—Николай Евгеньевич, расскажите, пожалуйста, как и почему вы попали в Афганистан? Был ли вообще тогда выбор?

— Все началось в 86-м. Я любил заниматься спортом, 7 лет посвятил вольной борьбе. И когда стал вопрос о призыве, я захотел попасть именно в ВДВ. Прилагал к этому все силы. Мы с двоюродным братом обратились к комиссару с просьбой направить нас в Учебный центр ВДВ. Конечно, дополнительным преимуществом при распределении послужил тот факт, что мы уже являлись кандидатами в мастера спорта. В итоге попали в Прибалтику, в местечко Гайджюнай, где в то время находилась учебная бригада ВДВ. Там мы прошли еще один этап отбора и были приняты в разведывательную роту. Нас готовили полгода. Нагрузки были большие — не только физические! Мы многое изучали, ведь разведчику было необходимо знать и техническую характеристику войск НАТО, и тактику ведения боевых действий в лесах, болотах, на море, и способы ведения партизанской войны. За занятиями время пролетало очень быстро.

Толчком к решению отправиться в Афганистан послужило следующее событие. Когда мы учились в 10-м классе, в Афганистане погиб наш товарищ Александр Кудашкин, который был старше нас на два года. Сыграли немалую роль и патриотические чувства. Ведь очень многие молодые ребята тогда хотели поехать в Афганистан. Они буквально плакали, когда их не брали.

Конечно, выбор был. Хотя мне и предлагали остаться в сержантском составе в Прибалтике, я не согласился. Мы с братом настаивали: пусть нас готовят именно в Афганистан.

— А как родители отнеслись к вашему решению?

— Они приезжали к нам в Литву. Я скрывал от них куда собрался. Документы начал готовить заранее. Когда попал в Афганистан, первое время не писал им. А потом, конечно, успокаивал, старался их не тревожить. Тогда я еще не понимал, как тяжело, больно и горько им было. Осознание этого пришло с возрастом.

— Николай Евгеньевич, а в чем заключались особенности подготовки к службе в Афганистане?

— За два месяца перед отправкой началась горная подготовка — это ведение разведки, боев на азиатской территории с учетом местных особенностей. Больше внимания стало уделяться изучению подрывного дела, так называемых мин-«сюрпризов», использовавшихся в качестве ловушек. Нас учили, как стрелять, как прикрывать, как устраивать засады. Тренировками руководили офицеры, уже участвовавшие в боях. Когда подготовка завершилась, нас отправили в Среднюю Азию. Первым пунктом на пути нашего следования был Ташкент. Когда мы ступили на трап самолета и оглянулись вокруг, увидели бесконечные алые маковые поля. Это было весной 1987 года. Нам присвоили сержантские звания, дали разведчиков 3-го класса, и теперь мы приближались к следующему пункту назначения — Кабулу.

— Каковы были ваши первые впечатления?

— Вертушки, самолеты, стрельба везде — мы чувствовали себя сначала, как слепые котята. Что незабываемо — загорелые, смуглые, обветренные лица ребят. Мы ведь приехали из Прибалтики. В Баграме нас опять собрали и стали распределять. Мы попали в доблестный отдельный гвардейский краснознаменный ордена Суворова ІІІ степени 345-й парашютно-десантный полк им. 70-летия Ленинского комсомола под командованием Героя Советского Союза подполковника Валерия Александровича Востротина.

Первые бои, в которых я участвовал, были в Алихели, 8 мая. Из нашей роты по гибли сразу 6 человек, двое из них из нашего же призыва — они попали в засаду… В Баграме мы проводили мало времени. Почти всегда были в действии в составе разведывательной группы.

— Вы участвовали в операции «Магистраль», одному из эпизодов которой посвящен фильм Федора Бондарчука «9-я рота». 

— Да, 23 ноября началась операция по деблокированию города Хост. Из Кабула до Хоста шла дорога, контролируемая банд-формированиями (духами, как мы их тогда называли, моджахедами). Отправлять гуманитарные грузы машинами было невозможно — эти караваны сразу же полностью уничтожались. Транспортировку можно было осуществлять только воздушными путями. Два месяца мы были в горах. Новый 1988 год справляли в горах, около 4000 метров над уровнем моря, слушая поздравление Михаила Сергеевича Горбачева. Пили шампанское, сделали торт из кукурузных палочек, сухофруктов и сгущенного молока — сладкого хотелось всегда. Первая операция называлась «Магистраль». Цель — захват перевала и господствующих высот. Наши разведгруппы брали эти высоты, а после нас, соответственно, высаживались 7-я, 8-я, 9-я роты. Самая ожесточенная схватка произошла у высоты 3234 7—8 января с отрядом моджахедов «Черный аист». Мы их видели — в горах воздух разреженный и видимость очень хорошая, но помочь не могли. Потом нас спустили, но было уже поздно. Вытаскивали на носилках убитых, раненых.

— А с местным населением вы поддерживали контакты?

— Афганистан — страна Средневековья: глиняные дома, люди землю пашут на волах. Столица Кабул не намного отличается от провинций — забытый Богом уголок, где могут овец или коз на балконах держать. Промышленности своей нет, все основывалось на дотациях. В каждом полку были офицеры-политработники, чья задача заключалась в том, чтобы поддерживать контакт с населением, чтобы не допустить обстрела, нападения на наши подразделения в местах дислокации. Были так называемые «духовские» зоны и «комсомольские» зоны. Последние — это те, что шли на контакт. В ответ наша Советская власть им оказывала гуманитарную помощь: мука, сахар, соль, мыло, топливо. Они, в свою очередь, объявляли мораторий на содействие бандформированиям. Конечно, душманы боялись, понимали, что в случае вылазок, будет масса жертв, много уничтоженных кишлаков — тогда мы уже работали методом выжженной земли. Так и при выводе войск был принят ряд мер, чтобы исключить возможность обстрела душманами.

— Николай Евгеньевич, какие настроения царили в армии, когда стало известно решение о выводе войск?

— Мы ждали этого. Солдаты устали. Многие стали прозревать. Во-первых, за время, проведенное в Афганистане, мы возмужали. Во-вторых, хотя определенная цензура и была, мы понимали, к чему все идет и что дело обстоит не совсем так, как мы это представляли себе изначально… Как солдаты мы честно исполнили свой долг, не посрамили свою честь. Дело солдата — выполнять приказ. Мы, выполнив свою задачу, выводились 11 февраля. Основные силы 15-го. Я вернулся домой 18 февраля

1989 года. Поступил на заочное отделение юридического факультета Мордовского государственного университета и одновременно начал службу в милиции.

Я по-прежнему убежден, что плохой мир лучше хорошей войны, и ни одна гибель солдата не может быть оправдана сугубо политическими ценностями. Чем для меня был Афганистан? Я не хотел испытать себя, нет. В себе я был уверен. Я ведь вырос в деревне. И сено косил, и землю, как говорится, пахал, и на охоту ходил — именно это заложили родители в основу моего воспитания.

Там я узнал, что такое потеря молодых, близких друзей. И все, что происходило в зоне боевых действий, вся атмосфера послужила определенным фильтром для наших душ: мы узнавали сильные и слабые стороны своих товарищей. Так укреплялись узы дружбы.

— Николай Евгеньевич, наверняка у вас в полку было много ребят из союзных республик. Поддерживаете ли с ними связь?

— Да, конечно. В основном это были молодые люди из Украины и Белоруссии. Каждый год мы встречаемся 11 февраля — в день вывода из Афганистана именно нашего 345-го полка. Разговариваем, фотографируемся. После этого едем в Царицино — там находится Союз ветеранов Афганистана, памятник воинам-десантникам. В этом году приедет очень много людей. Самые близкие друзья — Женя Котельников, президент Ассоциации тайского бокса Белоруссии, подготовил 15 чемпионов мира. И Толя Половко, кстати, полковник МВД Украины. Были ребята из Таджикистана — они служили переводчиками с дари.

— Какие организации сейчас оказывают наибольшую поддержку ветеранам?

— Ветеранов Афганистана курирует «Российский союз ветеранов Афганистана». Существует также организация «Боевое братство». Ее возглавляет Герой Советского Союза Валерий Александрович Востротин, бывший командир нашего 345-го отдельного гвардейского парашютно-десантного полка, депутат Государственной думы, член фракции «Единая Россия». Основная задача этой организации — всесторонняя реабилитация ветеранов военных конфликтов, в которых участвовала наша страна. Как говорят врачи, существует так называемый «послеафганский синдром». Конечно, речь идет о том состоянии психики, в которое может впасть человек, переживший любые боевые действия. Например, в Америке для ветеранов Вьетнама разработана определенная система реабилитации, которая длится полгода. Им оказывается психологическая помощь. У нас это, к сожалению, широкого распространения не получило. Отчасти, наверное, сказался недостаток кадров. Ведь профессия психолога лишь в середине 90-х стала популярной в России. Помощь оказывается также семьям погибших, в основном из средств коммерческих организаций.

— Но все-таки государство оказывает какую-то систематическую поддержку?

— Определенные меры, конечно, принимаются. После монетизации льгот ежемесячно выделяются средства в размере 1200—1300 рублей. В деревнях, селах, где заработная плата порядка 3000—

4000 рублей, конечно, эта сумма может служить подспорьем. Я пришел к выводу, что прежде всего нужно работать самому. Трудиться, не падать духом, стараться вести здоровый образ жизни, не бояться начинать с малого и держаться своих боевых товарищей.