85! Столько лет исполнилось заместителю руководителя Совета ветеранов штаба московской полиции полковнику милиции в отставке, заслуженному работнику МВД СССР Алексею Дубовицкому. Из них он более 40 прослужил в рядах сотрудников столичного главка и, кстати, не получил за всё это время ни одного взыскания. Наш корреспондент встретился с Алексеем Петровичем и попросил его ответить на некоторые вопросы.

— Итак, Алексей Петрович, в конце 1955 года вы были приняты постовым в 86-е отделение милиции — так началась ваша служба в столичном УВД. А что было до этого?

— Рождение. Я появился на свет 21 сентября 1932 года в небольшой тамбовской деревне. Родители мои работали в колхозе. Помню, как отец (его звали Пётр Григорьевич) принёс букварь, сказал, что осенью пойду в школу. Помню, как началась война, и папа пошёл на фронт. В 1943 году мы получили на него похоронку — он погиб 19 июля в жестоких боях под Смоленском и захоронен в братской могиле.

Фото 1978 г.

Мама осталась одна с шестью детьми. Замечу, что большое количество детей — это традиция нашей семьи. Мой папа, к примеру, был одним из десяти детей. Кстати, моей бабушке Марии Григорьевне в 1944 году «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин в Кремле вручил орден «Мать-героиня».

От голодной смерти нас спасал огород, благо он был немалым, сорок соток, и мы с него кормились. Хотя и работали немилосердно. Был у нас сад, много кустов смородины. Когда она созревала, мы всей семьёй собирали её, перебирали, а потом мама несла на базар продавать. На вырученные ею копейки нам справлялись обновы — чтобы мы могли ходить в школу. Я окончил семь классов в родной деревне и очень хотел учиться дальше. Мама — как нам ни было трудно — поддержала это моё желание. Стал ходить в соседнюю деревню, там имелась десятилетка. Осенью и зимой жил в интернате.

Но я так и не успел окончить школу — призвали в армию. Служил в Центральной группе войск. Тогда она располагалась в Австрии. Наша часть, групповой полк связи, стояла в небольшом городке Бадене. Населённых пунктов в Европе с таким названием много. Но этот Баден стоит рядом с Веной и соединён с ней трамвайной линией, тут расположены австрийские курорты.

После трёх лет службы по призыву я подписал контракт ещё на два года. Но тут в Вену прибыл первый заместитель председателя Совета министров СССР, занимавший тогда ещё и пост министра иностранных дел, Вячеслав Молотов (наш полк участвовал в его охране). Он подписал договор о выводе советских воинских частей. Вот тогда у меня появился вопрос: что делать дальше. Мне хотелось жить в Москве, тут имелись близкие родственники. В столицу СССР тогда можно было попасть двумя способами: идти работать на стройку или служить в милицию. Поскольку у меня уже был немалый опыт воинской службы и звание старшего сержанта, я написал заявление в милицию.

Так в 1955 году я оказался в 86-м отделении милиции, которое размещалось на улице Зои Космодемьянской. Первый мой пост находился на улице Вокзальной, в тихом и спокойном месте.

— Но вы в этом «тёплом» месте не засиделись.

— Я хотел учиться и поступил в вечернюю школу. Тогда она называлась школой рабочей молодёжи, сокращенно ШРМ, остряки величали нас «шаромыжниками». Словом этим называют любителей поживиться за чужой счёт, происходит оно, вероятно, от французского обращения cher ami, то есть «дорогой друг» (когда-то попавшие в плен солдаты Наполеона ходили по Руси и так просили кусок хлеба), но мы-то никакой дармовщины не имели, наоборот: и служили и учились.

Потом я был направлен на учёбу в специальную школу милиции МВД СССР. С учётом армейской закалки меня назначили командиром взвода. Образование школа давала среднее специальное, а высшее я получил позже, окончив Всесоюзный юридический институт в 1977 году.

— Куда же вас распределили после школы милиции?

— Я вернулся в УВД родного Тимирязевского района. Работал в отделе по борьбе с хищениями социалистической собственности. Через пять лет в звании капитана милиции я был назначен замполитом 64-го отделения милиции, через три года предложили его возглавить. И на этой должности я проработал пять лет.

— Алексей Петрович, а чем выделялось 64-е отделение милиции среди других?

— Особенности были, и очень заметные. Главное — на его территории размещалась знаменитая «Петровка», наш главк. Начальство было, как говорится, прямо под боком, поэтому нас проверяли чаще других. В те годы сюда приезжало много бывших заключённых, отсидевших свой срок. После тюрьмы им запрещалось жить в Москве, отправляли их на так называемый «сто первый километр». Они же в большом количестве ехали на Петровку, 38, и просили разрешения вернуться в столицу. Там ими особо никто не интересовался, всех сажали в машину и отправляли в ближайшее, то есть наше, 64-е отделение милиции — дескать, разбирайтесь там с ними. Какой был разбор? Ещё раз напоминали этим людям решение суда, брали подписку о выезде из города в 72 часа, отправляли из Москвы. Мороки с ними было много.

Кроме того, в 64-м отделении — одном из немногих тогда — был, говоря современным языком, изолятор временного содержания. Ранее это помещение называлось «камера предварительного заключения» (КПЗ), уголовники на своём жаргоне говорили «каталажка, кутузка». Так вот, сюда свозили задержанных из пяти отделений, в которых КПЗ не было. Всех задержанных надо было кормить три раза в день, а зимой и обогревать. В 64-м отделении не было центрального отопления, у нас имелась своя котельная. Для неё привозили уголь. Как сейчас вижу истопника, который приходил и жаловался: не уголь, а одна пыль. И действительно, пыль эта горела, но не грела. Задержанные встречали криками: «Начальник, замерзаем!» Приходилось посылать истопника в ближайшие Селезнёвские бани — просить у тамошнего начальства помощи в виде хорошего угля. И оттуда нам, видимо, помня известную русскую пословицу про суму и про тюрьму, подбрасывали качественного уголька.

Несмотря на все эти сложности, удалось вывести коллектив на хороший уровень. Старания были замечены: мне предложили должность освобождённого партийного секретаря Свердловского районного управления внутренних дел — так сказать, уже номенклатура. На учёте, вместе с пенсионерами, состояли около двухсот членов партии. В мои обязанности входили организация приёма в члены КПСС, контроль за проведением партийных собраний, рассмотрение персональных дел коммунистов. Честно скажу, не совсем это была моя работа, и когда мне в 1978 году предложили перейти заместителем начальника организационно-инспекторского отдела, я с радостью согласился.

— В штабе вы проработали свыше 17 лет, сделали карьеру: стали начальником отдела, а потом и заместителем начальника штаба главка — если можно так сказать, «главным проверяющим». Скажите, что представляет собой инспекция в структуре столичных органов правопорядка?

— Инспекция — это главный контрольный орган главка. По итогам инспектирования проводится анализ оперативно-служебной деятельности проверяемых подразделений, и на этой основе руководство главка принимает конкретные управленческие решения и делает прогноз на будущее. Поэтому инспекция, я бы сказал, это вечная структура.

— Кого вы проверяли?

— Районные управления внутренних дел, различные службы и даже тюрьмы. Помню, как-то раз инспектировали Бутырку, после чего наш сотрудник майор милиции Александр Семенов был назначен начальником следственного изолятора.

Проверки были двух видов: плановые и неплановые. Где-то случилось чрезвычайное происшествие — мы сразу туда, ищем причины.

— Например?

— Когда я был начальником 64-го отделения, на посту у Театра имени Ленинского Комсомола (сейчас «Ленком») застрелился милиционер, в советские времена это было огромное ЧП. Потом нашли его посмертное письмо — парень покончил с собой из-за неудавшейся личной жизни, разлюбила его девушка. Мою работу инспекция по личному составу проверяла целую неделю. Но обошлось без взыскания.

Но и когда проводились плановые проверки, то в первую очередь ехали туда, где была невысокая раскрываемость, проблемы с дисциплиной.

Обычно проверку возглавлял один из заместителей начальника главка. Если во главе бригады стоял генерал-майор внутренней службы Григорий Васильевич Сорочкин, выпускник Военной академии имени М.В. Фрунзе, девять лет являвшийся начальником штаба дивизии внутренних войск, то по своей строевой привычке обязательно поднимал отдел по тревоге — прибывали все на рассвете и с «тревожными чемоданами».

Формировалась проверочная бригада, в неё входили представители всех служб. Набиралось человек двадцать. Они проходили подробный инструктаж. Потом выезжали на место проверки, их представляли руководству проверяемого отдела. Проверка длилась обычно десять дней. Внимательно проверялись результаты, изучались приказы, документы. Начиналась подготовка заключительного документа: представитель каждой службы писал свою справку, на основе которой обычно я сам составлял заключительный документ. Вначале эта справка была страниц на двадцать, но бывший в ту пору начальником Главного управления внутренних дел Московского горисполкома Василий Петрович Трушин потребовал сократить документ вдвое.

В зависимости от состояния дел итоги проверки рассматривались или начальником главка, или, если недостатков было много, коллегией. Тут надо сделать такое дополнение: тогда в Москве имелись «сильные» РУВД — такие, например, как Ленинское, Ворошиловское; но были и «тяжёлые» — Куйбышевское, Кировское, Волгоградское и другие. Вот с «тяжёлыми», как правило, разбирались на коллегии. Обычно разговор вёлся очень жёстко, принципиально, строго критично и, надо отдать должное, самокритично. Иногда по результатам такого «разбора полётов» руководителей наказывали и понижали в должности.

Но это было ещё не всё. Составлялся план устранения выявленных недостатков, и через год комиссия — уже под моим началом и в меньшем составе — проверяла, как он выполнен.

Москва тогда была поделена на тридцать районов и включала в себя город Зеленоград. Проверять было кого — вертелись мы днём и ночью.

— Алексей Петрович, хорошая всё-таки у вас была должность — проверяющий, многие её бы хотели занять. Но эти проверки — это  своего рода «византийство». У вас были какие-то свои принципы в этой работе?

— Конечно, были. Первый — я бы его назвал «борьба с фотографией». На подведении итогов одной из первых моих проверок присутствовал первый заместитель министра внутренних дел генерал-полковник Юрий Михайлович Чурбанов. О нём сейчас разное пишут, в частности, что, дескать, добряк был, но на самом деле он имел тяжелую руку. У него была привычка: при обнаружении недостатков сразу (без каких-то там дополнительных проверок) снимать руководителя и на его место ставить заместителя. Я делал доклад, и сам понимал его недостатки — мало в нём было аналитики. Он остановил меня и спросил, давно ли я в должности. Ему ответили — шесть месяцев. Тогда он обратился ко мне: «Товарищ полковник, кончай ты фотографией заниматься, думай, анализируй». И это было для меня большим уроком — старался делать документы глубокими и интересными.

Второй принцип — это полное и честное информирование руководителя проверяемого подразделения обо всех обнаруженных недостатках, какими бы они неприятными ни были. Согласитесь, что если бы я о чём-то умолчал, а потом эта информация вылезла в ходе обсуждения, то мне самому было бы несдобровать, а начальника сразу уволили бы. Поэтому служили без всякого там «византийства».

Впрочем, случались и такие, например, ситуации. Мы как-то проверяли ГАИ Москвы, причём совместно с нами работали и представители МВД. Нашли много недостатков, и было рекомендовано (в первую очередь представителями МВД) снять с должности тогдашнего начальника Госавтоинспекции генерал-майора милиции Владимира Иосифовича Панкратова. Но начальник главка генерал-лейтенант Пётр Степанович Богданов с результатами инспекции не согласился, отстоял Панкратова. А потом судьба так повернулась, что Владимир Иосифович возглавил главк и можно было понять, как непросто приходилось тому заместителю, который делал проверку. Но надо отметить, что оба генерала сумели переступить через тот случай и отношения свои строили уважительно и корректно.

Я должен сказать, что моим учителем во всех этих инспекторских делах был начальник штаба главка полковник милиции Владислав Кузьмич Шальков. Он по жизни на пять лет моложе меня, но в штабной службе ему не было равных — большой эрудит. Он умел готовить приказы начальника главка и решения коллегии такого качества, что их называли «чеканные документы»: идеальные формулировки, тщательная увязка с оперативной обстановкой, взвешенные кадровые решения. Я уверен, что если бы сейчас обобщить его опыт, то мог бы получиться отличный учебник для начальников штабов подразделений современной полиции.

Вопросы задавал Владимир ГАЛАЙКО, фото из личного архива Алексея ДУБОВИЦКОГО