Теперь Тверской бульвар — это часть Бульварного кольца между Никитскими воротами и Пушкинской площадью до самого Страстного бульвара. Но вообще Тверской, проложенный в 1796 году (архитектор С. Карин, зодчий Ф.С. Конь), — главный бульвар. Именно с него началось строительство бульваров в Москве.

Не могли же мы уступить Франции с её великолепным бульваром Труа или Швейцарии и её замечательному Шафгаузену.

В северной части  Парижа в 1536 году было построено несколько бульваров, следы которых можно отыскать и сегодня. Изначально бульвары строились как фортификационные сооружения для отражения неприятельских атак. Когда затихали баталии, бульвары обсаживали деревьями, и они служили местом отдыха и прогулок знатных особ.

Бульвар как военное сооружение строился всегда за городом. Вот и Тверской был построен после сноса стены Белого города. В XVII—XIX веках по обеим сторонам старинной «волоцкой» дороги из Новгорода в Москву через Волоколамск находились Пресненские пруды, один из которых (верхний) сохранился на территории зоопарка.

Особняк И. Римского­Корсакова, Тверской бульвар, 26

Тверской бульвар. XIX век.

Здание МХАТ им. Горького

Памятник С. Есенину на Тверском бульваре

Мы ещё вернёмся к истории Тверского, а теперь покопаемся в воспоминаниях М.И. Пыляева, в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона и других исторических анналах, чтобы, добавив немного воображения, подслушать, о чём говорила московская аристократия ещё до нашествия Наполеона.

На свой единственный бульвар москвичи приходили и приезжали ежедневно. Гуляли они, держа шляпы под мышкой, поскольку высокие причёски, пудра, помада, шпильки и без того ужасно отягчали и парили голову. Но шляпа — это обязательно. Купцы и нечиновный люд стояли по сторонам бульваров — каждый сверчок знай свой шесток. Купцы большей частью одевались в немецкое платье, вельможи носили камзолы — красные с золотым шитьём. Орденские знаки и ленты к ним не то, что на бульвар, — даже в баню брали с собой.

Макияж был вызывающий — белила, румяна и сурьма на бровях в изобилии, особенно злоупотребляла молодёжь. На головах девиц — невообразимая копна взбитых волос, как кремовая верхушка пирожного. Чтобы прослыть модником, надо было иметь своих собственных лошадей с рыдваном, большой каретой. Можно было поставить бочку на колёса и разъезжать на потеху публике.

Среди мест досуга в моде был и «английский вокзал» возле Рогожской заставы и Дурного переулка. Содержал его Михаил Егорович Медокс. Сведений о Медоксе у Пыляева я не нашёл, сказано лишь, что он был происхождением грек или англичанин. А ведь личность достойная! Ещё раз убеждаюсь, что Брокгаузу и Ефрону, сохранившим так много страниц российской истории, давно пора бы поставить памятник. Так вот, Медокс, театральный антрепренёр, профессор математики и преподаватель Оксфордского университета, даже преподавал физику и математику наследнику престола Павлу Петровичу. А увеселительный так называемый «вокзал» он построил на паях с князем Урусовым.

Комические оперетки, одноактные комедии, маскарады, вкусные ужины собирали сюда до пяти тысяч человек. За вход платили медный рубль, а если с ужином, то пять.

И всё-таки Тверской бульвар был особенно хорош. Здесь собирались поэты, острословы и просто проказники. О двух из них стоит сказать особо. Один  — поэт и флигель-адъютант императора Александра I Сергей Никифорович Марин. Этот мог высмеять хоть кого. Второй — друг его, Алексей Данилович Копьев, острослов, юморист, да и писатель неплохой. Однажды он явился перед императором Павлом Петровичем в костюме, карикатурно осмеявшем только что введённую монархом новую военную форму. И тут же был разжалован в солдаты! А прощён лишь императором Александром I.

И вот эти повесы веселили весь Тверской. Однажды, будучи дежурным при Павле I, Копьев поспорил с друзьями, что дёрнет императора за косу. И дёрнул. Павел обалдело спросил: «Кто посмел?» На что Копьев спокойно ответил: «Коса вашего величества криво лежала, и я позволил себе её выпрямить». «Хорошо сделал, — сказал государь, — но всё же мог бы сделать это осторожнее».

Вот ещё одна выходка Копьева на спор. Император поутру дремал в постели, а его любимая табакерка, украшенная бриллиантами, лежала рядом на столике. Находящийся на дежурстве Копьев берёт табакерку, с шумом открывает её и суёт табак себе в нос. Проснувшись, государь с гневом спрашивает:

— Ты что делаешь, пострел?

— Нюхаю табак. Вот уже восемь часов дежурю, сон меня начал одолевать. Я надеялся, что это меня освежит, и подумал, что лучше провиниться перед этикетом, чем перед служебной обязанностью.

— Ты совершенно прав, — говорит Павел, — но так как это табакерка мала для двоих, то возьми её себе.

Алексей Копьев был известен не только остротами и проказами, он смешил народ худобой своих плохо кормленых лошадок. По свидетельству князя Вяземского, однажды по Невскому ехал на своих клячах Копьев. В том же направлении шёл Сергей Львович Пушкин (отец поэта). Копьев предложил подвезти его.

— Благодарю, — ответил Пушкин. — Но не могу, я спешу.

Пожар 1812 года много навредил Тверскому бульвару. Его перестраивали, деревья пересаживали. Берёзки заменили липами, клёнами, вязами. И в этот зелёный ансамбль включили дуб, который, прожив двести лет, дотянул до наших дней.

Он был всегда любим и привлекателен, Тверской бульвар. И ныне он любим и молод. И, как и прежде, мы с любовью проходим по нему.

Эдуард ПОПОВ, фото и иллюстрация из открытых источников