Вчерашние рабочие, инженеры, бухгалтеры, актёры, студенты, учителя, писатели в 1941 году вступили в неравный бой против закалённых огнём и кровью солдат вермахта, поработивших всю Европу. Подвиг ополченцев навеки стал символом мужества и самоотверженности защитников Отечества. Ныне нам не услышать живого свидетельства об их героизме. На 97-м году жизни скончался последний участник Московского народного ополчения Виктор Владимирович Прокофьев.

До последнего Виктор Прокофьев принимал активное участие в патриотическом воспитании подрастающего поколения. Год назад он был почётным гостем слёта потомков участников народного ополчения Москвы и поделился своими воспоминаниями о войне и своих товарищах. А в конце декабря посетил Музей Победы.

16 лет ему исполнилось лишь 25 июня 1941 года, и по возрасту он не подходил под призыв. Однако уже через полторы недели стал солдатом.

2 июля в Москве началась добровольная мобилизация жителей в народное ополчение. Виктор Прокофьев прибежал на завод, где с пятнадцати лет трудился в полную смену фрезеровщиком. Шло собрание рабочих. По окончании выстроилась очередь желающих записаться в добровольцы. Не раздумывая, к ним присоединился и Виктор Прокофьев. Приписав себе год, он попал в 1-ю Московскую стрелковую дивизию народного ополчения. Всего за два дня в неё вступили 12000 человек — в основном рабочие крупнейших предприятий Ленинского района, занимавшего территорию от Красной площади до Ломоносовского проспекта.

9 июля дивизия была направлена на строительство оборонительных рубежей, прикрывавших Москву. 

— Несколько месяцев чудовищной работы, — вспоминал Виктор Прокофьев. — Мы копали траншеи — 270 километров, противотанковые рвы — больше 100 километров. Лес для блиндажей таскали на своих плечах по полкилометра. А я мальчик шестнадцатилетний.

В стремительных событиях первых месяцев войны ярость сражений обходила полк Прокофьева стороной. Но именно ополченцам одним из первых пришлось встретить натиск «Тайфуна» — операции по захвату советской столицы.

…Полк Прокофьева занял позиции под Вязьмой. Только что он закончил свой окоп. Помог сосед, с которым они ели из одного котелка. Всё-таки подростку было трудно копать наравне со старшими товарищами. Он был самым молодым в полку. Все удивлялись: «Как ты на фронт-то попал?» Прокофьев не без гордости отвечал: «Очень просто: захотел — и попал!»

Окопная рутина была привычной, а обед — уже несколько недель главным счастьем бойцов в эту склизкую осеннюю пору. Но тут ложки застыли над котелком.

На дороге появилась процессия. 70—80 человек и дюжина коней. Измученные лошади шатались. Люди брели перевязанные, с засохшей кровью на ранах и пыльных от дороги бинтах. Последним тяжело шёл старший офицер. Поймав взгляд Прокофьева и его товарища, он сказал: «Славяне, за нами никого больше, мы последний корпус. Завтра вы встретитесь с Готом и Гудерианом».

— Мы ещё тогда даже не знали, кто это такие Гот и Гудериан, — признавался Виктор Прокофьев. — Мелькнула мысль: да ведь у нас одни винтовки и по пятнадцать патронов…

Однако накануне битвы в особые отделы поступило распоряжение убрать из ополчения мальчишек и отправить их домой. Прокофьева вызвал командир.

— Товарищ капитан, красноармеец Прокофьев прибыл по вашему приказанию!

— Вить, какой ты красноармеец? — проворчал командир.

— Какой есть, товарищ капитан, — был задет Прокофьев.

— Сколько лет-то тебе?

— Шестнадцать… — честно ответил Прокофьев.

Командир вздохнул и распорядился: «Больше этого мальчишку ни в какие наряды не посылать! Поедет домой».

Не то чтобы Прокофьев был огорчён этим решением. За последние недели он только и делал, что копался в тяжёлой осенней земле да тщетно ждал встречи с врагом, который всё не спешил попасться ему. Сейчас бы хоть на день очутиться дома, в своей постели, а не под открытым небом. Как-то ему довелось поспать в риге — сарае, в котором крестьяне сушили снопы, — лучшего сна и не придумать!

В своём первом письме с фронта, которое Виктор Прокофьев адресовал маме и хранил до последнего, он как раз писал о том, как соскучился по дому. Но, конечно, прибавлял: «Готов бить фашистов до последнего!»

Оставалось только дождаться повозки, на которой привозили пищу, чтобы перекусить и попросить буханку хлеба в дорогу. Он забрался в свой окоп, в котором полагалось находиться из-за близости немцев. Фронт обороны роты протянулся метров на пятьсот. Рота была неполной. Взвод от взвода отделяли 25—30 метров. «Как же мы будем встречать немца?» — думал Прокофьев. Но одёрнул себя: «Что об этом думать? Я-то дождусь лошади и поеду в Москву».

И вдруг над полем разнесся крик: «Танки!»

Верно: из-за деревьев выползли тяжёлые немецкие машины. Ополченцы так и замерли. Винтовка на бруствере казалось ненужной, совершенно неподходящей для такого боя. Роту вернул в бой поднявшийся голос командира: «По пехоте за танками огонь!»

Так для Виктора Прокофьева началась Битва за Москву.

Операция под Вязьмой окончилась тяжёлым поражением Красной армии. В плен попали 600 тысяч человек. А наши общие потери составили миллион человек. Когда Виктор Прокофьев вспоминал тот бой, голос его начинал звучать приглушённо. Он словно спешил поскорее закончить этот эпизод и лишь добавлял: «Все патроны постреляли…»

Он тоже попал в «котёл», из которого красноармейцы выбирались разрозненными группами.

— Это был октябрь-месяц, ночью падали от усталости, а утром примерзали к земле. То дождь, то снег. Холод жуткий! Шинель мокрая, пилотка тоже. Дороги размытые. Выходили группами по болоту. Во время отступления у нас не было ни патронов, ни куска хлеба, пять суток находились без пищи. Удивительно, но никто не заболел, даже не кашлял!

Когда он выбрался к своим, его отправили в Москву — сказали ждать восемнадцатилетия. Как только он достиг этого возраста, был призван вновь. Стал миномётчиком, участвовал в освобождении Бреста, форсировании Буга, брал Белосток и дошёл до Варшавы. После войны отучился в танковом училище и остался в действующей армии, которой в общей сложности отдал 33 года жизни. Служил в Москве и в Германии. В отставку Виктор Владимирович Прокофьев ушёл в звании полковника. Среди его наград — орден Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» и другие.

О роли народного ополчения он говорил:

— Стрелковые дивизии народного ополчения были переброшены на самые сложные участки фронта. Представляете — сотни тысяч рабочих в Москве записались в ополченцы! На моём заводе из 85 рабочих ушли 78. Из них вернулся с фронта только я. Ополченцы ценой огромных потерь больше недели сковывали серьёзные немецкие силы.

Этого времени хватило, чтобы закончилось формирование новых дивизий, были переброшены подкрепления из Сибири и с Дальнего Востока. Эти силы позволили остановить натиск немецких войск на подступах к Москве и нанести врагу первое поражение.

Память о Викторе Владимировиче Прокофьеве будет увековечена в Музее Победы. Рассказ о его судьбе станет частью экспозиции «Битва за Москву. Первая Победа!». Об этом рассказал директор Музея Победы РФ Александр Школьник: «Теперь наши посетители среди историй о героях, защитивших столицу в самый трудный для неё период, смогут найти и рассказ о 16-летнем народном ополченце Викторе Прокофьеве».

Денис КРЮЧКОВ,

фото из открытых источников