Начало войны застало Николая Прохоровича Юрьева в селе Средние Орлы, Целинского района Ростовской области. Три месяца он находился на оккупированной территории. После освобождения от немецких захватчиков через село проходили части Красной Армии, которые гнали фашистов от Сталинграда. По стечению обстоятельств, в одной из частей служил его отец, которому удалось забежать домой, чтобы проведать родных.
— Отец хотел взять меня с собой, но мать не пустила, — рассказывает Николай Прохорович. — А через несколько дней семерым жителям села, которые были призывного возраста, пришли повестки. Среди этих ребят был и я.
На долгие сборы и проводы времени не было — 31 числа пришли повестки, а на другой день Николай Прохорович вместе с односельчанами ушел на фронт. Война для красноармейца Юрьева началась в пехоте, через несколько месяцев ему предложили перейти в разведку. Он согласился и до самого окончания войны добывал ценную информацию.
— Сведения о противнике наши разведчики получали в основном от «языков», а также в ходе скрытного наблюдения за перемещением войск в тылу противника, — вспоминает ветеран. — Разведгруппы делились на тройки, в поиск обычно уходили 6—7 человек. У разведчиков была своя тактика: один берет «языка», двое его страхуют, а остальные прикрывают с флангов и тыла. Немцы тоже воевать умели. иногда они специально пропускали наших разведчиков в свой тыл, потом окружали и вступали в бой. Поэтому в тылу противника мы всегда были настороже. Иногда приходилось прикрывать отход своих товарищей.
Однажды ранили нашего разведчика Петра Ефстифеева, его выносил на себе Хазраткул Файзиев. Уже близилось утро. С дороги доносился шум машин — к немцам прибыло подкрепление. Стрельба стихла, фашисты методично прочесывали окрестности. Мы тогда захватили двух гитлеровцев, и их надо было срочно доставить к нашим. Я остался прикрывать Файзиева, который нес раненого. Немцы подходили все ближе, с двух сторон. А потом начали стрелять. Друг в друга. Просто в предрассветных сумерках одни приняли других за советских разведчиков. Пока они разобрались, в чем дело, — мы уже далеко были…
Дивизия, в которой служил Николай Прохорович, освободила Таганрог. Под Таганрогом стояли полгода, собирали силы. А потом погнали фашистов вдоль побережья Черного моря: Мелитополь, Мариуполь, тяжелейшие бои на подступах к Севастополю, штурм Сапун-горы, освобождение города военно-морской славы России.
Затем дивизия была переброшена на границу с Финляндией, а после капитуляции Финляндии — на Ленинградский фронт. Начались бои за освобождение Советской Прибалтики.
— Когда мы проходили через освобожденные города и села Украины и Белоруссии, нас просто заваливали цветами. В Прибалтике, конечно, не все были рады приходу Красной Армии. Но большинство жителей были недовольны немецкой оккупацией. В Литве действовало много партизанских отрядов. Однажды недалеко от литовского хутора Купришки наша разведгруппа услышала стоны, они доносились из грота, который находился на высоком каменистом склоне на берегу маленькой речушки. До немецких позиций было рукой подать. Ребята обнаружили там двух женщин — молодую и пожилую. Оказывается, они шли на хутор, молодая литовка должна была вскоре родить. Но услышав немецкую речь, они спрятались в лесу. Сын пожилой женщины был в партизанском отряде. А молодая была женой этого партизана. У нее начались роды. Пожилая, мешая русские слова с литовскими, зашептала, что роженица истощена и едва ли сможет родить. Был бы доктор — помог бы.
Разведчики положили молодую женщину на плащ-палатку. Она сдерживала себя — не стонала. Наши красноармейцы бережно донесли ее до расположения советских войск. Группа автоматчиков под присмотром медсестры унесли роженицу в санчасть. Ее свекровь, провожая разведчиков, горячо их благодарила. А через несколько дней из санчасти пришла весть: жена партизана родила сына. У жизни свои законы. Их даже война не может изменить.
Пройдя с боями через всю Прибалтику, Красная Армия вышла на границу с Восточной Пруссией и уже шла по немецкой земле. Но враг превратил каждый дом, каждое хозяйственное сооружение в неприступную крепость. В первые два-три дня наступления в занятых красноармейцами селениях не встретилось никого из местных жителей. Запуганные фашистской пропагандой, распространявшей ложь, будто русские всех варварски мучают, мирные жители убегали, бросая свои дома, хозяйство, пожитки. Только на четвертый день они стали появляться на пути дивизии, в которой служил Николай Прохорович — сначала поодиночке, затем группами. Все они держались настороженно.
— Однажды мы с разведчиком Файзиевым должны были доставить письмо в один из полков нашей дивизии. Шли через поселок, который только недавно освободили. Шли осторожно. Тут я услышал слабый стон, который доносился из одного дома. Мы переглянулись с Хазраткулом и бросились туда. В сенях на полу, укрытый длинным поношенным пальто, лежал мальчик лет десяти—одиннадцати. Бледный, губы потрескавшиеся. Я приложил ладонь к его лбу. У него был сильный жар. Бедняга бредил. Мальчик открыл глаза. Всмотрелся в меня, в Хазраткула. И с ужасом закричал: «Русиш! Русиш!». Он попытался подняться, но сил не хватило. Мы успокоили его — я немного говорил по-немецки. Мальчик попросил пить. Я дал ему напиться из своей фляги и протянул кусок шоколада. Тот отправил шоколадку в рот и улыбнулся. И вот что он рассказал. Он слышал, что будто русские каждого, кто попадает в их руки, подвешивают за ноги вниз головой или сжигают заживо. А если оставляют в живых — отправляют в Сибирь, превращая в рабов. Два дня назад, во время панического бегства семьи, он потерялся, отстал от матери и сестры. Ночью забрел в этот поселок с группой беженцев, а утром был ранен осколком в ногу. Спутники внесли его в дом и ушли. Мальчик рассказал, что перед нашим приходом он слышал из дома крики девушки: «Пощадите! Я жить хочу, сами травитесь, если хотите… Русские тоже люди… Не будут они всех убивать!» Я выломал дверь в дом и увидел, что в комнате на кровати лежали две девушки лет пятнадцати-шестнадцати. Посреди комнаты сидела в кресле пожилая женщина, запрокинув голову и бессильно свесив руки. Из ее горла раздавался то ли храп, то ли хрип. Мы подумали, что она спит, пробовали разбудить — не просыпается. Бросились к девушкам — они были мертвы. Тела еще не успели остыть, значит, смерть наступила совсем недавно. На столике у кровати стояли флакон и три маленьких стаканчика. Яд. Судя по всему, женщина отравила своих дочерей, просто заставила их принять яд. И сама приняла. Можно ли представить себе что-либо более жестокое?!
Мы вынесли мальчика на дорогу. я взял автомат у Хазраткула Файзиева, он посадил немецкого мальчика на велосипед, и мы отправились в санитарную часть. Мальчуган был худенький, ослабленный ранением, дрожал от холода. Медсестра, вышедшая нам навстречу, при виде велосипеда на заснеженной дороге остановилась в растерянности. Затем удивленно всплеснула руками: «Это тоже разведчик?» Мы объяснили, что произошло, и сдали на ее попечение мальчонку, пожелав ему скорого выздоровления и подарив на прощание велосипед. Он уже не дичился, как прежде, доверчиво прижимался к медсестре и улыбался… Во всем мире нет ничего дороже детских улыбок.
Но вокруг шла война, Красная Армия подошла к Кенигсбергу. Немцы превратили родину философа Эммануила Канта в настоящий укрепрайон.
Разведчикам 87-й гвардейской дивизии, в которой служил Николай Прохорович Юрьев, приходилось чаще простых красноармейцев сталкиваться с врагом. Нашему командованию как воздух были необходимы сведения об укрепрайоне. Любая, даже самая незначительная информация собиралась в разведуправлении и тщательно анализировалась. Советские войска готовились к штурму города. Разведроту снабдили планом-схемой города. По ней можно было отыскать его основные объекты, крупные здания, улицы, речные набережные, дороги.
После полудня 5 апреля 1945 года была проведена разведка боем. В ней участвовали от каждого полка по одному стрелковому взводу и по одной группе разведчиков из шести человек. Едва закончилась короткая артподготовка, как гвардейцы бросились вперед. Десятки разведчиков и корректировщиков буквально впились глазами в позиции врага. Подмечали и фиксировали на плане-схеме каждую включившуюся в бой огневую точку. Так были выявлены, а затем уничтожены замаскированные огневые средства противника.
Начался штурм. Целый день шли кровопролитные бои. Солдаты и офицеры вермахта отчаянно сопротивлялись. Советские солдаты пробились к форту № 5-а «Лендорф». Форт, до сих пор молчавший, открыл огонь из всех видов оружия. Наступление приостановилось. Командование решило послать в форт парламентеров. Их сопровождали разведчики Илья Стародубцев, Василий Филонов и Николай Юрьев.
— Николай Прохорович, а не страшно было идти?
— Страшно. Мы уже знали, что за час до этого в соседнем форте, который штурмовали части 263-й дивизии, двух наших парламентеров убили. А тела их, изуродованные до неузнаваемости, выбросили из форта. И уже час наши танки и самоходки в упор расстреливали тот форт… Но у нас, слава богу, все обошлось. Комендант гарнизона видел, что форт окружен превосходящими силами Красной Армии. Ему передали предложение: если гарнизон форта добровольно сдастся, советское командование гарантирует ему полную безопасность, а после войны — возращение домой. На личное имущество пленных никто не посягнет. Раненым будет оказана медицинская помощь. Комендант принял условия капитуляции. Он понимал, что война не сегодня завтра закончится. Через два часа из форта вышел весь гарнизон — почти двести человек, с вещами и амуницией. Среди них было двадцать шесть раненых. Им тут же оказали медицинскую помощь. Наше командование держало слово. Пленных отправили в тыл, а в форте расположили штаб дивизии.
9 апреля 1945 года приказом Верховного Главнокомандующего маршала Советского Союза И.В. Сталина № 333 красноармейцу Юрьеву была объявлена благодарность «За отличные боевые действия в боях за овладение городом и крепостью Кенигсберг».
После взятия Кенигсберга у разведчиков была одна дорога — на Берлин. Когда командующий Берлинского гарнизона генерал Вейдлинг объявлял свой приказ о прекращении огня и капитуляции, Николай Прохорович Юрьев вошел в столицу Германии. Это было 2 мая 1945 года.
Через несколько дней была принята полная и безоговорочная капитуляция немецко-фашистских войск. Война закончилась. Но служба войскового разведчика Юрьева продолжалась. Среди красноармейцев начали отбирать самых заслуженных бойцов. Им предстояло участвовать в Параде Победы на Красной площади. В их числе был и Николай Прохорович.
— Подготовка к параду была, пожалуй, даже посложнее некоторых боевых заданий на передовой, — вспоминает ветеран. — Почти два месяца строевой подготовки.
И наконец, 20 июня 1945 года, Красная площадь. На брусчатке главной площади страны стоят солдаты. Воины-освободители, которые очистили от фашистской скверны пол-Европы… Война, начавшаяся для героя нашей статьи в Ростовской области, закончилась Парадом Победы на Красной площади.
В тяжелые послевоенные годы не все хотели жить честно. Прибавилось работы московским милиционерам. Николай Прохорович поступает на службу в милицию. Многие вчерашние фронтовые разведчики стали милиционерами. Достаточно вспомнить фильм «Место встречи изменить нельзя» — главный герой, капитан Шарапов, как раз бывший разведчик.
Милиционер Юрьев вышел на охрану правопорядка в столице нашей Родины.
— Много бывших фронтовиков пошли учиться. Так получилось, что молодые ребята попали в жернова войны со школьной скамьи. Недостаток образования приходилось восполнять по вечерам. А как по-другому? Утром и днем служба в городе, только по вечерам и могли учиться. Сейчас нашим милиционерам гораздо проще — желающим повысить свой уровень образования предоставляют учебные отпуска, и отрадно видеть, что ребята идут учиться. Некоторые даже получают второе высшее образование.
Николай Прохорович ушел на пенсию в 1975 году из оперативного полка милиции ГУВД Мосгорисполкома. Но ветеран не забывает своих бывших коллег. Он часто приезжает в московский ОМОН — правопреемник оперативного полка — и общается с бойцами спецподразделения.
— Николай Юрьевич, что бы вы хотели пожелать московским милиционерам?
— С честью выполнять свой долг и всегда оставаться людьми.

Беседовал Алексей ПАНОВ,
фото пресс-группы ОМОН ГУВД