мы с министром внутренних дел СССР Баранниковым Виктором Павловичем работали в хорошей связке. Меня угнетало только то, что много времени уходило на совещания при правительстве. Получалось, что на реальную работу два дня в неделю оставалось. Так и говорил Ельцину: я оперативник, не хочу просиживать в правительстве.

На посту министра мне удалось добиться кратности в оплате труда сотрудников милиции. Правда, всего на два-три месяца. Когда министром внутренних дел России назначили Ерина Виктора Фёдоровича, я стал его первым заместителем, начальником криминальной милиции.

— В октябре 1993 года вы снова стали на защиту Белого дома. Считаете ли это своим поражением?

— Ельцин окружил себя людьми не совсем честными. Когда я узнал, что Борис Николаевич собрался разогнать съезд, я прямо ему сказал: пока я в руководстве МВД, это трудно будет сделать. И на президиуме Верховного совета я выступил и заявил, что готовится установление диктатуры.

Поражением не считаю. Я отсидел своё в Лефортово. Но могу людям в глаза смотреть. Я защищал Конституцию, законность. Не допустил вместе с другими единомышленниками гражданской войны. Дело прекратили не потому, что пожалели Дунаева, а потому, что из оружия сторонников Белого дома ни один человек не был убит. Это экспертизой доказано.

— После освобождения в феврале 1994 года вы занялись предпринимательством. Не жалеете о том, что судьба открыла новую дорогу в жизни?

— Ранее я основал банк. Сейчас являюсь учредителем нескольких предприятий, выпускающих машиностроительную продукцию, средства автоматизации. Удалось сохранить предприятия, которым грозило разорение. Более трёх тысяч человек имеют рабочие места, зарплату. Здоровье люди поправляют в четырёх наших санаториях, находящихся в Ульяновской области. Кстати, сотрудникам полиции, пенсионерам МВД наши курорты предлагают некоторые льготы.

О том, что случилось в моей судьбе, не жалею. И взглядов своих не изменил. Я не предполагал, что в обществе возникнет такая большая градация благосостояния людей. Бедных станет слишком много, богатых — слишком мало. Но считал и сейчас в этом уверен — надо развивать инициативу в народе. Плохо, когда во всём надеются на государство. Крыша течёт в доме, жители ждут, когда её придёт кто-то чинить из конторы.

Жизнь заставляет меня и в 76 лет работать. Полагаю — это плюс. Каждый должен думать своей головой и добиваться лучшего собственным трудом.

Беседовал Алексей ГОЛОЛОБОВ,

фото автора и из личного архива

Андрея ДУНАЕВА

 

НАША СПРАВКА

Андрей Фёдорович Дунаев с сентября по декабрь 1991 года — министр внутренних дел РСФСР, затем — первый зам. министра внутренних дел РФ — начальник криминальной милиции. За участие в защите парламента в октябре 1993 года был арестован. Амнистирован через несколько месяцев. Награждён государственными наградами, в том числе дважды медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».