Идти до конца Карьерой учёного и практика, всем тем, что случилось в моей жизни хорошего, я, без преувеличения, обязан удивительной женщине, педагогу от Бога, бескорыстному, болеющему за Отечество человеку — Нинели Фёдоровне Кузнецовой.

Она до конца жизни оставалась моим учителем.

Первые впечатления

Начало 1970-х годов. Я — студент вечернего отделения юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

Семинары по криминологии в нашей группе вела профессор Нинель Фёдоровна Кузнецова. Ей было чуть более 40 лет: копной — белокурые волосы, хорошо сложённая фигура, быстрая походка и движения, резковатый с хрипотцой голос, лёгкий прищур внимательных глаз — указывали на личность волевую и энергичную. Все наши попытки подобрать к ней ключ, говоря проще, пошутить или перевести тему занятий на отвлечённые вопросы (вечерники часто приходили неподготовленными) тут же пресекались. Однако студенты, многим из которых было далеко за тридцать, народ изобретательный и не лишённый знаний жизненной психологии. Мы быстро разглядели в преподавателе интерес к практике борьбы с преступностью. Поэтому каждый раз, рисуя какие-нибудь жуткие картины убийств, разбоев или появление новых способов преступлений, старались перевести это в плоскость причин. Мол, почему такое возможно при строительстве социализма и как можно объяснить эти ужасы пережитками прошлого в сознании людей. (Об истинных причинах тогда говорили осторожно).

Эту нехитрую тактику Кузнецова разгадала быстро и ответы на вопросы «почему» возложила на нас самих. Незаметно семинар превращался в жаркую дискуссию.

Помню, однажды кто-то стал отстаивать идеалистическую точку зрения на взятку, позаимствованную в партийных документах. Мол, это не свойственно советскому чиновнику, который не берёт денег в силу своих коммунистических убеждений. Студент хитрил: опровергать сказанное — значит идти против официальной идеологии. В аудитории захихикали, волной прошёл легкий шумок — срезал! Но не тут-то было. Нинель Фёдоровна разрешила спор по-научному и весьма специфично. Она тут же организовала экспресс-исследование. Нам было предложено ответить на два вопроса – все ли имеют возможность брать взятки, и если да, то почему не берём. Оказалось, что такую возможность имели все. Но это понятно, каждый занимал какую-нибудь должность. А вот ответы на «почему не берём» нас самих озадачили. Всё оказалось куда проще, чем написано в книгах. Почти тридцать человек, имеющих такую возможность, элементарно боялись. Боялись потерять должность, сесть в тюрьму, опозорить своё имя, семью, родителей и т.д. Про коммунистические убеждения скромно промолчали.

Нинель Фёдоровна тогда рассмеялась и произнесла:

— Знаете ребята, один очень известный юрист говорил, что страх порождает уважение к закону. И вы это подтвердили. Но это не совсем так. Вы говорили о своих ощущениях на бытовом уровне, страх же, в который вы вкладывали и моральные факторы, связан с воспитанием на определённых ценностях. Это важно помнить.

С тех пор прошло 40 лет, и споры о проблеме теперь уже тотального взяточничества идут не только в аудиториях, но и во всём обществе. Выводы тогда оказались пророческими. Сегодня нет страха перед законом, обществом, и коррупция, по официальным документам, стала угрозой национальной
безопасности.

…Семинары мы старались не пропускать. Нам было интересно, узнавали много нового, о чём не было принято писать. Например, объяснять причины роста насильственных и корыстных преступлений, увеличения доли бродяг, безработных, распространения наркомании одними пережитками прошлого было уже невозможно. Мы понимали, что повальное пьянство в стране пережитком не назовёшь, если в 1903 году на душу населения по данным А.Ф. Кони приходилось по 0,5 спиртного (40-градусной водки), а при развитом социализме — до 20 литров. Тут, видно, какие-то иные причины должны быть. Или два миллиона мелких хищений с заводов и фабрик Родины. Отчего?

Нинель Фёдоровна относилась к немногим криминологам, считавшим, что в Советском государстве при распределительной экономике есть свои специфические причины преступности. Однако их обозначение так или иначе связывалось с ролью Коммунистической партии и властью. Это, разумеется, не приветствовалось. За такие научные умозаключения можно было поплатиться. На Н.Ф. Кузнецову неоднократно писали доносы. В один из них попал и я, делавший доклад о причинах совершения краж. Меня об этом предупредил мой непосредственный начальник — профессор И.И. Карпец, большой друг Нинели Фёдоровны. Бумага с просьбой провести воспитательную работу со мной пришла из КГБ СССР. Нинель Фёдоровна тогда очень возмутилась и провела собственное расследование по выявлению «крота». Им оказался лаборант кафедры криминалистики, числившийся в действующем резерве спецслужб.

Однажды на лекции я услышал, что в СССР ликвидирована профессиональная преступность. Что это такое, лектор не сказал, отметил лишь, что профессионалы часто не работают и ловко воруют.

На семинаре о корыстных преступлениях я выразил сомнение в том, что такой вид преступности ликвидирован. Нинель Фёдоровна живо заинтересовалась и попросила рассказать, что я имею в виду. Поскольку я работал в конвойном полку милиции, то весьма живо обрисовал карманных и квартирных воров, разбойников и мошенников, многие из которых тоже нигде не работали и квалифицированно совершали преступления. Выслушав, Кузнецова сказал, что вообще-то коренных причин профессиональной преступности в стране нет. Однако есть точка зрения (кстати, её и проф. И.И. Карпеца), что она сохранилась в виде рудиментов. Затем она посетовала на засекреченность уголовной статистики. После семинара Нинель Фёдоровна попросила меня задержаться и предложила вступить в её научный кружок.

Попробуем поколебать

 

В научный кружок по криминологии входили студенты дневного отделения. Из вечерников был я один. Кружковцы не только обсуждали доклады, но и проводили научные исследования, публиковали статьи, издавали даже книги, используя возможности университетского ротопринта. Под редакцией Кузнецовой они подготовили очень интересное сравнительное исследование преступности в городе Москве 1923—1968 годов. Мне тоже было предложено сделать доклад на тему профессиональной преступности. А за исходный материал порекомендовали взять указанное исследование.

Как я готовился, как понимал проблему и как потом доказывал свою правоту, вспоминать сегодня, с высоты прожитых лет, даже как-то неудобно. Зациклившись на словах лектора «не работают и ловко воруют», я решил, что тех знаний, которые у меня уже есть, вполне достаточно, чтобы раскрыть полноту вопроса.

Я добросовестно перечислил все способы совершения карманных и квартирных краж, добавил к этому мошенников-кукольников и басманщиков (ну просто артисты в своём деле!), выписал жаргон и татуировки. Получилось, с моей точки зрения, очень интересно. Ведь об этом нигде не сообщалось и не говорилось на лекциях. Тут уж явная новизна! Нинели Фёдоровне тезисы не показал, чего ради отрывать преподавателя от дел по какому-то сообщению.

На доклад под броской вывеской: «Профессиональная преступность в СССР» (куда только смотрела агентура КГБ?) народу собралось много, пришли послушать и некоторые профессора. Убедительно перечислив все категории преступников с обильным использованием жаргонных выражений, я застыл в ожидании вопросов. Студенты действительно были шокированы – откуда такое средневековье взялось? Профессорский же состав проявил неподдельный интерес и засыпал меня вопросами: в чём заключается специфическая причина профессиональной преступности, каков её специальный рецидив, процент не работающих, сумма криминального дохода, количество профессиональных преступников, отличие рецидивиста от профессионала, и наконец, профессионала от непрофессионала. Был задан вопрос и о дефиниции явления. Я тогда не был готов к подобному повороту событий, но что-то отвечал. Затем пошла жаркая дискуссия среди самих профессоров. Из неё я запомнил, что Нинель Фёдоровна уже не довольствуется рудиментами профессиональной преступности, что студент хоть и смело взялся за эту проблему, но ещё больше её запутал, и вообще ни к чему говорить о том, чего давно уже нет…

Я был страшно недоволен собой и, конечно, профессорами. Особенно меня обидел вопрос касательно дефиниции (я тогда ещё не знал, что это за слово такое — дефиниция) и всевозможных признаков личности и явления. (На все эти и другие вопросы я дал ответ лишь черед 20 лет в книге «Профессиональная преступность. Прошлое и современность». Она вышла в 1990 году в издательстве «Юридическая литература».)

Несмотря на мой расстроенный вид, Нинель Фёдоровна подошла ко мне и весёлым голосом поддержала: «Ну что, поздравляю тебя! Твоя тема в стенах этого института ещё не звучала. Если намерен её продолжать, то набросай план, я его посмотрю, посиди в архивах. Нужно чётко дать определение профессионального преступника, самой преступности, как совокупности преступлений, ну и, разумеется, найти специфическую причину. А для начала готовь материал на конкурс студенческих работ. Попробуем поколебать официальную точку зрения. Одними рудиментами, да атавизмами многого уже не объяснишь».

 

Я дойду
до генерального прокурора

 

Под руководством Кузнецовой я подготовил научную работу на конкурс. В ней уже речь шла не только о карманных кражах. Пришлось изучить 300 карточных мошенников (шулеров), состоявших на учёте в нашем 115-м отделении (аэропорт Внуково). Разумеется, учёл все высказанные на кружке замечания. Работа заняла первое место.

…Подходил шестой курс, Нинель Фёдоровна поинтересовалась, на какую тему я стану писать дипломную работу. Услышав, что меня интересует необходимая оборона, она возразила: «Я думаю, нужно вернуться к шулерству. Видишь, как с нашей лёгкой руки пошил уголовные дела. (Кафедра консультировала следователей и сыщиков ГУВД Москвы по делу Кантария, Борисова и других. — Прим. авт.) К тому же эта среда выходит за рамки профессиональной преступности. Там уже — организованной попахивает. Посмотри американского социолога Колдуэлла и ты найдёшь минимум шесть признаков организованной преступности из выдвинутых им двенадцати. Соглашайся, я помогу, нельзя оставлять эту тему».

Я согласился. Вскоре произошёл случай, который привязал меня к Нинели Фёдоровне на всю жизнь. Она оказалась не только учёным, но и бойцом, защитником.

Летом 1973 года, спасая жизнь студента Володи Маркова, мне пришлось застрелить льва по кличке Кинг, жившего в бакинской семье Берберовых (приехали на съёмки фильма «Итальянцы в России»).

История эта страшная, трагическая: лев в школьном саду напал на человека и сильно его покусал. Дело приняло публичную огласку, как его ни скрывали хозяева льва. Мнения разделились: центральная печать через знакомых Берберовым писателей восхваляла животное, выдавала его за сторожа школьного сада, а потерпевшего, при большой потере крови и шоке первой степени (таков был диагноз), называла вором, меня же — трусливым убийцей, не разобравшимся в «игре» льва с мальчиком. Широко известная дрессировщица львов Бугримова выступила на нашей стороне. В дело вмешались председатель Госплана Байбаков и министр внутренних дел СССР Щёлоков. Прошёл слух, что против милиционера возбудили уголовное дело (дело возбуждалось по факту) и хотят уволить. Мне позвонила Нинель Фёдоровна Кузнецова, попросила приехать и рассказать, как всё было. Приезжаю, рассказываю во всех деталях. Выслушав, она воскликнула: «Да тут чистая необходимая оборона! А ты хотел писать диплом. Пожалуй, тебе не следует присутствовать на конференции, справлюсь сама».

— На какой конференции? — не понял я, уставший к этому времени от допросов и расспросов.

— Да хочу, чтобы студенты обсудили твой поступок и вынесли вердикт по поводу случившегося. Студенты — большая сила, с ней будут считаться! Я дойду до генерального прокурора, если они посмеют тебя тронуть.

 

Надо идти до конца

 

Защита диплома прошла блестяще. Нинель Фёдоровна поинтересовалась, не хочу ли я продолжить научную деятельность. Я ответил, что нет, передохну годок и поступлю на третий курс психологического факультета, поскольку мне очень нравится этот предмет.

— Да ты и так психолог, — воскликнула она. — Изучал судебную психологию и психиатрию, а этого достаточно для работы криминалиста. Я же тебе предлагаю поступить в аспирантуру и серьёзно заняться криминологией по линии профессиональной и организованной преступности. У тебя хорошая практика, много уже сделано. Тема эта очень перспективна, поверь мне, не отказывайся. Я помогу. И потом — если пошёл, то
надо идти до конца.

Было заманчиво. Но одно дело — студенческие работы, другое — диссертация. Это уже официоз. Между тем официальная точка зрения, причём идеологическая (считай — политическая) заключалась в отрицании этих видов преступности в Советском государстве. Не то что бы я боялся, нет, но я видел, как в МВД сопротивлялись любым не привычным для советского уха словам и терминам. Однажды за слово «латентность», вставленное мною в доклад руководителя, мне сделали такой нагоняй, что я забыл, что оно обозначает. Попытка использовать термин «виктимологические причины краж у представителей зарубежных государств» привела министра внутренних дел Щёлокова в ярость. И если бы не полковник болгарской милиции, то вряд ли бы я удержался в уголовном розыске.

— Зря боишься, — убедительно сказала Кузнецова, — ты же работаешь в Управлении уголовного розыска, которым руководит профессор Карпец, а он, кстати, стоит на нашей точке зрения.

Так с лёгкой руки Нинели Фёдоровны я стал аспирантом-заочником кафедры уголовного права МГУ. По её предложению, для студентов старших курсов была введена специализация «Профилактика преступности», которую, по её же рекомендации, я вёл два года. Раз в стране взят курс на профилактику преступлений, а в органах внутренних дел созданы специальные подразделения, значит, по мнению Кузнецовой, студенты должны об этом знать и быть готовыми включиться в жизнь сразу же после окончания вуза.

Нинель Фёдоровна не оставляла ни одного значимого для нравственности события. Помню, вышел фильм Василия Шукшина «Калина красная». Она тут же организует его обсуждение. Или однажды в какой-то газете появилась статья о том, что в нашем обществе женщин больше, чем мужчин, и эти женщины страдают от недостатка мужской ласки. Поэтому, как считал автор, надо жёнам подвинуться и уступить место женщинам-одиночкам. Это так возмутило Нинель Фёдоровну, что она ту же организовала конференцию по обсуждению этой статьи, призывающей, по её мнению, к проституции. Автору тогда здорово врезали и уличили его в подтасовке цифр. Оказалось, что в общее количество несчастных женщин он включил вдов чуть ли ни со времён Первой мировой войны.

…Когда я работал над докторской диссертацией или над книгой, я нередко консультировался с профессором Кузнецовой. Она по-прежнему оставалась для меня авторитетом и учителем. Даже когда я был в должности начальника 6-го Главного управления МВД по борьбе с организованной преступностью, не считал зазорным приезжать к ней и советоваться по вопросам применения тех или иных норм уголовного права. Ведь привлечь авторитетов и воров в законе, а также крупных должностных лиц к уголовной ответственности было нелегко. Тогда не существовало специальных статей об ответственности за создание преступных организаций и пособничества в этом. А по бандитизму вообще боялись квалифицировать опять же по старой причине — оказывается, бандитизм-то ликвидирован ещё в 1950-е годы.

 

Я бы приползла

 

В последние годы жизни Нинель Фёдоровна занималась темой «беловоротничковой» преступности, видя в этом главную опасность для государства. Она иногда звонила, просила подобрать ей некоторые материалы и при этом неизменно задавала вопросы.

— Ну когда же вы примете законы о противодействии отмыванию денежных средств, неужели не видите, как деньги утекают в офшорные зоны…

Или:

— Закон о борьбе с коррупцией когда примете? Ну сколько можно болтать, уже 20 лет ведём о нём разговоры!

Никакие объяснения причин непринятия этих и других законов её не устраивали. Обычно она досадно, с хрипотцой говорила: «Вы же дума! Неужели не можете? Не поверю, чтобы вам не давали!».

Однажды я получил добро на разработку законопроекта о конфискации имущества как дополнительной меры наказания и стал собирать учёных для этих целей. Позвонил Нинели Фёдоровне, извинился, попросил поучаствовать. К этому времени со здоровьем у неё было не всё хорошо. Я предложил ей служебную автомашину, она поблагодарила и сказала: «Если бы знать, что вы этот закон примете, я приползла бы, не то, что приехала. Но ведь не примете, не позволят!».

Около года шла работа над законопроектом. Не было случая, чтобы Нинель Фёдоровна пропустила по тем или иным причинам заседание авторского коллектива. Она много сделала и для концепции проекта этого закона, и для его содержания. Законопроект был разработан на основе положений международного права, но не дошёл даже до первого чтения. Расставаться с тем, что было накоплено «непосильным трудом», чиновники не хотели. (Правда, Кузнецова так и говорила: «Да разве они захотят!?») Прогноз Нинели Фёдоровны Кузнецовой, хорошо знавшей жизнь, и тут сработал.

Для честных людей остаётся одно — идти до конца, как она и завещала!

 

Фото из личного архива А. ГУРОВА
и из сети Интернет