Униформа русской полиции. Сержант Санкт-Петербуржской полиции. Начало XVIII века.  Художник Ефошкин Сергей

(Продолжение. Начало в № 4.)

В 1722 году Пётр Первый учредил первый орган управления полицией Москвы — Московскую обер-полицмейстерскую канцелярию во главе с обер-полицмейстером бригадиром (офицерский чин в русской армии в 1722—99 годах, промежуточный между полковником и генерал-майором) Максимом Тимофеевичем Грековым.

Пётр Первый сам определил круг задач, стоящих перед полицией: охрана общественного порядка, борьба с бродяжничеством и нищенством, контроль за соблюдением правил торговли и санитарного состояния города, обеспечение пожарной безопасности.

Полицейские носили форменную одежду. В ведении полицмейстерской канцелярии находились «съезжие дворы», в которых размещались полицейские команды, следившие за порядком в определённых районах Москвы (к 1731 году — 12 команд).

Обер-полицмейстер был фактически начальником полиции Москвы. Канцеляристы, подканцеляристы и копиисты (или дьяки, подьячие различных статей, писцы), распределённые по столам и повытьям (устаревшее «повытчик» — столоначальник), составляли канцелярии в собственном смысле этого слова, возглавляемые секретарями. Они и вели всю текущую работу, готовили материалы для судей, исполняли их решения. Отдельные подразделения канцелярий ведали размещением воинского постоя, учётом денежных сумм, заведывали тюрьмами, каторжными дворами. Состояли при полицмейстерских канцеляриях заплечных дел мастера (каты, палачи), барабанщики для объявления указов. Были созданы службы архитекторов, по починке мостов, чистке труб, ремонту мостовых, очистке улиц, пожарные команды и т.д.

И всё это не напрасно, всё было продиктовано жизненной необходимостью. Так, имя города, или статус города давали только каменные стены Кремля, Китая и Белого города. Настоящий же город строился не по плану заморского зодчего, а по прихоти каждого домохозяина, хотя русский и украинский историк Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский (1788—1850) в биографии князя Василия Голицына (1643—1714), фаворита правительницы России Софьи, говорит, что в угоду этому боярину было построено в Москве до 3000 каменных домов. Но вряд ли это было на самом деле. Улицы были неправильные, где чересчур узкие, где не в меру широкие, где перегораживались строениями, ненужными переулками, дворами, где о жизни за заборами давали знать лишь псы лаем из подворотен.

Дома богатых людей скрывались на широких дворах в зарослях кустарников и вековых деревьев; здесь царствовало полное загородное приволье: луга, пруды, ключи, огороды, плодовые сады. Но к богатым барским усадьбам прилегало множество густо скученных простых деревенских изб, крытых лубком, тёсом и соломой. На улицах была непролазная грязь, стояли болота и лужи, в которых купалась и плескалась домашняя птица.

Большая часть улиц не была в те времена вымощена камнем, а по старому обычаю мощена была фашинником (туго связанные вязанками хвороста) или брёвнами. Так что при пожарах в Москве горели не только дома, но и уличные настилы. Такие улицы давали удобрение для царских садов, куда свозилось ежегодно по нескольку сот возов грязи. Насколько непроходима была Москва видно из того, что иногда в Кремле откладывались крестные ходы.

Мостить улицы камнем стали в Москве с 1692 года, когда Пётр Великий издал указ, по которому повинность мостить камнем московские улицы разложена была на всё государство. Сбор дикого камня распределён по всей земле: с дворцовых, архиерейских, монастырских и со всех вотчин служилого сословия, по числу крестьянских дворов, с десяти дворов один камень, мерою в аршин (мера длины в России с XVI века до введения метрической системы в 1918 году (РСФСР), равен 16 вершкам или (71, 12 см), с другого десятка — в четверть, с третьего — два камня по полуаршину, наконец, с четвёртого десятка — мелкого камня, чтобы не было меньше гусиного яйца. С гостей и вообще торговых людей эта повинность была разложена по их промыслам. Все же крестьяне, в извозе или так приезжавшие в Москву, должны были в городских воротах предъявлять по три камня, но чтобы не меньше гусиного яйца.

Я не утомил читателей подсчётом каменной дани? А вот полиции было не до шуток — она строила Москву. Канцелярия ведала также благоустройством Москвы, выдавала разрешение на строительство.

При Петре I хватало работы заплечных дел мастерам. Но строго защищая престол, великое государево дело, Пётр и собственноручно рубил топором головы участникам Стрелецкого бунта, тем из них, кто забыл главное назначение стрельцов. Государь повелел обставить головами стрельцов, воткнутыми на кол, Лобное место и только при Петре II, по указам 1727 года, с виселиц и столбов были сняты тела казнённых. Есть предположение, что Лобное место получило своё название по валявшимся там черепам. Но полагают также, что название это произошло и от возвышенного места, кафедры, с которой нередко цари говорили с народом. У Лобного места бывало и самое раннее весеннее гулянье в Лазареву субботу. Называлось оно «Под вербою», теперь это Вербное воскресенье — воскресенье за неделю до Пасхи. У Лобного места при царе Алексее Михайловиче стояли пушки и был царёв кабак, называемый «Под пушками».

Из самых жестоких казней при Петре I было введено колесование, заимствованное у шведов, и вешание за рёбра — колесовали разбойников и вешали за рёбра воров. За поджоги и колдовство сжигали живыми. Последнюю казнь несли также еретики и неудачные врачи. К жесточайшим мукам причисляли литьё воды по каплям на обритую голову, причём на уши клали горячие угли.

Небезынтересно будет узнать, что за свой тяжкий труд полицейские чины жалованье и провиант получали в основном наравне с военнослужащими. В 1719 году для чинов в полиции была введена особая форма (суконные кафтаны и короткие штаны василькового цвета с красными обшлагами, зелёные камзолы). Дополняли одежду чёрные галстуки, их завязывали бантом. Головным убором служил карпус. Карпусы были сшиты из каразеи в виде невысокого цилиндра.

Кроме того, в обмундирование солдат и офицеров входила ещё и епанча — плащ до колен из зелёного сукна. Мундирное сукно в России не производили, его приходилось закупать в Англии, Голландии, Пруссии. Ввиду нехватки сукна камзолы и штаны делали из кожи: лосиной, козьей, оленьей. Однако снабжение обмундированием чинов полиции было не регулярным, что затруднялось тяжёлым положением России. Сохранился рапорт генерал-полицмейстера в Сенат от 24 апреля 1723 года, из анализа которого не сложно сделать вывод, что полицейские унтер-офицеры и рядовые не получали мундирных вещей с 1719 года, а оружия и амуничных вещей — с 1715 года. Как свидетельствует история, такое положение имело самые печальные последствия: одежда изнашивалась до такой степени, что людям не в чем было показаться на улице, и они сидели дома, не выходя на работу и в караулы.

Жалованье чинам полиции выдавалось незначительное, часто с большими задержками. Тем из них, кто нёс службу на городских воротах, что-то перепадало от запоздалых ездоков. Особенно зимой, когда морозить лошадёнку было жалко. Получив небольшую мзду, сторожа ворота открывали. Существует легенда о том, что на просьбу обер-полицмейстера: «Государь, добавь немного жалованья, а то мои людишки совсем обовшивели», — Пётр ответил: «Эта сволочь сама себя прокормит».

Тем не менее все полицейские служащие при поступлении на должность приносили присягу, в которой клялись «верным, добрым и послушным рабом» быть царю, царице и их наследникам, их права и прерогативы — «по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять и в том живота своего в потребном случае не щадить», способствовать полезным для царя делам, предотвращать от него беду и убыток, строго соблюдать тайну, исполнять законы и предписания начальства. После произнесения текста присяги чиновник целовал Евангелие и крест.

Обязанностей у генерал-полицмейстера Петербурга и соответственно Москвы было много. Кроме всех вышеперечисленных, он и его приказы отвечали за регулярность и планирование застройки двух столиц, за свободный проезд по улицам, за надлежащее содержание берегов рек. Полиция должна была задерживать беглых крепостных, строго учитывать приезжих людей, задерживать и допрашивать, отправлять с делами в суд «всех гуляющих и слоняющихся по улицам людей», а тех из них, кто трудоспособен, определять на работу.

Сразу же за этими законодательными актами от имени царя и Сената лавиной обрушились указы и резолюции, в которых детализировались положения «Пунктов», дополнялись полномочия полиции. Так, за неисправные печи — штрафовать домохозяев соответственно предупреждениям на 10, 20, 30 рублей, ещё более жестоко штрафовались торговцы, использовавшие фальшивые меры и весы. За продажу «нездорового харчу и мертвечины» — бить кнутом (за первую вину), сослать на каторгу (за вторую вину), подвергнуть смертной казни (за третью вину).

В концентрированном виде компетенция регулярной полиции была зафиксирована в главе 10-й Регламента Главного магистрата, положениями которого предписывалось руководствоваться полицейским учреждениям: «… Оная споспешествует в правах и правосудии, рождает добрые порядки и нравоучения, всем безопасность подаёт от разбойников, воров, насильников и обманщиков и сим подобных…»

Роль полиции в жизни двух столиц и государства в целом Пётр Великий сформулировал в 1724 году: «Полиция — есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности». Можно лишь сожалеть, что его дни катились к закату.

Подготовил к печати

Эдуард ПОПОВ

(с использованием исследований Н.М. Карамзина, М.И. Пыляева, а также «Истории московской милиции», М., 2006)