Из книги «Шел солдат…»

 

 

Василий Павлович Волков родился 4 марта 1925 года в крестьянской семье, где было уже 10 детей.

…Неспроста, наверное, младший родился под самый женский праздник. Ни дать ни взять девчушка. Голосок тоненький. Глаза точь-в-точь озерная вода — голубые-голубые. Росточком не вышел. Но мал да удал. Сорвиголова. Школьная учительница все норовила заглянуть к ним. Горестно вздыхала: «Бедокурит. С двойки на тройку перебивается».

Родители с утра до ночи в поле и на ферме, и за озорника, чтобы совсем от рук не отбился, взялся Григорий, средний из братьев, ровесник «красной» революции:

— Тебе уже девять стукнуло, за ум берись, — укорял он. — Батьку с маткой не срами.

Младший к нему относился с почтением. В округе за Гришей тянулась вся молодежь. Еще бы, трудяга, сенокосилку доверили. Заправлял комсомольской ячейкой. Высок, силен. Первым заимел значок Ворошиловского стрелка. Это звание стоило многого, главным образом репутации. Не сдашь нормативы — считай, пропащий человек, стрелять не умеешь и в Красную армию тебе дорога заказана. Позор!

Григорий и сделал заманку, сводив как-то Васю на тетеревиный ток. Объяснил, как целиться, дал разок пальнуть. С тех пор охота стала любимым занятием парнишки.

После окончания шестилетки выбор один — работать. Хотелось, как брат, поближе к технике, да кто позволит пацану, если в деревне только один трактор «ХТЗ»…

Но Василию досталась не менее ответственная должность — оператор молотилки. Молодой человек трудился на совесть. За проворство и сноровку его стали уважать во всей деревне. Прилежному работнику стали выделять дополнительное продовольствие. Это радовало родителей — Василий тоже становился кормильцем семьи. К тому времени брат Григорий уже служил в армии — на Черноморском флоте.

Началась война. В конце июня 1941 года пришла повестка Павлу Васильевичу Волкову.

Война внесла свои суровые коррективы в размеренную ручьевскую жизнь. В местную артель стали машинами свозить валенки, которые необходимо было отремонтировать, и отправить обратно на фронт.

… Мальчишечье сердце заходилось от гнева: то пуля или рваный осколочек, застрявшие в войлоке, попадутся, то внутри обрывок иссохшегося бинта с бурыми пятнами. Совсем уже негодные валенки, дырявые и стоптанные, разрезали и пускали на стельки. Какие получше — латали, подшивали. Механизмов никаких, все вручную. Крючок — «подбивать» ранты, шило, дратва, вар. Работали не разгибаясь. На ладонях, пальцах глубокие черные борозды образовались от просмоленной суровой нитки. Василий стельку трижды-четырежды проходил, чтобы крепче было. Потом сосед и закадычный друг, Мишка Кузнецов, предложил:

 — Надо дух Красной армии подымать разными призывами.

Стали вышивать на голенищах: «Вперед на Запад!», «Победим!», «Дойти до Берлина!», а то и просто свои имена. «Достались бы отцу мои валенки, — затаенно думал Вася. — Рад-радешенек будет. Может, в них до самого Берлина дойдет».

Через несколько дней почтальонша принесла похоронку:

«…Григорий Павлович Волков пал смертью храбрых при обороне Севастополя». Прекратились письма и от отца. Сгинул бесследно. Никакого сообщения: пропал ли без вести, убит? Прасковья Федоровна почернела от горя. Сын судорожно стискивал кулаки: «Я им, подлюкам, устрою. Успеть бы…»

Он успел… В 1943 году не достигший 18-летнего возраста Василий попал на фронт. Боевое крещение рядовой Волков получил при десанте Керченского пролива.

…Военный катер оттащил баржу с бойцами километров на пять вдоль побережья, затем отпустил, и по расчетам, течением ее должно снести правее Керчи. До этого так же пробовали. Баржу прибило к немцам. Всех наповал…

Двинулись по течению. Фашисты открыли бешеную стрельбу. Но до берега — рукой подать. Попрыгали в студеную апрельскую воду, высадились. Василий вздрогнул от увиденного. Земля усеяна трупами наших и вражеских солдат. Подорванные «катюши», раскуроченные пушки-сорокопятки…

В каком-то чумовом порыве кинулись на сопку, поливая из автоматов. Гитлеровцы, не выдержав яростного штурма, повыскакивали из захваченных траншей, стали пятиться. 

Василий огляделся. Паутина полузасыпанных траншей на склоне. Измолоченный осколками редкий кустарник. Все вокруг усыпано гильзами и осколками. Сверху — Керчь как на ладони. Там фрицы хозяйничают.

Смеркалось. Ползком по дну окопа. Поминутно натыкались на убитых.

Счастью оставшихся в живых, державших оборону, не было предела. Подмога! Целых три роты.

…Наутро выпал снежок. От недосыпания слипались веки.

Артобстрел быстро привел в чувство. Василий обернулся: снизу цепью лезли фигуры в маскхалатах, белые, как зайцы.

Развернув миномет, наши стали поливать врага огнем.

Фашисты прекратили перебежки, засели в занятых траншеях, обстреливая наши позиции.

Еле отбились… Завечерело. Под покровом темноты на повозке доставили котел перловки, а, главное — боеприпасы, которые были уже на исходе. Животы подтянуло, но от вести, что сопка окружена, каша в горло не лезла.

Гитлеровцы никак не желали примириться с потерей важной высоты. Снова ринулись в бой на нее, обрушив на защищавшихся шквал огня. На бреющем пронеслись бомбардировщики, сбросили смертоносный груз. Казалось, сопку сотрут в порошок. Земля гудела, дрожала и стонала…

Боезапас иссякал. Внезапно снизу покатилось «Ура-а-а!» С Черного моря показались штурмовики — «Илы». Зашуршали снаряды «катюш». Немцы в панике. Завязалась рукопашная. Окружение прорвали.

 — Живой я, живой, — вздрагивал всем телом Василий, тиская в объятиях обжигавший ладони минометный ствол. — Выручил, друг….

— Комполка доложу, чтоб к «Отваге» тебя представлял. Не сдрейфил, — похвалил капитан Розиков.

Вышло по-иному. Уже на Брянщине, в Клинцах, куда прибыли на переформирование, догнала их новость о награждении храбрецов. Волков приколол на гимнастерку у самого сердца орден Славы. Третьей степени. Пока.

…До Берлина еще топать и топать… Наступательная операция под условным названием «Багратион». 1-й Белорусский фронт под командованием Рокоссовского. Шесть дней вели тяжелейшее сражение за Бобруйск, где противник укрылся за мощными оборонительными сооружениями. Но никакие доты и дзоты не могли остановить их. Юго-восточнее города окружили и ликвидировали сорокатысячную группировку врага. Расчет младшего сержанта Волкова уничтожил пушку, станковый пулемет и немало живой силы. За это Василию вышла медаль «За отвагу».

Под Пинском было не легче. Задание: захватить три моста и село. А как? Кругом болота. Опорная плита миномета в трясине тонула — точность не та. Подложили бревна. Повели огонь. И вдруг адская боль пронзила тело. Василий, присев, схватился за правую ногу. Осколок прошил ее навылет. Хлынула кровь. По кочкам, чтобы не провалиться, прискакал на крик старшина Сморкалов. Наспех закрутил рану обмоткой. «В санбат!» — «Еще успею», — скрипя зубами, выдавил Василий.

Заняли село. А его как такового нет. Сожжено дотла. Лишь печные трубы торчат. Десятеро на виселице…

Недели полторы пробыв на лечении, и еще как следует не поправившись, прихрамывая, отправился догонять свою часть. Встретили с изумлением: шустер! Какое-то время спустя принимал поздравления: орденом Славы второй степени удостоили. Заслужил — раненый не покинул поле боя. 

Белоруссию очистили от захватчиков. В Восточную Пруссию вступили. Несколько городов, а

9 апреля сам Кенигсберг взяли. И все с жесточайшими боями. Сколько людей пало… Доходило до того — по одному-двое у минометов оставалось. Василия Бог миловал. В жуткую мясорубку попадал, однако пули и осколки облетали мимо.

В представлении ко второй медали «За отвагу» отмечалось: «При наступлении на город Гросс-Транкен проявил мужество. Невзирая на обстрел противника, под градом осколков продолжал точно наводить миномет на цель. Уничтожил 2 пулеметные точки и до 10 гитлеровцев. При вражеской контратаке товарищ Волков рассеял и уничтожил до 20 гитлеровцев, чем сыграл решающую роль в ее отражении».

После этого 55-ю Пинскую гвардейскую стрелковую дивизию в составе 1-го Украинского фронта с юга бросили на Берлин. Фашисты сопротивлялись остервенело. Едва бойцы пересекали железную дорогу — ураганный огонь. Залегли.

Заговорили минометы. Рискуя, били прямо с открытых позиций. Одна за другой умолкали три пулеметные точки, противотанковая пушка — волковский расчет постарался. Батальон ворвался на окраину. Наступление продолжалось.

Последнюю мину он выпустил 2 мая 1945 года. А всего — больше 54 тысяч. Война, оказывается, тоже счет любит. Велся и такой.

Победа! Всеобщее ликование. «Тридцать четверки» заглушили моторы, пушки встали. Солдаты кучи бутылок с водкой в маскхалатах разносили.

Полевые кухни задымили на площади перед Рейхстагом. А есть не хочется. Все к главной гитлеровской цитадели устремились. Стены внизу – места живого нет — вдоль и поперек исполосованы. Вся география Союза и вся «ивановская».

Василий поднял кусок камня, попросил:

— Не дотянусь я, подсади.

Старшина Ткаченко обхватил за ноги, и Василий, взгромоздившись ему на спину, размашисто вывел: «Вася Волков. Деревня Ручьи».

Собрались было отметить праздник — последовало указание «На Прагу!». Приказы не обсуждаются. Бегом по улицам. Справа, слева дома полыхают, стены рушатся, того и гляди придавит.

— Долго шли до Берлина, а выбежали быстро, — вспоминал Василий Павлович. — Раза два в пути схватывались с немцем. Под Прагой он угостил нас «Ванюшей» своим, скрипачом. Опять завязалось. Танки ворвались в город. Нам передают: «Все, товарищи, войне конец. Привал».

Демобилизовали сержанта Волкова в 1950-м. Вернулся домой полным кавалером главного солдатского ордена Славы — первую степень за Берлин дали.

После войны Василий Павлович поступил на службу в пожарную охрану, где честно и добросовестно занимался своим делом ровно четыре десятка лет.

К 40-летию Победы пришили на погоны старшинские лычки — тогда всем военным, бывшим на фронте, присвоили звание на ступень выше положенного. В этом году 9 Мая прошагал в парадном строю по Красной площади, в колонне полных кавалеров.

 Старшиной его на пенсию и проводили.

Василий Павлович ушел на покой? Как бы не так! Заслуженный ветеран активно включился в работу совета ветеранов ОВД города Москвы. И, несмотря на то что некоторое время назад пожарная охрана, которой ветеран посвятил большую часть жизни, была отдана в ведение МЧС, Волков и многие его бывшие сослуживцы осталась под опекой Совета ветеранов ОВД. Василий Павлович был непременным участником всех без исключения торжеств, с готовностью делился своим опытом и знаниями со школьниками и молодыми сотрудниками, понимая, что им просто необходима подсказка и верный совет.

— Страсть как люблю встречаться с начинающей порослью, — признавался Василий Павлович. — Чувствуешь себя нужным и полезным. Да и с нею рядом будто «полтинник» годков с себя скидываешь.

Судьба подарила Волкову много встреч с замечательными людьми. Особенно глубокий след в памяти оставило знакомство с писателем Симоновым. Константин Михайлович готовил сценарий фильма «Шел солдат…», замысленного им к 30-летию Великой Победы. Колесил по стране, встречался с полными кавалерами ордена Славы: пехотинцами и разведчиками, танкистами и артиллеристами, связистами и снайперами, минометчиками, пулеметчиками, саперами…

Однажды позвал и Василия Павловича вместе с еще троими москвичами. Разговор был долгим, тяжелым и откровенным….

Некоторое время спустя Василий Павлович получил по почте толстый конверт. Распечатал — дыхание перехватило. На обложке книги в мягком переплете красными буквами «Шел солдат…» В самом верху — фото: впереди бредет изможденный согнувшийся старый боец в съехавшей набок пилотке, с шинельной скаткой через плечо и карабином в правой руке. Сзади еще двое «сорокопятку» катят, упираясь, собрав последние силы.

Открыл еще лист и прочел: «Дорогой Василий Павлович! В память о нашей с Вами дружной работе над фильмом «Шел солдат…» посылаем Вам эту книгу и сердечно поздравляем Вас от имени всей нашей киногруппы с наступающим Днем Победы». Внизу – самого Симонова роспись и кинематографистов.

* * *

Волков извлек из кармана пиджака удостоверение с золотистым тиснением «Московский клуб Героев Советского Союза и кавалеров ордена Славы 3-х степеней»:

— Здесь тоже состою. В Москве всего четырнадцать человек с «полной Славой» осталось. А еще несколько лет назад под тридцать насчитывалось. Да… Годы летят со страшной силой, не успеваешь оглянуться…

Эти слова приведены Михаилом Хорохординым — автором очерка «Человек-легенда» в книге «Эхо войны», вышедшей в 2004 году.

Четыре года спустя, 24 июня 2008 года не стало еще одного полного кавалера орденов Славы Василия Павловича Волкова.

Свой последний приют легендарный человек получил на малой родине — в милой сердцу деревне Ручьи.