(Продолжение. Начало в №№ 5–7, 9—14.)

Ленинград, 1942 г.

«Милая Клавочка! День 8 сентября останется памятным на всю жизнь — в 7 часов вечера началась первая настоящая бомбёжка Ленинграда — бомбы попали в Бадаевские склады; все небо было озарено пламенем… Я в ночь с 8 на 9 сентября дежурила как боец противопожарного отделения в нашем филиале на Моховой улице. Ночью налетели немецкие самолёты. О, это ощущение полной беспомощности (и безнадежности!). Налёт был огромный; самолёты, не переставая, жужжали над самой головой.

Когда я наутро шла домой с дежурства, то почти весь мой путь был усыпан пеплом и стабилизаторами зажигательных бомб. Жили как в каком-то чаду. Днём летали самолёты-разведчики, ночью начиналась свистопляска. Какое это было страшное время, Клава!

На оборонные работы мы всегда ездили вместе и во время опасности форменным образом поддерживали друг друга своими телами. В самое тяжёлое время мы делились каждым куском, каждой крошкой хлеба. Я не знаю, откуда было столько выдержки, но если случалось нам быть не вместе на работе, то каждая из нас считала своим долгом принести с трудоповинности весь свой паёк нетронутым (на трассе мы получали хлеба побольше, чем в городе) и только вечером ели его вместе с тётей Ксеничкой, разделив на равные части.
А голод в это время рвал на части пустой желудок, в голове шумело и всё тело ныло от тяжёлой физической работы.

Я чувствовала себя все слабее и слабее. Дров не было, и мы с Раей постепенно раскалывали мебель. Тётя Ксеничка, опухшая, грязная, вся в нарывах, еле передвигая распухшими ногами, сидела у буржуйки и варила единственное блюдо на целый день — жидкий суп. Иногда по вечерам, когда мы с Раей вырывались из Штаба домой, мы ели его все вместе под свист бомб, при свете коптилки».

Геннадий ТОМИН, полковник милиции

(Продолжение следует.)