«ДУХОВ» ВИДЕЛ В ЛИЦО

Михаил СОЛЯР служил в патрульно­постовом подразделении 40­го отделения московской милиции, когда 15 февраля 1989 года услышал о завершении вывода советских войск из Афганистана. Первое, о чём он подумал: наконец­то закончилась эта война, не станут больше матери прощаться с сыновьями навсегда…

«Тихая» дата

— Это был обычный день, — рассказывает Михаил Михайлович. — Я уже давно, а точнее — с 1986 года, работал в милиции. Здесь, в отделении, спустя полтора года после службы в армии, возвращения из Афганистана меня догнала медаль «За отвагу». Её привезли и вручили два сотрудника госбезопасности.

Тогда о событиях в Афганистане не принято было распространяться. Поэтому конец войны каждый, кто на ней побывал, наверное, переживал по­тихому. Мы встречались, общались, делись переживаниями. И конечно, были рады, что все ребята покинули ту страну, а выпавшие на их долю испытания остались позади…

От печки

— Мой призыв на срочную службу состоялся в ноябре 1983­го. Попал в команду 300 — погранвойска. К этому моменту я получил образование в строительном училище на родине — в Черкасской области Украины. О горячих точках не мечтал. Но отслужить хотел вовремя, в 18 лет сам отнёс документы в военкомат.

Обрадовался, что определили в погранвойска, в Среднеазиатский округ — буду, мол, ходить по флангам, границу охранять. Но дала о себе знать моя строительная специальность. Распределили в тыловое подразделение — дырки замазывать, штукатурить и прочую работу, которой было немало, выполнять. Я думал: как же так, это же не стройбат, я должен рубежи защищать!

Командир убеждал: «Пойми, ты молодой, бестолковый, в тыловой службе у тебя всё будет хорошо, будешь ездить в командировки на заставы, в мотоманёвренные группы, помогать по строительной линии, льготы получишь». А я за своё: хочу служить на границе! В общем, упёрся так, что до «особиста» дошёл, которому заявил о несогласии оставаться в тылу.

Но в первую командировку в мотоманёвренную группу, находящуюся на территории Афганистана, меня отправили всё же в качестве строителя. Прибыл туда в составе колонны вместе с дровами, водой, прочей провизией. При миномётном обстреле там была разрушена хлебопекарня. За две недели я её поправил, печку выложил. Но главное, с бойцами пообщался, почувствовал их братское отношение. Тогда я твёрдо решил: раз на границу не пускают, буду рваться сюда, к этим парням. Кстати, в этой командировке меня стали называть не иначе как «печник», в итоге с этим «позывным» я и прожил до самого «дембеля».

За Амуром

— После командировки я снова стал обивать пороги командования. Наконец, тыл от меня отказался, я получил перевод на линейную заставу. Два месяца ходил, как мечтал, по флангам: 12 километров в одну сторону, 8 в другую. Правда, всякого рода ремонтные работы по умолчанию были на мне. Например, я успел за это время соорудить колодец. Начальник заставы был доволен, вручил за оказанную помощь первую награду — знак «Отличник погранвойск» I степени.

В дозоры ходил вместе с овчаркой Амуром. Это был старенький пёс, которого готовились списать. А быть списанным плохо. Когда мне выпало отправиться на передовую, в афганские горы, я решил взять Амура с собой, думал, вместе дотянем до «демобы»…

Приехавший на заставу «особист» спросил, не передумал ли я про «афган». Я уже служил на границе и, наверное, хотел бы остаться здесь до конца службы. Но давать задний ход было не к лицу. И через пару дней, собрав вещмешок, вместе с Амуром мы сели на катер, который доставил нас по фарватеру Амударьи в район дислокации мотоманёвренной группы № 1.

Подразделение находилось в горах, контролировало отметку 1534, осуществляло охрану кишлака Мармуль. На первое боевое задание я пошёл в составе группы из 36 человек. Это был удачный поход. «Душманы», узнав о нашем преследовании, поспешили уйти без сражения, оставив в лагере более двухсот стволов огнестрельного оружия, столько же мин.

Я быстро освоился в новом коллективе. При этом стремился проявить себя, доказать, что на меня можно положиться. Ведь в боевом подразделении иначе как «один за всех и все за одного» нельзя.

Во второй или третий выход на задание я взял с собой Амура. Наверное, не случайно, потому что старый пёс не плёлся позади, а бежал впереди меня. Кишлак, к которому мы приближались, оказался с сюрпризом. Амур подорвался на первой растяжке и тем самым, похоже, забрал предназначенную мне смерть…

Ненужный отпуск

— После таких моментов задумываешься о судьбе. Сашка Татаровский был моим земляком. Во время одной из наших вылазок решил рассказать мне анекдот. Я был командиром расчёта АГС­17 (автоматический гранатомёт на станке), прикрывал определённый сектор. Сашка подполз, лёг передо мной: «Мишаня, вспомнил анекдот, сейчас про котов тебе расскажу, описаешься». И давай рассказывать весёлую историю, конечно, не без крепких слов. Смеётся и вдруг на полуслове остановился. Смотрю — кровь как из стакана из­под горла у него льётся.

Саня! А смерть — мгновенная. Пуля прилетела в спину, спереди у него вышла. Она летела низко над землёй. Очевидно, место пристреляно было. И опять — моя это пуля была…

Вынесли Саню к месту посадки борта. Командир говорит: «Тебе, Соляр, на родину ехать, тело сопровождать». Но как в глаза родных его смотреть? Я отказался. Говорю: «Не могу, не нужен мне такой отпуск…»

Много раз впоследствии я в засады ходил в качестве снайпера. Вообще за полтора года службы в мотоманёвренной группе на моём счету около 80 боевых выходов накопилось, более десятка особо жарких операций произошло. Строительная специальность отошла на задний план. Зато с лихвой пришлось освоить воинские. И БТР водить доводилось, и стрелять из разных видов оружия, и штык­нож метать. Это было необходимо не только для выполнения задач, но и просто для выживания. Ведь «духов» не раз видел в лицо.

Цена жизни

— В схватке выбора нет. Когда случались столкновения настолько плотные, что автомат применять было рискованно, так как можно было попасть в товарища, штык­нож — лучший союзник. И ещё — отсутствие страха. В таких передрягах понимаешь: раз тебя судьба выбрала такое пережить, просто бейся за себя, за тех своих ребят, которые рядом.

Навоевался вдоволь. Свою чашу выпил, смог. Ещё не ходил на боевые задания, когда пришлось пройти непростую проверку. Разведка взяла в плен «духа». Начштаба распорядился: «Расстрелять эту сволочь. Соляр, расстрелять!»

…Он стоял над обрывом, смотрел на меня налитыми кровью глазами, а я не мог в него выстрелить. Но враг преподал мне урок бесстрашия. Связанный по рукам, пленный пошёл на меня, готовый растерзать… Не забуду этого никогда, во мне будто щелчок переключился: делать нужно то, что должен, и нет места страху на этой войне...

Я понимал, что обойти стороной те цели и задачи, которые впереди будут поставлены, у меня уже не получится. Поэтому готовился к предстоящим испытаниям по полной программе ещё в «учебке»: в ушах гудело от ежедневной стрельбы на полигоне.

Отслужить и вернуться

— Снайпер — привилегированный боец. В походе за него несут автомат, боеприпасы. 40 килограммов на мне, а на каждом из ребят — в два раза больше. Это закон: снайпер должен иметь больше сил, чтобы выполнить свою работу.

Мне не нравилось, что парни надрываются за меня. Поэтому часто с радостью передавал снайперскую винтовку другим стрелкам, брался за гранатомёт, автомат или пулемёт. Ходил в разведку, переодеваясь в платье местных жителей. Тут, кстати, важно было молчать, потому что один из главных врагов разведчика — акцент его речи. С местными говорили только таджики, узбеки, бывшие в составе разведгрупп.

Кстати, в целом население относилось к русским солдатам вполне дружелюбно. Но только тогда, когда не было предварительно настроено против нас главарями банд. Мы защищали жителей от боевиков, выступавших против установления народной власти. А по факту находились в стране средневекового уровня развития. Думаю, что наша страна несла Афганистану новые технологии, быт, эволюцию.

Как ни удивительно было осознавать, но служба, казавшаяся бесконечной, о которой можно много ещё чего рассказать, к осени 1985 года подошла к концу. Сестра в письмах писала: «Братик, оставайся таким, каким был до армии». Но возможно ли такое?

«Дембель» — сказка, радость немыслимая. Удивительно, но в это время неожиданно вернулся страх: вдруг не долетишь до своей земли. Появились слухи, что «духи» получают ракеты — стингеры. Были случаи, когда сбивали борта с «дембелями». Поверить в скорое возвращение домой было особенно трудно.

Новый путь

— Но это наконец случилось. Я оказался на родине, среди родных. Мирная жизнь казалась невероятной. В ней было легко сорваться психологически, потеряться, не найти себя. Опасность сгинуть угрожала, пожалуй, даже больше, чем на войне. Для меня спасительным стало решение связать дальнейшую жизнь с милицией. Такой совет дали знакомые, которые позвали в Москву. Мне было важно иметь оружие, чувствовать ответственность перед людьми. Это давала служба в органах внутренних дел, направившая меня по верной дороге.

Ни секунды не жалею о таком выборе. С 1986 по 2012 год работал «на земле» — в подразделении патрульно­постовой службы милиции. Горжусь тем, что старался выполнять работу в полной мере, ни разу не подвёл своих коллег. После выхода в отставку судьба всё­таки снова привела меня в тыл — я стал водителем подразделения тылового обеспечения УВД по ЗАО.

Послесловие

Сегодня, награждённый медалями «За отвагу», «За отличие в охране государственной границы» и другими, прапорщик милиции Михаил Соляр продолжает не только работать в должности водителя. При поддержке Совета ветеранов УВД по ЗАО он стремится сохранить правду о той войне, унёсшей тысячи советских солдат, рассказать о ней молодому поколению. Михаил Михайлович частый гость в учебных заведениях, а также в полицейских коллективах. Вместе с супругой Оксаной Анатольевной, кстати, сотрудником полиции, воспитал сына и дочь, растит внуков. Его опыт и заслуги не забыты Отечеством. Михаил Соляр напоминает, что «ни маленькая пенсия или зарплата, ни бытовые неурядицы не сравнимы с теми испытаниями, которые приносит война».

Записал Алексей БЕЛОЗЁРОВ, фото из архива Михаила СОЛЯРА