12 января 1858 года полковник Алексей Иванович Кропоткин вступает в «исправление должности московского обер-полицмейстера на основании Высочайшего приказа по Военному ведомству».

Интересной особенностью того времени было то, что генерал-губернатора, который был выше по чину, видели редко, да и то издали — мелькнёт карета, запряжённая парой резвых лошадей, и след её простыл. А обер-полицмейстер появлялся чуть ли не каждый божий день и до всего ему было дело: руководил деятельностью полицмейстеров, отвечал за спокойствие и порядок в городе, возглавлял пожарную охрану, «надзирал» за торговлей, городским благоустройством и санитарным состоянием, следил за соблюдением законов и предписаний высших и центральных учреждений, выполнением решений судебных органов, контролировал деятельность частных приставов, руководил надзором за порядком в собраниях и общественных местах, следил за содержанием арестованных. В общем, новый обер-полицмейстер проявлял не меньшее, чем его предшественник генерал-майор Алексей Тимашёв-Беринг, рвение в выполнении любых приказов, вот только предвидеть не мог, что однажды за нарушение закона ему придётся ответить. Но это уже совсем другая история, нам пришлось бы вдаваться в подробности, что совершенно лишне…

Тем не менее Кропоткин оставил добрый след в отечественной истории именно потому, что смог осуществить действенные меры против преступности, которая во времена правления Александра II накануне реформ в полицейской системе цвела пышным цветом. Журнал «Современная летопись» пишет о характерной примете того времени: «Нельзя безопасно ходить по городу, и многие очень наивно носят с собой вечерком кто пистолет, старую шпажонку, а кто и просто палочку со свинцовым набалдашником».

* * *

Жизненный путь Алексея Ивановича до вступления в должность обер-полицмейстера, если коротко, можно описать так.

Он — единственный сын князя Ивана Алексеевича Кропоткина (1777—1866) и Натальи (по другим данным — Прасковьи) Артамоновны Кожиной, племянницы светлейшего князя Петра Васильевича Лопухина. Воспитывался в Санкт-Петербургском университетском пансионе, где изучал историю, арифметику, географию, французский и немецкий языки. Выпущен студентом с правами 1-го разряда, дарованными университетом.

Карьерный рост Алексея Кропоткина имел далеко идущие последствия в хорошем смысле этого слова. 25 мая 1836 года он вступил в службу на правах вольноопределяющегося унтер-офицером в лейб-гвардии Кирасирский полк Наследника Цесаревича. Спустя год, 16 апреля, был произведён в юнкеры, двумя днями позже — в корнеты, 1 июля 1839 года — в поручики. 31 марта 1838 года назначен исполняющим должность полкового адъютанта, а 3 августа того же года утверждён в должности. 30 января 1841 года по прошению переведён в Сумский гусарский полк. Не прибывая к месту новой службы, 10 апреля назначен адъютантом к варшавскому генерал-губернатору генерал-лейтенанту Александру Писареву. 16 января 1844 года за отличие по службе произведён в штаб-ротмистры; 22 апреля 1846  года — в армии ротмистры; прикомандирован к лейб-гвардии Кирасирскому Его Величества полку; 12 июля назначен исполняющим должность адъютанта в этом полку; 14 марта 1847 года утверждён в должности полкового адъютанта. В 1849 году по случаю войны с Венгрией находился в походе гвардии к западным пределам Империи с 30 мая по 23 октября. 6 декабря 1849 награждён орденом Святой Анны 3-й степени. Спустя два года был произведён в гвардии ротмистры. 1 мая 1853 назначен флигель-адъютантом императора Александра II. 14 августа 1853 года во время манёвров гвардейских корпусов ему объявлено монаршее благоволение «за примерную быстроту и точность в передачи повелений Государя Императора». Имел серебряную медаль «За защиту Севастополя» и бронзовую «В память войны 1853—1856 годов». 20 августа 1853 года командирован в Москву для нахождения при особе Его Величества во время Высочайших осмотров войскам. 15 октября того же года командирован в Рязанскую губернию для наблюдения за приёмом рекрутов 10-го частного набора, 8 февраля 1854 года — в Псковскую губернию для наблюдения за приёмом рекрутов 11-го частного набора с западной полосы Империи.

22 августа 1854 награждён Знаком отличия за 15 лет беспорочной службы.

В декабре того же года по Высочайшему повелению командирован в южные области: в Херсонский и Перекопский военные госпитали для осмотра раненых, затем переведён в Севастополь, где с 20 декабря 1854 года по 24 февраля 1855 года находился при главнокомандующем военными сухопутными и морскими силами в Крыму.

В середине марта 1855 года получил монаршее благоволение «за отличное и вполне удовлетворительное исполнение возложенного на него поручения». Его стремительное восхождение по карьерной лестнице вызывало истинное уважение, кроме того, он был приближён к особам царской фамилии: 31 марта 1855 года он присутствовал при составлении духовного завещания Николая I. 7 апреля 1855 награждён орденом Святой Анны 2-й степени. 24 августа 1855 года командирован для осмотра дружин Костромского и Ярославского ополчения, куда отправился 25 августа. Возвратился в Санкт-Петербург 12 сентября того же года, но по неудовлетворительному состоянию этих дружин ему было предписано вторично отправиться по маршруту их следования и сопровождать до места расположения, назначенного в Царстве Польском. 12 ноября 1855 года Кропоткин был пожалован бронзовой медалью в память кончины Николая I. 6 декабря 1855 года был произведён в полковники с оставлением звания флигель-адъютанта. 26 августа 1856 года получил в награду за службу орден Святой Анны 2-й степени с Императорской короной.

C 16 ноября до 3 января 1856 года находился в Минской губернии для наблюдения по общему набору рекрутов. 4 февраля 1856 года командирован для осмотра временных и постоянных госпиталей: Николаевского, Стрелкового полка Императорской фамилии, Одесского и всех, принадлежавших Южной армии, откуда по болезни, не окончив поручения, возвратился 6 апреля того же года.

По случаю коронования Алекесандра II находился в Москве с 12 августа по 20 сентября 1856 года и в память об этом получил серебряную медаль. В октябре 1856 года командирован для наблюдения за отправлением маршевых батальонов и за переформированием армейской пехоты по форме мирного времени и за сформированием четырёх резервных батальонов в Миргороде, Ромнах, Гадяче и Кебеляках.

С 1857 года по Высочайшему повелению состоял членом Комиссии для рассмотрения следственных дел и дознаний и для вынесения приговоров о беспорядках и злоупотреблениях по снабжению различными довольствиями Крымской и Южной армий.

1858 год начался для князя Алексея Кропоткина по-особенному, он был назначен исполнять должность московского обер-полицмейстера. В конце того же года был произведён «за отличие по службе» в генерал-майоры с утверждением в настоящей должности с назначением в Свиту Его Императорского Величества.

В декабре 1858 года, исполняя предписание московского военного генерал-губернатора Арсения Закревского, возглавил комиссию из чинов городской полиции, составившую и утвердившую инструкцию «Об обязанностях и правах полицмейстеров и подчинённых им полицейских чинов».

Чтобы понять, какое полицейское ведомство Кропоткин получил в наследство от Тимашёва-Беринга, можно прочитать опубликованные в журнале «Русский вестник» (1857—1858) очерки С.С. Громеки, полицейского офицера с большой выслугой, знавшего не понаслышке проблемы своего ведомства.

Одной из значимых проблем для полиции того времени, на взгляд Громеки (статья «Два слова о полиции»), было обилие бумажной работы: «Полицейскому чиновнику недостаточно всё видеть, всё знать, всё добро охранять, всё незаконное останавливать, всех нарушителей порядка задерживать; он должен, во-первых, всякое действие своё облечь в письменную форму для отчётности перед начальством, то есть: виденное записать, подписать, и пригласить к тому посторонних свидетелей; всё слышанное исследовать (произвести формальное следствие), и, наконец, если нарушение маловажно, должен сам учинить суд и потом привести своё собственное решение в исполнение с надлежащим, разумеется, прописанием всех сих действий в различные журналы, протоколы, акты».

Кроме того, что писание бумаг отнимало много сил и времени, полицейским приходилось строго придерживаться установленного порядка оборота документов, пусть это даже приводило к абсурду.

Громека объясняет читателям, в чем корень зла: «Что касается до болезни многописания… там, где гласности не существует, начальство по необходимости должно принимать на себя тяжёлый труд следить за каждым шагом подчинённого; так как оно не может, подобно обществу, быть всевидящим и всезнающим, то и должно прибегать к посредству многописания». И далее автор делает вывод: «Выходит, мы снова волей-неволей возвращаемся к проблеме нравственных качеств сотрудников полиции. Будь начальство уверено в добросовестности своих подчиненных, не пришлось бы создавать обильно-бумажную систему контроля их деятельности».

Написанная в 1859 году объяснительная записка к «Проектам об уездных учреждениях» комиссии Н.А. Милютина подтвердила некоторые утверждения бывшего полицейского-писателя о том, что «следственная и судебная деятельность полиции крайне неэффективна. Срочного исправления требовали другие недостатки органов полиции, среди которых опять же были отмечены: беспорядки и злоупотребления чиновников в хозяйственно-распорядительных делах; формальное делопроизводство, породившее переписку чрезвычайных объёмов; недостаточное материальное содержание, толкающее полицейских на приискание незаконных доходов вплоть до установления поборов с населения. Отсутствие чётко обозначенного в законах перечня обязанностей полиции и пределов ответственности её служащих усугубляло без того нерадостную картину. А нерадостной она была ещё и от недостатка в числительном составе здешней наружной полиции, особенно в чинах полицейской стражи». Говоря языком современным, «некомплект личного состава» отражался на работе полиции.

Как видим, сами полицейские чины считали, что для пользы дела необходимо изменить структуру городских органов правопорядка, утверждённую еще Екатериной II. Попутно им хотелось сокращения служебной писанины до разумных пределов, а главное — соответствия получаемого денежного содержания изменившимся условиям жизни. Таковы были вполне разумные и справедливые требования, которые и привели к реформе полицейской структуры, осуществлённой уже после ухода Кропопткина в отставку, 12 ноября 1860 года. Но прежде, 3 августа 1860 года, Алексей Иванович был награждён орденом Святого Владимира 3-й степени. Позднее был назначен председателем временной Высочайше учреждённой комиссии для словесной расправы между нанимателями, рядчиками, рабочими или мастеровыми в Москве 23 декабря 1860 года. В 1873 году Кропоткину был присвоен чин генерал-лейтенанта.

Синонимом успеха для него являлось и нажитое посильным трудом богатство. Известен факт, что в 1880 году за ним состояло: 4000 десятин земли в Лужском уезде Санкт-Петербургской губернии; 7000 десятин леса в Белозерском уезде Новгородской губернии; 1500 десятин земли в Пронском и Спасском уездах Рязанской губернии; 16000 десятин леса в Глазовском уезде Вятской губернии.

В 1897 году князь Кропоткин был избран Лужским уездным предводителем дворянства и занимал эту должность до 1900 года.

Также состоял вице-президентом Санкт-Петербургского попечительного о тюрьмах комитета.

Князь Алексей Иванович Кропоткин скончался 14 (27) ноября 1903 года и был похоронен при церкви села Половского Спасского уезда. Оставил после себя 12 наследников.

Первая жена (с 19 января 1847 года) — княжна Антонина Сергеевна Щербатова (14.04.1818—1861), фрейлина двора, дочь князя Сергея Григорьевича Щербатова и княжны Анны Михайловны Щербатовой (урожденной Хилковой (ум. 15.02.1868).

Вторая жена (с 11 ноября 1870 года) — Прасковья Ильинична Бибикова (1839—1903), фрейлина двора, дочь Ильи Гавриловича Бибикова от брака его с Варварой Петровной Мятлевой.

Подготовила Айрин ДАШКОВА,

иллюстрации
из открытых источников