(«Танковая рапира» генерала Павлова ударила прямо в сердце рейха)

Неожиданно яркий для февраля солнечный луч пробился сквозь облака и осветил город. Внимательно рассматривающий Запорожье в бинокль командир 25-го танкового корпуса генерал-майор танковых войск Пётр Павлов воскликнул: «Как же ты велика, казацкая столица!» Окуляры приблизили громады строений, многочисленные полуразрушенные «сигары» заводских труб, и стало ясно, что втягивать корпус в это промышленное царство будет преступлением — танки не созданы для боёв в такой тесноте. А как здорово было бы, подумал Пётр Петрович, сейчас выйти к ДнепроГЭСу и оседлать днепровские переправы, чтобы вся страна, да и весь мир увидел!

1943 год начался с прекрасных новостей — Красная Армия мёртвым узлом затянула «удавку на шее» 6-й немецкой армии, окруженной в Сталинграде. Хотя немцев оказалось значительно больше, чем докладывала разведка, «сталинградский котёл» сварил их всех. В это время войска Сталинградского и Юго-Западного фронтов без передышки вели наступательную операцию по освобождению Харькова, Донбасса для выхода к Днепру. 25-й танковый корпус, входивший в состав Юго-Западного фронта, наступал из района Воронежа в юго-восточном направлении, подрубая под корень «синюю стрелку» немецких войск, спешащих на выручку в Сталинград. В ходе операции корпусом была разгромлена 8-я итальянская армия, а 11 февраля комкор Павлов получил задачу: совершить марш в район Павлограда (Днепропетровская область), войти в прорыв и, отрезав пути отхода донбасской группировке противника, уничтожить её. К 19 февраля корпус вышел к Запорожью, острие удара направив на расположенный на окраине города аэродром.

Именно схватка за запорожский аэродром могла стать главным сражением Второй мировой войны. Почему это стоит оценивать именно так, стало известно лишь в начале XXI века, когда были рассекречены находящиеся в архиве ФСБ материалы. Речь, в частности, о допросах генерал-лейтенанта вермахта Рейнера Штагеля.

«Прорыватель» котлов

Рейнер Штагель во Вторую мировую войну вступил полковником. Командование ценило его за волю и боевой дух, но крутой карьерный взлёт ему принесло ноу-хау, внедрённое уже во второй половине «русской кампании», когда немецкие части всё чаще оказывались в «котлах». Для прорыва позиций Красной Армии он первым предложил использовать зенитные пушки, которые, имея огромную начальную скорость снаряда, пробивали насквозь советские танки. Полковник получил неофициальный титул «прорывателя котлов», и на него обратил внимание сам Гитлер.

Фюрер приблизил его, присвоил звание генерала и стал давать самые важные поручения. Штагель отличился в боях под Выборгом, выходил из окружения под Вильно, в связи с выходом Италии из войны был назначен комендантом Рима. Когда грянуло Варшавское восстание, он стал комендантом польской столицы, потом Гитлер бросил его в Бухарест — спасать окружённые там немецкие войска. Он сумел и там вырваться из кольца, но попал во второе и был интернирован. И вот что этот генерал рассказал о событиях, происходивших в феврале 1943 года на запорожском аэродроме (далее — выдержки из протокола допроса. — «В.Г.).

«Ночью 20 февраля 1943 года мне позвонила секретарша начальника генерального штаба люфтваффе Ешоннека и сообщила, что по его приказу я с небольшим багажом должен немедленно вылететь в Винницу.

Вопрос: Где располагалась ставка?

Ответ: Ставка Гитлера была расположена в лесу, примерно в 10 км от города. В отличие от восточнопрусской ставки «Вольфшанце» с её бункерами и дотами, ставка в Виннице носила временный характер; все помещения были деревянными, правда, прекрасно замаскированными под окружающую местность. Здесь произошла встреча с Гитлером...

Стоя за столом, на котором лежала карта (как я разглядел, карта района Запорожья), Гитлер в каком-то сильном возбуждении, причина которого была мне объяснена позже, обратился ко мне с потоком отрывистых, беспорядочных указаний: «Назначаю вас начальником обороны района Запорожья. Хорошо, что вы приехали, мои генералы ничего не смыслят ни в экономике, ни в политике. Один из них чуть не проиграл Прибалтику. Так вот, Запорожье очень важно. Это днепровская плотина, марганцевые рудники. Марганец мне нужен для пушек. Без пушек даже я не могу выиграть войны с большевиками. Они (кивок в сторону притихших генералов) не хотят этого понимать. Организуйте несокрушимую оборону, не забудьте об особом значении аэродрома, так как это единственный приличный аэродром, оставшийся в нашем распоряжении на этом участке».

...Приём был окончен. Четверть часа спустя я имел интересную беседу с Цейтцлером (в это время — начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта) в офицерской столовой. Во время этой беседы Цейтцлер объяснил мне причину необычайного возбуждения Гитлера.

Вопрос: В чём заключалась эта причина?

Ответ: Причиной, как оказалось, было не опасение потерять марганцевые рудники. Фюрер был перепуган до смерти, ибо накануне, как мне рассказал Цейтцлер, Гитлер чуть было не попал в качестве трофея в руки советских танкистов. Дело в том, что 20 февраля 1943 года русские прорвали фронт, и одной танковой колонне удалось прорваться в район Запорожья, куда накануне приехал Гитлер для встречи с Манштейном. Самолёт Гитлера был на том самом аэродроме, о важности которого мне толковал фюрер. Русские танкисты были в 5 километрах от аэродрома, когда им преградил путь немецкий бронепоезд с зенитными установками. Одновременно с аэродрома были подняты самолёты прикрытия. Русские танки удалось задержать, и поздно вечером Гитлер на своем самолёте с эскортом истребителей вылетел в Винницу. Гитлер был охвачен паникой. Достаточно сказать, что за всю последующую кампанию он ни разу не выезжал за пределы Германии, если не считать прилёта на 2 часа в Запорожье месяц спустя. Но тогда фронт был в известной мере стабилизирован, а район Запорожья я укрепил по всем рецептам немецкой фортификации...

Допросил: старший оперуполномоченный Следотдела 2-го Главного управления МГБ СССР майор Копелянский».

Протокол, правда, составлен через 6 лет после окончания войны, но свидетельство самое авторитетное и сенсационное: атаке 25-го танкового корпуса генерала Павлова подвергся сам Гитлер. Невероятно, учитывая время и регион действия. Но не менее поразительно и другое: почему об этом эпизоде до сих пор ничего не известно?

Объяснение можно искать только в обстоятельствах допроса Штагеля: наши органы интересовали не детали минувших военных операций, а нечто другое. Что? Ответ, как представляется, даёт важная деталь: бывший сотрудник Главного управления контрразведки СМЕРШ майор Копелянский Даниил Григорьевич (он, кстати, допрашивал и Рауля Валленберга) работал в специальной группе, созданной по указанию Сталина, подозревавшего, что руководитель рейха сумел уйти от возмездия. Тщательно изучалось всё, связанное с главным нацистом, были найдены и пристрастно допрошены многие лица из близкого окружения Гитлера: обслуга, врачи, адъютанты, родственники, доверенные фигуры (а Штагель был из их числа). Искали любую крупицу информации, чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения, всё остальное для следствия — шлак. Тот факт, что Гитлера чуть не пленили наши танкисты в 1943-м, для Копелянского и его начальства из МГБ был как раз из этой категории: ведь не пленили и не убили...

Между тем современные историки установили, что фюрер бывал в Запорожье несколько раз. Цель поездки в феврале 1943 года — совещание по перегруппировке сил. Останавливался главный нацист в помещениях бывших авиационных казарм (сейчас на их месте Космический микрорайон города). И вот выясняется, что целый день, находясь на аэродроме, фюрер был в сфере досягаемости Красной Армии. А стало быть, в феврале 1943 года имелась реальная возможность пленить или уничтожить руководителя рейха. Не случилось. И дело не только в ожесточённой немецкой обороне, но и в положении атакующих: уже подбираясь к Запорожью, 17 февраля Павлов докладывал командующему Юго-Западным фронтом: «Корпус сосредоточился на Лозовой. Горючего нет...» Докладывал и о недостатке боеприпасов. Можно ли было этих накладок избежать? Вряд ли: прорыв корпуса Павлова был рекордный, за весь период осенне-зимней кампании 1942—1943 годов так далеко в тыл врага не заходила ни одна часть Красной Армии — никакие снабженцы поспеть тут не могли...

Судьба комкора

Военная карьера Павлова неизменно шла по восходящей: от рядового до командира эскадрона в 1-й Конной — всего за пару лет, потом командование полком, учёба на танкиста (Павлов имел рост 183 сантиметра, был широким в плечах — с такими габаритами и поместиться-то в боевой машине трудно), а к началу 1941-го уже комдив. Командует 41-й танковой дивизией, входящей в 22-й механизированный корпус, развёрнутый в небольшом городке Владимире-Волынском, буквально на границе с Польшей. И большую войну Павлов встретил одним из первых — в 4 часа 22 июня его дивизия вступила в бой.

В конце 1941-го Павлов был вызван с передовой в Москву: ставка приняла решение о создании танковых корпусов и Петру Петровичу поручалось сформировать 25-й танковый корпус, который уже в начале 1942 года воевал на Брянском фронте. И вот февраль 1943-го: донбасский рейд. В этой операции корпус в течение 13 суток действовал в отрыве от главных сил армии.

Сегодня известно: после шока, полученного в Запорожье, Гитлер повелел Манштейну «стереть» русских танкистов, которые посмели ему угрожать. Генерал-фельдмаршал приказ исполнил: он разгромил не только 25-й танковый корпус Павлова, но и всю 6-ю армию, в которую тот входил, сумел перейти в наступление и снова захватить Харьков. Немцы нанесли контрудар 23 февраля, в День Красной Армии и флота, тем горше было осознавать их преимущество в силах и средствах. А превосходство это, как посчитали современные историки, было семикратное.

24 февраля генерал Павлов, получив приказ на отступление из рейда, распорядился на оставшихся в строю боевых машинах вывозить раненых, а оказавшиеся без горючего танки взорвать. У села Терны в 50 км от Павлограда Павлов был тяжело ранен, он передал командование корпусом начальнику штаба полковнику Николаю Васютину, но тот вскоре погиб. Организованное отступление корпуса прекратилось — танкисты, разбившись на небольшие группы, отходили кто как мог. Павлов с группой бойцов оказался в селе Николаевке, на границе нынешних Днепропетровской и Харьковской областей. Ходить он не мог: ранение осколком снаряда в левое бедро и ещё два пулевых ранения — в левую руку. Что и как происходило дальше, рассказывает документ, хранящийся в личном деле Петра Петровича, с которым мы имели возможность ознакомиться. Это доклад командующего 6-й армией Харитонова командующему Юго-Западным фронтом генералу Малиновскому о мерах, принятых для спасения командира 25-го танкового корпуса. Меры были серьёзные: выслана разведгруппа, для эвакуации направили самолёт, готовы были подключиться и диверсанты (группа из 25 человек). Увы, выручить генерала не получилось. Немцы захватили его в плен...

Среди бумаг архива Павлова, мы, вместе с его дочерью Еленой Петровной, обнаружили написанный карандашом (генерал любил карандаши, но не начальственные — разноцветные, а простые, и практически все его тексты написаны именно ими) листок с перечнем населённых пунктов и дат. При более внимательном изучении выяснилось, что это список тех населённых пунктов, в которых генерал находился сразу после своего пленения.

«Николаевка с.1.III.

по 15.III — 43

Орельки с 15.III по 18.III

Лозовая с 18.III по 20.III

Днепропетровск с 22.III по 24.III

Запорожье с 24.III по 26.III

Владимир-Волынский с 30.III по 26.IV — 43

Нюрнберг с 1.V по 26.8.43...»

Почему фашисты так долго возили пленного по разным населённым пунктам? Объясняется это тем, что оказавшийся в руках врагов Павлов настаивал: он никакой не советский генерал, а военный врач по фамилии Генералов. Ему немного помогло сообщение немецкого радио о том, что «танковый корпус генерала Павлова разбит и труп его обнаружен» — гитлеровцы засомневались, может быть, пленный и не врёт. Для установления истины они пытались найти людей, которые смогли бы подтвердить или отвергнуть высокий статус Петра Петровича. Но никто из тех, к кому они обращались (пленные офицеры и красноармейцы, сельчане, горожане), «не узнал» генерала. Гестаповцы, вспомнив о том, что он в предвоенное время возглавлял танковую дивизию во Владимире-Волынском и был комендантом гарнизона, повезли его туда — там-то, считали они, должны вспомнить крупного руководителя и известного человека. Почти месяц каждый день его «выставляли» там на опознание, но никто из жителей городка не выдал генерала. Петру Петровичу казалось: ещё немного, и гестаповцы потеряют к нему интерес. Он ошибся, фашисты оказались тонкими и циничными психологами. Они подготовили ему испытание, которое он не выдержал.

...В операционной ослепительно ярко горели лампы. На столе, покрытом простыней, стонал раненый. У стены стояли несколько людей в белых халатах, сквозь которые просвечивали черные эсэсовские мундиры.

Шеф госпиталя встретил вошедшего Павлова иронической фразой:

— У нас тяжёлый случай и мы пригласили, — он повернулся к эсэсовцам, и они все дружно расхохотались, — пригласили известного русского хирурга Генералова сделать операцию. Глядя на лицо Петра Петровича, на котором внезапно выступил густой пот, он сказал: — Коллега, приступайте...

Тяжело опираясь на палку, Павлов медленно приблизился к операционному столу, на котором лежал человек.

— Вы кто?

— Офицер-танкист, — еле слышно ответил тот покусанными от боли губами. — Вчера пленили, ранили в ногу и плечо, обгорел. Товарищ, пить хочу — глоток воды...

— Да, коллега, — вновь подал голос шеф госпиталя, — с наркозом у нас проблемы, не хватает. Будете без него оперировать. Я лично буду вашим ассистентом. Приступайте, доктор Генералов, — немец подал ему скальпель.

Пётр Петрович взял хирургический инструмент в руки. Потом молча положил его обратно и, тяжело опираясь на палку, пошёл к выходу. В операционной, за его спиной, победно гоготали гитлеровцы...

Дальше были мытарства заключения, перевозки из лагеря в лагерь. Нюрнберг запомнился Павлову особо: в тюрьму к нему приехал Власов. Он без преамбул призвал Павлова вливаться в «антисталинское движение» и предложил должность своего заместителя по танковым войскам. Генерал ответил достойно: надеется дожить до того дня, когда вожди «движения» попадут на виселицу.

Вскоре Пётр Петрович оказался в концентрационном лагере Флоссенбюрг. Лагерь находился примерно в 100 километрах от Нюрнберга, в горах. Большинство заключённых работали на расположенном здесь авиазаводе и в каменоломнях. О том, в каких условиях содержались в этом лагере пленные, можно судить по донесению Отдела военных преступлений военной прокуратуры штаба 3-й американской армии, которое цитировались на Нюрнбергском процессе: «Хотя на первый взгляд основным назначением лагеря являлось использование массового рабского труда, он имел другое назначение — уничтожение людей путём применения специальных методов при обращении с заключёнными... Их убивали без разбора: впрыскивание яда, расстрелы в затылок были ежедневными событиями; свирепствовавшие эпидемии брюшного и сыпного тифа, которым предоставляли неистовствовать, служили средством уничтожения заключённых. Человеческая жизнь в этом лагере ничего не значила. Убийство стало обычным делом, настолько обычным, что несчастные жертвы просто приветствовали смерть, когда она наступала быстро».

Долгая дорога домой

Когда Павлов попал в Флоссенбюрг, руководил этим заведением оберштурмбанфюрер СС Макс Кегель, видный «специалист» по массовому уничтожению заключённых. Он лично допрашивал советского генерала, который к тому времени весил всего 48 килограммов. Павлов не дрогнул и в присутствии четырёх сотен товарищей по несчастью заявил коменданту, что от своих коммунистических убеждений не отказывается. Кегель в ответ пообещал ему участь генерала авиации Григория Илларионовича Тхора, который был здесь расстрелян за антинацистскую агитацию. Но судьба сберегла Петра Петровича: ему удалось бежать.

Это случилось 20 апреля 1945 года. Пленников лагеря Флоссенбюрг погнали в находившийся на пути в Альпы концлагерь Дахау. По дороге Павлов сумел уйти. Он сутки просидел в озере, слыша, как эсэсовцы с собаками ищут его след. Потом долго плутал в горах, попал в итоге уже на французскую территорию, где его обнаружили партизаны. Они помогли русскому генералу добраться до Парижа, где находилась советская военная миссия...

27 мая 1945 года на столе Сталина оказалось сообщение начальника Главного управления контрразведки СМЕРШ генерала Абакумова: «В соответствии с вашим указанием, вчера, 26 мая с.г., работниками Главного управления СМЕРШ, действовавшими под видом сотрудников уполномоченного СНК СССР по репатриации, на двух самолётах из Парижа в Москву были доставлены 29 генералов Красной Армии, 3 комбрига и 1 бригадный врач, находившиеся в плену у немцев».

«Подавляющее большинство хотело вернуться домой»

Так генерал-майор танковых войск Павлов оказался на Лубянке (в своём архиве он иронично написал: «пребывание на даче»). Семь месяцев шла проверка. Шаг за шагом был восстановлен весь фронтовой путь командира 25-го корпуса: взяты письменные объяснения, изучены многие документы, опрошены свидетели. Это был очень трудный период в его жизни, может быть, самый трудный. Но тем радостней был момент освобождения: 1946 год он встретил с семьёй. Павлов был возвращен и на действительную службу в прежнем звании — генерал-майор танковых войск.

В 1950 году ушёл в отставку: по болезни. Сказались ранения (три в Гражданскую войну и три в Великую Отечественную), а также нечеловеческие условия гитлеровских лагерей. Генеральская пенсия позволяла жить безбедно, но как только здоровье поправилось, Пётр Петрович окунулся в дела созданного в 1956 году Советского комитета ветеранов войны. Павлов принял на себя один из самых тяжёлых участков — работу с бывшими военнопленными. Ведь долгие годы у нас в стране пребывание в плену считалось клеймом, от которого не могли очистить никакие проверки. Получалось так, что люди, пережившие страшные лишения и мучения в концлагерях, попав туда зачастую не по своей вине, оказывались изгоями на «победном пиру». Генерал Павлов пытался повернуть общественное мнение.

Он ушёл из жизни 4 сентября 1962 года. По печальной традиции впереди гроба на подушечках несли награды: орден Ленина, пять орденов Красного Знамени, орден Красной Звезды и множество медалей. Награды за беспримерный рейд в феврале 1943-го среди них не было. А ведь он её заслужил...

Владимир ГАЛАЙКО, член Союза писателей России, фото из архивов