Всезнающая статистика утверждает, что самой распространённой фамилией в нашей стране является Смирнов (так называемый список Елены Балановской). Ивановы же, на которых, согласно известной пословице, пол-России держится, уступили первенство. Впрочем, не везде. Такой вывод напрашивается при знакомстве с генерал-майором милиции Александром Ивановым. Александр Кузьмич и многие члены его семьи — брат, дочь, сын, зять, невестка — являются солдатами правопорядка. Ивановы столичной полиции продолжают держать марку.

Но сегодня мой интерес к генералу Иванову не как к главе «многочисленной полицейской семьи», а как к известному сыщику. Александр Кузьмич сорок лет прослужил в розыске, завершив свою службу на посту первого заместителя начальника столичного главка — начальника криминальной полиции.

—Александр Кузьмич, вы помните своё первое дело?

— Конечно, хотя это произошло давно — в феврале 1971 года и какие-то подробности уже выветрились из памяти, но общую фабулу помню.

— И что случилось?

— Это была кража в коммунальной квартире. Мой наставник, старший лейтенант Николай Иванович Душин, был занят, и я справился один. Женщина пожаловалась, что у неё пропали деньги. До этого не пропадали, а тут вот исчезли. Хоть я был молод и неопытен, связал это событие с приездом в гости дальнего родственника. Короче, я сразу встал на верный след, и к вечеру преступление было раскрыто.

— А где вы родились и как пришли в милицию?

— Корни нашей семьи — в Калужской губернии, там жил дед. Мой отец, Кузьма Иванович, пришёл в органы внутренних дел ещё до Великой Отечественной войны. Потом он воевал в действующей армии, а демобилизовавшись, вернулся работать в милицию. Ушёл на отдых в звании майора милиции, причём выслуги у него было 47 лет, из которых 28 лет он трудился в уголовном розыске.

Я родился неподалёку от Белорусского вокзала, на улице Лесной. Район был не какая-то там «воронья слободка», но шпана, криминальный элемент водился. Довольно часто проблемы решали с помощью кулаков, особенно на танцплощадках.

Но мне больше всего и с удовольствием вспоминается открытость той нашей жизни. Праздники сообща во дворе отмечали, накрывали общие столы — кто чем богат, гармонь, песни. Сколько было открытости и задушевности. Никто ни от кого не таился, двери обычно закрывались на символичные замки. Бронированных дверей в помине не было. И все всё знали друг о друге. Но жизнь так изменилась — я сейчас даже не знаю, кто со мною проживает на одной лестничной площадке...

— Теперь понятно, почему выбрали судьбу опера — это, как говорят в таких случаях, на роду написано. Тогда в милицию брали после службы в армии...

— И мне пришлось пройти «школу ратного труда», так тогда писали газеты. Сразу скажу, что такую школу, по моему мнению, должны пройти все мужчины. Там дают хорошую закалку: физическую, психологическую, умственную, и человек проходит такую социальную адаптацию, которая помогает всю дальнейшую жизнь.

 Служить мне выпало в Южной группе войск, она располагалась в Венгрии. Учили здорово: кроссы, огневая подготовка, самооборона, прыжки с парашютом. Такая хорошая мужская работа.

Вообще, из собственного опыта, скажу, что с людьми, которые прошли армию, намного легче работать.

— Александр Кузьмич, считается, что самые крутые опера работают в МУРе, но вы сделали карьеру вне его?

— Бесспорно, МУР — это высокая марка. Но у меня сложился свой путь. Я начал службу инспектором уголовного розыска 6 февраля 1971 года в 18-м отделении милиции на Сретенке. На этом участке был Рождественский бульвар, улица Дзержинского, знаменитый «Детский мир»...

— Сразу бойкое место досталось...

— Ещё какое бойкое. От «Детского мира» каждый день от 8 до 13 автомобилей угоняли. Кроме того, беспокоили уличные грабежи, разбои, мошенничество. Жилой сектор, а это были в основном коммуналки, меньше тревожил. Но первое расследование, я уже об этом рассказывал, провёл в одной из коммунальных квартир

— Вы упомянули о своём наставнике Николае Ивановиче Душине. Что представляли собою тогдашние опера.

— Это были люди с опытом службы ещё в довоенной милиции, воевавшие, служившие в СМЕРШе, военной разведке, особых отделах. Да, образования, по нашим нынешним меркам, у них было маловато, но огромный жизненный опыт и трудолюбие, преданность делу компенсировали этот недостаток.

— Вы прошли все должности на «земле». Скажите, это важно начать службу с самых низов?

— Да, мне судьба подарила возможность начать свою карьеру с работы на «земле» и долго на ней потрудиться. Я полагаю, что каждый человек, который мечтает связать свою жизнь с розыском, должен обязательно именно так начинать. Только так можно познать жизнь без прикрас, понять свою службу и определиться, правильную ли стезю ты выбрал. Ведь опер — это в первую очередь не должность, а образ жизни. И какой необычной жизни! Жизни — вечной погони, неуёмного стремления к победе над преступностью, если хотите, вечного поиска справедливости!

Как-то мне позвонил один из крупных военачальников Министерства обороны, просил за сына, выпускника нашего университета — возьмите после распределения в МУР, парень, дескать, спит и видит себя на Петровке, 38. Обычно я, когда ко мне такие ходоки с такими просьбами обращались, просто кидал трубку. Но тут — крупный заслуженный генерал, очень уважаемый в нашей стране человек. Объяснил я ему, что нужно начинать с «земли», от этого будет опыт, знания и, в конечном счёте, польза. Вижу, он меня не понимает, расстроен моим отказом. Говорю: товарищ генерал армии, вы сможете в Генеральный штаб взять выпускника общевойскового училища в звании лейтенанта? Нет, отвечает, ему надо взводом, ротой, батальоном, полком покомандовать, в дальнем гарнизоне послужить. Тут я рассмеялся: вот и у нас так надо, побыть опером на «земле», а уж потом — в Генеральный штаб, то есть на Петровку, 38.

— Как ваша служба протекала?

— В основном на «земле» северо-востока Москвы. В 1977 году был назначен заместителем начальника 61-го отделения милиции по уголовному розыску, мне ещё не было 30 лет, меня назначили начальником 106-го отделения милиции, а в 1981 — начальником отдела уголовного розыска УВД Бабушкинского райисполкома.

С удовольствием учился. Поступил в высшую школу милиции в Москве, но потом наш курс перевели в Киев — в 1976 году получил диплом о высшем образовании по специальности «Правоведение». Кстати, с учёбой на 1-м факультете Академии МВД СССР получился кадровый казус — только поступил, а тут назначение начальником РУВД. Пришлось и учиться, и работать. Защитился в 1989 году.

В 1991 году меня назначили первым заместителем начальника УВД Северо-Восточного административного округа — начальником криминальной милиции. Знаете, я никогда не стремился быть первым лицом, начальником, я люблю оперативную работу. Поэтому когда вскоре назначили начальником УВД по СВАО, особого восторга не испытывал — опять чердаки, социалка, строительство… Всё это я уже прошёл. Но доверие руководства надо оправдывать.

Через некоторое время вернулся к любимой работе. Тогдашний начальник главка генерал Пронин предложил занять должность его первого заместителя, возглавить криминальную милицию. На этой должности я проработал десять лет, в 2011 году ушёл на отдых.

— 40 лет на службе и практически всё это время в розыске. Какие принципы ведения следствия выработали за эти годы, так сказать, принципы опера Иванова?

— Первый — это спокойствие, то есть если ты приезжаешь на место происшествия, то никогда не ругайся, не разговаривай на повышенных тонах — люди должны работать, а не отвлекаться и нервничать. У нас иногда бывает так: приезжает руководитель и начинается разгон. Я всегда был против этого. Если ты своим шумом и криком выбьешь следственную бригаду из колеи, то они обязательно сделают ошибку, потеряют время, не заметят улику. Я всегда был против таких наскоков, сам, если приезжал, то тихо и спокойно интересовался, как дела, спокойно подсказывал, если требовалось. Старался не мешать. На месте происшествия люди должны ра-бо-та-ть и каждый — заниматься своим делом: следователь — протокол составлять, эксперт — фиксировать следы, опер — отрабатывать жилой сектор...

— Понятно, речь идёт о доброжелательной помощи, а не о крике, что мне из ЦК или мэрии звонили и требовали немедленно найти преступника. А какой второй?

— Работать столько, сколько необходимо. На мой взгляд, абсолютно нет никаких причин для того, чтобы бросить расследование в самом разгаре и отправиться на отдых.

— Даже если «Спартак» играет в футбол или ЦСКА — в хоккей? Шучу, конечно...

— Здесь очень важен личный пример руководителя. Я сам приезжал на службу ранним утром — в 7.30 и уезжал почти ночью — в 22—23 часа (это если ничего экстраординарного не случалось). В годы моего руководства криминальной милицией в день происходило где-то около 600 преступлений — это те, которые в сводку попадали. Конечно, я не во всё вникал, но вот к резонансным обязательно подключался.

— И третий принцип опера Иванова?

— Честность, порядочность, правдивость во всех отношениях: в оценке результатов работы, в отношениях между сотрудниками. Наша работа — игра командная, и команду надо сплотить на вот таких принципах. Тогда появляется доверие, сплочённость и результат.

Все эти принципы легко можно обнаружить во многих проведённых расследованиях. Но, пожалуй, наиболее выпукло они воплотились в ходе расследования дела банды охранников киностудии имени Горького. Об этом уже писали, но тем не менее кое-какие детали напомню.

В середине 1985 года, в воскресенье, в своей квартире (на территории Бабушкинского района) была убита выстрелом из пистолета кассир упомянутой киностудии. По горячим следам удалось установить, что в квартиру заходил мужчина в форме сотрудника милиции. Похитив у женщины ключи, убийца и его сообщники открыли сейф в кассе киностудии и забрали крупную сумму денег, также они вскрыли сейф караула и похитили оружие.

Это убийство произошло на территории 138-го отделения милиции, а киностудия находилась на территории 87-го отделения. На полпути между ними, в районе Ростокино, был создан оперативный штаб по раскрытию этого дерзкого и жестокого преступления. Я тогда являлся заместителем начальника Бабушкинского РУВД по оперативной работе и, естественно, возглавил оперативный штаб. Нам удалось, изучив связи начальника охраны киностудии, выйти на преступников, в том числе и на «оборотня», бывшего замполита одного из отделений милиции. Постепенно стало ясно, что эта банда насчитывает более десятка человек, что она совершила целую серию разбойных нападений, из них три — на инкассаторов в столице и в Московской области. Все преступники были задержаны и осуждены.

Так вот, работа специалистов отдела уголовного розыска, трёх отделений милиции отличалась слаженностью, огромным напряжением и упорством. Работали мы как один механизм. На раскрытие убийства кассира и всех остальных преступлений, совершённых бандитами, у нас ушло менее десяти дней. Люди забывали об отдыхе, о сне, о семьях. Немного в кабинетах отдыхали и продолжали работать. Некоторых приходилось буквально выгонять домой.

— Александр Кузьмич, вспоминается такой старинный анекдот. Как-то учёные нашли мумию египетского фараона. И заспорили, кто это: Тутанхамон пятый или Тутанхамон шестой. Не смогли найти правильный ответ и обратились за помощью в правоохранительные органы. Быстро прибыли следователи НКВД, которые потребовали отдельную комнату и три пачки папирос «Беломор». Через двое суток они победно открыли переполненную дымом комнату, дескать, сам признался — Тутанхамон пятый! Скажите, пожалуйста, вот те ещё методы работы, так называемый «чекизм» не висит над операми?

— Я в розыске с 1971 года, и уже тогда это явление было искоренено. Уже тогда был провозглашён приоритет закона и всякие там попытки запугать, как-то «попрессовать», пустить в глаза подозреваемому папиросный дым «Беломора», попугать его, — выжигались калёным железом. Да, изредка подобные вещи происходили, но в случае их выявления разговор со следователем или опером был очень коротким: партбилет на стол, увольнение, а иногда и срок мог схлопотать.

— И что, за сорок лет работы в таком жестоком месте вы ни разу в ухо никого не стукнули?

— Тут надо понимать, что мне приходилось арестовывать жестоких убийц и рецидивистов, как правило, отчаянных и хорошо вооружённых. Когда я сходился лицом к лицу с таким врагом и призом в этой схватке была жизнь, то никто никого не жалел. Он меня не жалел, и у меня рука не дрожала! И в ухо стукали, как вы выразились, и промеж глаз. Он стрелял, и я стрелял, он финку или заточку вынимал, и я применял всё, что умел. В такие минуты я с благодарностью вспоминал своих спортивных тренеров и армейских учителей.

Но совсем другое дело, когда тебе в кабинет вводят твоего противника в наручниках и с синяком на полщеки. Тут уже кулаки не нужны, тут нужен ум и человечность.

— В каком смысле человечность?

— В самом прямом. В каждом из этих людей надо видеть человека, с неудавшейся жизнью, с изломанной судьбой, но — человека. Мой опыт говорит, что практически все люди, совершившие преступления, как правило, уже внутри терзаются этим, они ищут уже себе оправдание. Им надо выговориться, объяснить, почему именно так они поступили. Иногда они ждут разговора со следователем или опером даже больше, чем мы. Вот этим и надо пользоваться, а не брать «на бас», на крик, угрожать, размахивать кулаками. Он только после этого замкнётся, и никакой «удар в ухо» не заставит его сотрудничать со следствием.

— От него разговором, беседой больше можно добиться?

— Именно так. Его надо разговорить. За всю свою длинную работу в розыске у меня был только один случай, когда я не смог найти подход к арестованному — он замолчал, вошёл в ступор и так до конца и молча. А все остальные тысячи раз преступники шли на разговор. Конечно, открывались не сразу. Надо было найти вначале подход, общий какой-то интерес.

— На какие темы наиболее часто отзывались?

— Таких тем немало: служба в армии, судьба родителей, детей, жены, состояние здоровья, хобби, если такое слово тут применимо. Можно дать закурить, если он курит. Как только он увидит, что ты с полным интересом общаешься с ними, они тоже начинают себя нормально вести. Ну а потом переходишь к преступлению. Правда, иногда на этот процесс нужно потратить много времени, но зачем его экономить, если речь идёт о раскрытии тяжёлого преступления.

— Александр Кузьмич, а вам кто ближе из легендарных муровских следователей: Жеглов или Шарапов?

— Мне по типу характера и энергичной манере поведения больше симпатичен Жеглов, это тот человек, который может сделать. На его фоне Шарапов, зря, что пришёл из войсковой разведки и вся грудь в орденах, кажется немного мечтателем.

— Но вы бы не подкинули кошелёк Косте Сапрыкину по прозвищу Кирпич?

— Нет, конечно. В принципе, он уже и так был изобличён. Что касается Жеглова и Шарапова, то мы все должны понимать, что они — литературные герои, придуманные, а мы их оцениваем как реальных людей. Сейчас скажу непривычную вещь, которая не всем может понравиться. Я считаю, что им памятник должен быть размещён не во дворе Петровки,38, а через улицу — в парке. А здесь, рядом с бюстом реального человека, первого чекиста Феликса Эдмундовича Дзержинского, — поставить скульптурные изображения реальных людей, благо история столичных органов правопорядка наполнена и героями, и подвигами.

— А вам нравится, как изображается опер в современных сериалах? Ведь сейчас именно опер является главным героем телеэкрана.

— Нет, не совсем нравится. Может, я человек старой формации, но во многих фильмах постоянно показывают, как один честный опер борется с другими, нечестными операми. Там постоянно огромное количество отрицательных людей: то фээсбэшник плохой, то руководитель ненормальный, то министерские работники взятки берут. Разве в жизни так  бывает, чтобы вокруг одни враги?

А другая тревожная и отрицательная тенденция — показывают вора в законе в положительном свете. У меня глаза на лоб лезут, когда я вижу, как опер идёт посоветоваться с вором в законе. И тот включает свой «государственный ум» и выступает порядочным человеком. Кто всё это придумывает? Куда смотрят консультанты? За 40 лет я ни одного такого вора в законе не видел. Да он и не может быть таким — их понятия просто запрещают контакты с правоохранительными органами. Если его увидят беседующим с опером, то это все равно, что его опустили ниже плинтуса. А в наших кинофильмах они обнимаются, принимают подарки… Есть фильмы, которые я просто не могу смотреть, сразу выключаю телевизор.

Кино, вместо того чтобы воспитывать людей, развращает их, вводит в искушение, обман. У нас как-то снимался один такой фильм на Дмитровском пикете, мы им предоставили «своё место» на время. Там, по сюжету, милиционеры вымогают и берут взятки. Народ смотрит по телевизору это безобразие, а потом заявляет нашим сотрудникам, которые там несут службу: менты, вот вы берёте мзду, вымогаете, сами хуже уголовников. Сотрудники наши стали отказываться идти туда на дежурство. Короче, пришлось этим киношникам продолжить съёмки на другой территории.

— Александр Кузьмич, вы сказали, что опер — это не должность, а образ жизни. Но ведь у тех тысяч оперов, которые служат в органах внутренних дел Москвы, да и всей страны, есть семьи, жёны, дети. Ведь не все они могут вытерпеть такую самоотдачу мужей работе и видеть родного человека обрывками — дети путают их с другими «дядями», одетыми в милицейскую форму. Каков вклад жён, спутниц оперов, в их «образ жизни»?

— Огромный вклад! Тут надо вытянуть счастливый билет. Мне это удалось. Супругу свою Надежду Петровну я знаю ещё со школьных времён, мы жили неподалёку друг от друга. Она меня провожала в армию. Ждала, спасибо ей большое. Потом, можно сказать сразу с поступлением на службу, мы поженились. И тут появилась проблема, которую моя жена сумела решить. Я уже говорил о том, что наш курс в Высшей школе милиции перевели на учёбу в Киев. А у нас дочь трёх лет, и жене предстояло оставаться одной с крохотным ребёнком в Москве. Я уже был готов отказаться от учёбы, но она настояла, сказала: учись, я справлюсь. И справилась! Хотя тогда мы и материально были очень стеснены.

А возьмите более поздние времена. Весь «тыл»: дети, школы, собрания, дневники, ремонты, господи, сколько всего — это на плечах моей жены. Сам же с утра и до вечера на службе. Иногда просто не было возможности даже домой заявиться — короткий звонок, что не приду. Или: приготовь чистую одежду — заскочил на полчаса, переоделся и опять пропал на несколько дней. А в ответ полное понимание твоих проблем, забот, удивительное терпение и желание помочь. Да образ жизни опера — это, во многом, заслуга их боевых подруг!

— Скажите, пожалуйста, какая вам песня о работе оперов больше нравится. Та, которую пели в кинофильме советских времён «Следствие ведут знатоки» («Если кто-то кое-где у нас порой») или из более позднего сериала «Улицы разбитых фонарей» («Прорвёмся, опера»)?

— Мне ближе вторая. Мой девиз по жизни — «Мы опера и мы всегда прорвёмся»!

Беседовал Владимир ГАЛАЙКО, фото из семейного архива Александра ИВАНОВА