В московской повседневной суете, в калейдоскопе улиц, площадей и переулков есть место необычное, святое, которое нет-нет да посещаю. Случайно оказавшись у Никитских ворот, стараюсь выбрать несколько минут, чтобы заглянуть в старинный храм. Ещё не миновал ограды, а уже волнуюсь: здесь венчался Пушкин. И если службы нет, то пусто в храме. И это хорошо, никто не помешает отнять от глаз ладони и вдруг вообразить, почти увидеть, как Александр Пушкин и юная Наталья Гончарова стоят у аналоя с зажжёнными свечами. Идёт венчание. И вот оно, печальное пророчество — Александр кольцо роняет, и с тихим звоном оно падает на пол. Бледнеет Пушкин: быть несчастью.
Всё это наяву произошло 18 февраля (по старому стилю) или 2 марта (по новому) в 1831 году в церкви Большого Вознесения.    Подробностей венчания коснёмся чуть ниже. А пока по традиции нашей рубрики немного топонимики, ведь история церкви сама по себе интересна.
В XVI веке дед царя Михаила Фёдоровича боярин Захарьин-Юрьев на месте церкви Никиты у Ямского двора основал Никитский женский монастырь. После его основания улица Волонская (или Новгородская) стала называться Большой Никитской. Рядом с церковью, сохранившейся до нашего времени, была прежде небольшая пятиглавая церковь с двумя приделами, с шатровой колокольней над входом. Построенная в 1865 году, она называлась «Вознесение в Сторожах» (то есть в слободе, где жили дворцовые сторожа).
По плану Москвы 1775 года, предусматривавшему строительные работы в связи со сносом стены Белого города, здесь была запроектирована полуциркульная площадь. Центр её должен был занять новый грандиозный храм Вознесения, заказчиком которого был князь Григорий Потёмкин. Он отдавал под стройку принадлежавший его родне обширный земельный участок. Так что Никитские ворота и большая часть Большой Никитской улицы были собственностью Потёмкиных. Жертва земельной собственности нисколько не обеднила Потёмкина, пройдет несколько лет и императрица Екатерина II, возведённая Потёмкиным на престол, сделает его сказочно богатым. Из государственной казны ему будет выделено 50 миллионов рублей и пожаловано 76 тысяч душ крепостных крестьян.
Строительство нового храма, начавшееся в 1797 году, продвигалось крайне медленно. К 1816 году была отстроена лишь западная часть — трапезная, куда из старого здания перенесли приделы. Окончание строительства и освящение церкви относится к 1840-м годам. Именно с этого времени церковь стала называться Большим Вознесением.
В феврале 1831 года, когда венчался Пушкин, продолжалось строительство подкупольной части новой церкви. Но существовала ещё и старая церковь «Вознесение в Сторожах» (она была разобрана лишь в конце 1831 года, а колокольня снесена в 1933 году).
Так где же венчался Пушкин, в старой или новой церкви? Разночтения в литературе встречались, но, по счастью, в 1850-х годах редактор «Русского архива» Пётр Иванович Бартенев записал со слов княгини Е.А. Долгоруковой, присутствовавшей на церемонии венчания, следующее: «Венчались в приходе Невесты, у Большого Вознесения».
Как много написано о страсти Достоевского к игре и почти ничего о карточных страстях Пушкина, не уступающего в этом Фёдору Михайловичу. В первое своё странствование и в Кишинёве, и в Одессе, откровенно скучая, большую часть дня он проводил в каком-либо обществе, ведя картёжную игру. И это бедствуя от безденежья! Даже его кишинёвский начальник генерал Иван Никитич Инзов вынужден был ходатайствовать о скорейшей высылке жалованья поэту. Пушкин во время южного периода пользовался покровительством Инзова. Иван Никитич понял свою задачу сохранить России вверенный его попечению драгоценный талант: к юношеским увлечениям Пушкина он относился снисходительно; он же отпустил Пушкина в путешествие с Раевскими на Кавказ и в Крым, которое было столь благотворно для поэта.
Проследовав в 1824 году в село Михайловское, Пушкин и здесь играл в карты, о чём сам признавался в стихах:
Страсть к банку! Ни любовь свободы,
Ни Феб, ни дружба, ни пирог
Не отвлекли в минувши годы
Меня от карточной игры…
«Игру он вёл сильную, — вспоминал знакомый Пушкина известный журналист и критик Полевой, — и чаще всего продувался в пух. Жалко было смотреть на этого необыкновенного человека, распалённого грубой и глупой страстью. А друг поэта Пётр Андреевич Вяземский отмечал, что Пушкин «… до кончины своей был ребёнком в игре и в последние годы жизни проигрывал даже таким людям, которых, кроме него, обыгрывали все… Например, в Пскове проиграл он 4-ю главу «Евгения Онегина». А в Петербурге проиграл некоему Всеволожскому целый том стихотворений».
При всей правоте современников поэта, выражавших прискорбие в связи с карточной игрой, надо всё же заметить, что эта игра была своего рода светской модой, от которой нельзя было отстать. И Пушкин, как светский человек, не мог стать «белой вороной», ему бы это просто не позволило его непомерное самолюбие.
То же самое можно отнести к дуэлям, которые, говоря современным языком, создавали имидж светского человека начала XIX  века. Вряд ли Пушкин так уж сильно любил стреляться. Но факт остаётся фактом: любую, даже малейшую ссору или просто недоразумение он был готов решать только поединком. К этому побуждало как неуёмное честолюбие, так и знаменитая «африканская кровь» поэта.
Она же, эта самая наследственная кровь, видимо, возбуждала и любовные страсти в молодом поэте. По словам его брата Льва, «женщинам Пушкин нравился: он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своём». Александр Сергеевич знал и чувствовал женщин «как никто другой». Достаточно сказать, что только по его любовной лирике можно составить целые биографические тома, ибо почти всё, что поэтом было пережито в реальной жизни, нашло своё отражение в стихах. Существует даже знаменитый «Донжуанский список Пушкина». Да вот он предо мной (Издательство «Петроград», 1923).
От природы Пушкин был человек вполне здоровый, с огромным запасом энергии и жизненных сил. «Великолепная натура», — сказал о нем знаменитый хирург Николай Фёдорович Арендт, находившийся у постели умирающего поэта.
Лицом он был некрасив. Большинство дошедших до нас портретов, в том числе наиболее распространённые в копиях и репродукциях портреты Кипренского и Тропинина, льстят ему. «Лицом настоящая обезьяна» — характеризовал он себя в юношеском стихотворении. Кличка обезьяны долго преследовала его в свете. По-видимому, временами поэт сильно страдал от сознания собственной уродливости:
А я, повеса вечно праздный,
Потомок негров безобразный,
Взращённый в дикой простоте,
Любви не ведая страданий,
Я нравлюсь юной красоте
Бесстыдным бешенством желаний.
О повышенной эротической чуткости и отзывчивости Пушкина единогласно говорят все отзывы современников.
«Пушкин любил приносить жертвы Бахусу и Венере, — пишет лицейский товарищ поэта С. В. Комовский, —  волочился за хорошенькими актрисами, причём проявлялись в нём вся пылкость и сладострастие африканской природы. Пушкин был до того женолюбив, что, будучи ещё 15 или 16 лет, от одного прикосновения к руке танцующей во время лицейских балов взор его пылал, и он пыхтел, сопел, как ретивый конь среди молодого табуна».
Таких свидетельств современников много, точнее — очень много, не будем их продолжать и цитировать «Донжуанский список Пушкина», составленный им самим.

(Продолжение следует.)

Фома ПОПОВ
(Использованы тексты и сведения: «Пушкинские места Москвы и Подмосковья» (Московский рабочий, 1979), «Пушкин» (Изд. Брокгауза-Ефрона, С.-Петербург, 1907), «500 знаменитых людей планеты» (Харьков, 2005), «Дон-Жуанский список Пушкина (Изд. «Петроград», 1923).