Почему люди становятся преступниками? И как уберечь вернувшихся из тюрьмы граждан от новых нарушений закона? Об этом мы побеседовали с инспектором направления по административному надзору ОУУП ОМВД по району Котловка капитаном полиции Мариной БОБКОВОЙ.

Заниматься юриспруденцией Марина хотела ещё с 7 класса. Когда пришло время выбирать, куда идти работать, сомнений не было: в милицию. Работа стабильная и уж точно нескучная. Служила в УВД на Московском метрополитене, в штабе ОМВД России по району Академический, занималась кадрово-воспитательной работой, анализом и планированием… Но по-настоящему на своём месте ощутила себя здесь, заняв должность инспектора направления по административному надзору. 

— В отделе участковых интересно, — объясняет Марина Бобкова. — Эта работа непосредственно связана с судьбами людей. Я хотела понять, почему люди встают на путь преступности. Эта область психологии меня всегда увлекала.

Открывается дверь небольшой квартиры. Обстановка скудная, бедная. На пороге стоит исхудавший парень. Взгляд насторожённый. Напряжённые руки пытаются сдержать дрожь. Кожа в нескольких местах изъедена язвами — отметки закоренелого наркомана. Сваренные в грязных кухнях вещества подавляют иммунитет, сушат кожу и вызывают зуд, отчего тяжелобольные наркоманией расцарапывают себя, оставляя гноящиеся раны. Поднадзорный Максим А. Как начать разговор? Как он себя поведёт?

Административному надзору подлежат лица, совершившие тяжкие и особые тяжкие преступления, рецидивисты, а также совершившие преступления в отношении несовершеннолетних. Не та компания, от которой ожидаешь доброжелательной беседы. Многим прописан запрет на выход из дома в ночное время. Участковые, сотрудники ППС и инспектор посещают их после полуночи, чтобы проверить соблюдение предписания. Нередко Марина Бобкова навещает своих поднадзорных одна.

— Страшно ли заходить к ним? Какие-то опасения были поначалу. Сейчас — нет. Они ведь общаются со мной, как на исповеди у священника. Я знаю про них всё. Мне звонят их жёны, мамы, сообщают о проблемах. Ощущаешь себя личным психологом. Для кого-то из них инспектор — единственный человек, который готов их выслушать.

В голосе поднадзорного Кости Н. слышится едва ли не паника. Этот человек провёл почти всю жизнь за решёткой, неоднократно совершал рецидив, но обращается к Марине Бобковой так, будто только с её помощью связаны его надежды. «Я устал! — в отчаянье вырывается у него. — Я хочу жить дальше нормально!»

Когда человек возвращается из тюрьмы домой, обычно он пребывает в растерянности. Для нас мир меняется незаметно, для него — делает огромный скачок, и он едва представляет, как в нём ориентироваться.

— Для них огромная сложность трудоустроиться, — говорит Марина Бобкова. — Они не знают, где искать вакансию, а работодатель не спешит брать бывшего заключённого. Поэтому мы сотрудничаем с центрами занятости, помогаем найти место. Многих берут только после нашей рекомендации. Это для них настоящее спасение. Без работы, а значит, без денег, велика вероятность, что человек пойдёт на рецидив.

Когда в кабинет ворвался разъярённый мужчина, Марина Бобкова лишь строго взглянула на него. «Я вас не вызывала». Мужчина, отбывший срок за череду разбойных нападений, застыл, остановленный твёрдостью в её голосе. «Освободите кабинет», — с нажимом потребовала Марина Бобкова. Мужчина взял себя в руки. Причина его недовольства была известна, но кто, кроме него, был виноват? Недавно он попытался улететь в другой регион, несмотря на запрет покидать Москву. Были основания подозревать, что он пытается скрыться. Как только данная информация поступила к Бобковой, она тотчас связалась с полицией аэропорта. Мужчину сняли с рейса.

Как ни странно, его история продолжилась благополучно. Шестилетний надзор завершился, судимость была погашена. Сегодня Михаил Н. добропорядочный гражданин с хорошей работой. 

Согласно букве закона административный надзор устанавливается в целях защиты государственных и общественных интересов. Но Марина Бобкова убеждена: ресоциализация имеет не меньшее значение. И готова помочь и защитить людей, когда-то оступившихся, но вставших на путь исправления.

На территории района было совершено нападение на женщину. Преступник пытался её изнасиловать. Когда она назвала приметы нападавшего, оперативники сразу вспомнили о парне, который недавно освободился из мест заключения. Показали его портрет, и потерпевшая немедленно воскликнула: «Точно! Это он!» Сомнений не было, ведь запомнила она и отличительную черту: у преступника недоставало нескольких зубов, как и у парня с фотографии. Когда пришли к нему, обратили внимание на исцарапанные руки — следы борьбы. В общем, картина ясная.

Вот только когда об этом узнала Марина Бобкова, она, ни секунды не колеблясь, заявила: «Это не он». Как не он? Вот свидетельница, вот приметы, вот царапины. Да у него даже одежда такая же, как в описании потерпевшей! «Он не мог совершить это преступление», — настаивала Бобкова.

Она хорошо знала своего поднадзорного. За этим парнем тянулись грехи, но он отличался очень уважительным, добрым отношением к женщинам и никогда бы не совершил подобного нападения.

Сыщики вздохнули, да всё же прислушались. А к вечеру вышли на настоящего преступника. В той же одежде. И точно так же у него не хватало нескольких зубов. Когда новое фото показали потерпевшей, она поразилась: «Ой, так это он на меня напал! А тот, получается, почти и не похож…»

Артём К. несколько худощав. В разговоре чувствуется некоторая замедленность мысли. Но в целом обычный гражданин вряд ли скоро поймёт, что человек перед ним давно пристрастился к наркотикам и уже неоднократно судим по соответствующей статье.

— Я не считаю, что совершаю какое-то преступление, оттого что наркоман, — рассуждает он. — Это моё личное дело.

Никакие увещевания на него не действуют. «Личное дело» превратилось в уголовное довольно скоро. Ст. 228.2. Особо опасный рецидив. Семь с половиной лет.

Одна из важнейших задач помимо помощи с трудоустройством бывших заключённых — донести до них, что административный надзор — не просто формальность и его неоднократные нарушения могут повлечь за собой уголовную ответственность.

Надзор — это палка о двух концах. Допустим, человек твёрдо намерился вернуться к честной жизни, завёл семью, нашёл стабильную работу. Но из-за того, что к нему среди ночи приезжают сотрудники полиции, отчего просыпается жена и он никак не выспится перед работой, он издёрган и раздражён. Постоянное давление мешает ему окончательно вернуться к нормальной жизни.

С другой стороны, есть и те, кто исправляться вовсе не спешит. До них ещё только предстоит достучаться. Оставить их без контроля — неоправданный риск для общества. Надзор — единственная рамка, которая удерживает их от рецидива. Возможно, законодателям потребуется найти разумный компромисс в данном вопросе.

Напротив — спокойный, опрятный мужчина. С ним никогда не бывает проблем. За все годы надзора — ни единого нарушения.

— Жалею ли я о том, что сделал? — задумчиво произносит Валерий С., погружаясь в воспоминания. — Жалею. Столько потеряно времени в тюрьме. Конечно, жалею…

Вспомнил ли он свою жертву — жестоко убитую и расчленённую женщину? Преступление, которое он хладнокровно и тщательно спланировал. Не похоже… Однако в тюрьму возвращаться точно не хочет. Отныне и впредь он законопослушный и спокойный житель района.

Создать какой-то усреднённый портрет гражданина, находящегося под надзором, не имеет смысла. «Увидев такого человека на улице, вы вряд ли поймёте, что он большую часть жизни провёл в колонии», — утверждает Марина Бобкова. У него может не быть татуировок, по которым отличают отсидевших несколько сроков в массовом кино. У него может быть интеллигентная речь, приятный, располагающий облик. Под надзор попадает и высокообразованный мужчина в возрасте, осуждённый за должностное преступление, и бывший школьник, связавшийся с наркотиками. 

— Очень важно не дать поднадзорному повода думать, будто я считаю себя выше его по социальному статусу, — объясняет Бобкова. — Необходимо выстроить доверительные отношения, чтобы люди раскрылись, начали рассказывать, что происходит в их жизни. При этом нужно быть готовой проявить строгость.

Поначалу у человека, который долгое время провёл за решёткой, сохраняется предубеждение, враждебность к человеку в форме. При этом проявляться отстранённость может по-разному. Кто-то остро отвечает на вопросы инспектора, а кто-то, напротив, ведёт себя подчёркнуто дисциплинированно: «Да, гражданин начальник», «Конечно, гражданин начальник». И почти все говорят, что не виноваты.  

Впрочем, зерно истины в этом есть. И это то, что всё-таки объединяет большинство поднадзорных.

— Общаясь с ними, я вижу, что проблемы абсолютного большинства преступников начинаются в семье, в их детстве, — рассказывает Марина Бобкова. — Причём необязательно речь идёт о семье неблагополучной, пьющей, асоциальной. Родители могли не находить времени  на своего ребёнка, выстраивая карьеру. Либо ребёнка воспитывает одна мама, которая всё время вкалывает, чтобы просто прокормить его. Либо наоборот — семья материально обеспеченная, но потакала вседозволенности.

Впрочем, за финальный выбор, ведущий к преступлению, каждый несёт бремя ответственности сам.

…Прощаясь, спрашиваю, как же удаётся отдохнуть от напряжённой службы.

— У нас растут двое детей, мальчишки шести и десяти лет, — улыбается Марина Бобкова. — Всё свободное время стараюсь уделять им. Кроме того, если выдаётся возможность, люблю ходить в театр.

Хотя после реальных драм, увиденных хотя бы за неделю службы, шекспировские страсти на сцене, наверное, впечатляют не так сильно, как обычного зрителя.

Денис КРЮЧКОВ,

фото Александра КУДРЯВЦЕВА