Заслуженный художник Российской Федерации и Республики Азербайджан, член Союза художников России, почётный член Российской Академии художеств, член Международной федерации художников ЮНЕСКО, член  Академии художеств и искусств Парижа. Всё это — Аскер МАМЕДОВ.

Он родился 8 ноября 1945 года в Нагорном Карабахе, в селе Марзили. Рос в многодетной семье, где было восемь детей. Все братья и сёстры были талантливы. Сам Аскер играет на нескольких музыкальных инструментах.

Мамедов окончил Бакинское художественное училище имени Азима Азимзаде. После первого курса с 1964 по 1967 год проходил срочную службу в Советской Армии, в Перми. Затем поступил на режиссёрский факультет Всесоюзного института кинематографии (сейчас — Всероссийский государственный институт кинематографии имени С.А. Герасимова) в Москве. С 1976 по 1990 годы работал на киностудии «Азербайджанфильм» имени Джафара Джаббарлы. Снял около 15 документальных, художественных и анимационных фильмов. Работы художника были представлены во многих странах.

— Как вы, человек, получивший образование в художественном училище, вдруг стали кинематографистом?

— В 1971 году я поступил во ВГИК на факультет научно-популярных и мультипликационных фильмов. Учился с такими известными в будущем актёрами и режиссёрами, как Александр Панкратов-Чёрный, Владимир Грамматиков. В то время преподавал Сергей Бондарчук, у него был национальный курс из Таджикистана. Во времена Советского Союза существовала разнарядка: каждые пять лет набирали курс из разных союзных республик. Там присутствовали 2—3 режиссёра, остальные — актёры. Я тысячи раз встречал Бондарчука в коридорах, слышал, как он ругался на студентов, видел, как он долго сидел, подперев голову руками. Во ВГИКе я подружился с Борисом Бабочкиным, легендарным исполнителем роли Василия Чапаева.

Знакомство наше произошло случайно. На большой перемене как-то прихожу в столовую, где всегда было просто битком. Взял я поднос с обедом, ищу себе место. А Борис Андреевич сидит за столом один, все стесняются к нему подсесть, всё-таки именитый актёр. Я покрутился вокруг, не зная куда пристроиться — все столы заняты. А он посмотрел на меня и говорит: «Садитесь». Сам ест и вроде не смотрит в мою сторону, однако расспрашивает, откуда я, чем увлекаюсь. И вдруг дал мне свой номер телефона. Сказал: позвони, приглашу тебя в театр. У Бабочкина был курс из Казахстана. И я посещал его лекции. Тогда студенты с других курсов могли приходить к преподавателям — известным актёрам. Это был творческий подход. Я часто бывал по приглашению Бориса Андреевича в Малом театре, где он играл. Видел все постановки, да и меня там уже все знали. Сам Бабочкин относился ко мне по-отцовски. Кажется, даже его студенты не получили столько духовного богатства, сколько я. Фантастический человек был.

Также почти ежедневно  видел Инну Макарову, Сергея Герасимова. Пусть даже не общался с ними, но получал массу положительных эмоций, когда наблюдал, как они преподают. А это очень большой опыт.

Жил в общежитии ВГИКа. Недолго, месяца полтора. Так как заниматься там было невозможно — слишком шумно. Брат мой работал на стройке, а по вечерам учился в институте, получал хорошую зарплату. Поэтому мы с ним сняли двухкомнатную квартиру у метро «Варшавская».

Но в самом начале учёбы, когда ещё я жил в общежитии, обитал в 420-й комнате. Тогда была мода писать дневники. И как-то я записал: «И неизвестно, какие великие умы лежали на этой кровати, а сейчас на ней я сплю». И представляете, как будто предвидел. Примерно в начале ноября, перед моим днём рождения, встаю однажды, убираю постель, поправляю матрац. Вдруг в комнату заходит человек в кепочке и достаёт бутылку водки, наполовину отпитую. Говорит: «Есть стаканы? Давай быстрее!» Я отвечаю: «Я не пью!» А мужчина: «Давай быстрее!» Мы выпили, у меня развязался язык. А это оказался Василий Шукшин! В разговоре он пояснил: «Я жил в этой комнате, вот и зашёл». Как раз до этого случая я познакомился с казахом, который учился у Бориса Бабочкина. Казах был сиротой, поэтому занимался спекуляцией. Как-то подходит ко мне и предлагает: хочешь купить книгу Шукшина? А тогда про Шукшина говорили все, поэтому я купил. Начал читать и мне понравилось. Во время разговора с Василием Макаровичем я вспомнил про эту книгу. Вытащил из шкафа, показываю. Он обрадовался и оставил мне автограф. К сожалению, книга не сохранилась, погибла при пожаре в мастерской  в Измайлово в 2005 году.  А встреча с Шукшиным у меня была единственной, он такие вещи рассказывал, ещё не понятные мне... Мы допили его бутылку, и Шукшин спрашивает: «Есть у тебя что ещё?» У меня всегда стоял коньяк в комнате. Я достал бутылку, и мы продолжили разговор, говорили о Хемингуэе, Сервантесе.

Шукшин рассказывал про свою жизнь на Алтае. Хотя я тоже жил в деревне, но у них на Алтае было по-другому, были народные выражения, которые до этого я никогда не слышал. Тогда я не понял, что произошло, не ощутил масштаб встречи. Ведь я не знал особо, кто такой Шукшин. Большинство однокурсников разбирались в кино, до ВГИКа работали на киностудиях. А я ничего о кинематографе не знал... Был просто доволен, что писатель автограф оставил. Осознал значимость события потом.

— А как вы вообще попали во ВГИК?

— Это сейчас можно поступить в институт за деньги, а тогда можно было только при наличии таланта. Впервые в 1971 году открылся курс режиссёров мультипликации и научно-популярных фильмов. Например, когда снимали научно-популярный фильм, то, используя приёмы мультипликации, добавляли в кино такие вещи, которые на обычную плёнку снять было нельзя.

А попал я в институт случайно. После художественного училища в Баку у меня был заказ от Министерства путей сообщения на картину о 26 бакинских комиссарах. Заплатили 2500 рублей — очень большие по тем временам деньги. И я совершил путешествие — проехал Ленинград, Москву, Ригу, Таллинн. Побывал в Академиях художеств в этих городах. Но везде в этих учебных заведениях происходило одно и тоже. В училище дают писать обнажённую фигуру и в академии то же самое. И я подумал: зачем я ещё шесть лет буду посвящать этому? Мне хотелось движения. Я приехал в Москву после демобилизации к другу, с которым служил в Перми. Помню, ещё на службе однажды командир стал его ругать за какую-то провинность, прочитал кусок статьи из газеты, в которой было написано про его отца — министра просвещения. Только тогда мы узнали, что его папа, оказывается, министр. Это было перед его дембелем, я служил второй год, а он — третий.

Когда приехал в столицу, решил найти друга. Жил он рядом с Пушкинской площадью, в доме у кафе «Лира».  Мы с ним встретились, я рассказал, что мне не нравится в художественном вузе, не хочу поступать туда, не знаю, что делать дальше. А он мне говорит: «Мы сегодня идём во ВГИК, там будут показывать хороший фильм». Я не представлял, что такое ВГИК. Просто кивнул головой, что идём. Пошли, посмотрели фильм, товарищ говорит: хочешь, походи тут, посмотри, а вечером тебя заберу. Я пообедал в столовой, пошёл в учебную часть. Пообщался с сотрудниками, поинтересовался: как можно поступить? Мне говорят, что в следующем году будет экспериментальный курс: набирают режиссёров мультипликационных и научно-популярных фильмов, нужны как раз люди с художественным образованием. Я вспомнил, что мой дядя в Баку был ведущим в научно-популярных фильмах, рассказывал про структуру камней, кристаллов… В учебной части мне дали программу поступления и сказали, чтобы я звонил. В мае надо будет приехать, познакомиться с человеком, который будет набирать курс. Я вернулся в Баку одухотворённым и теперь точно знал, что поступлю во ВГИК. Звонил примерно раз в месяц. Приехал через год, встретился с педагогом. Тогда было задание на студии — создать специальный курс для съёмок научно-популярных фильмов. Нас на курсе было 12 человек. 

— И как складывалась ваша судьба после окончания ВГИКа?

— Попал по распределению на «Азербайджанфильм». Снял 15 мультипликационных фильмов: «Летающий жираф» (музыкальный), «Камень», «Маленький пастушок», «Слонёнок», «Копна»... Последний фильм снял в конце 1980-х. По советским деньгам на плановый 10-минутный мультфильм выделяли 50 тысяч — это и на съёмки, и на гонорары. Снимали мы один год. Девять месяцев делали фильм, на десятый сдавали у себя на студии, на одиннадцатый — в Госкино. А двенадцатый месяц — отпуск. Но отпуск условный, так как надо было писать сценарий нового фильма. И так 15 лет подряд работал…

Если кто-то по каким-то причинам не снимал, то стаж шёл, но деньги человек не получал. А когда Советский Союз распался, стало совсем плохо. На съёмки денег уже не выделяли, надо было искать спонсоров. И в это время я решил оставить студию. Вновь стал писать картины. Мне стали поступать заказы из Турции, Германии. Получился плавный переход из кинематографа в живопись. И с тех пор в кино не возвращался. Решил переехать в Москву.

— Трудно было обустраиваться в российской столице?

— Нет. Я вернулся домой. Когда я учился в первом классе, читал букварь с иллюстрациями, на них — московский Кремль. Если кто из моих родственников бывал в Москве, я просил, чтобы рассказали о ней. И после таких рассказов усиливалось желание попасть в этот город. Правда, в 1990-е годы меня милиция часто останавливала. Один раз остановил милиционер, я показал ему книжку члена Союза кинематографистов. А он говорит, мол, такие книжки сейчас можно купить где угодно. В отделе внутренних дел я попросил, чтоб вышел начальник, и объяснил ему ситуацию. Сказал, что чтобы стать членом Союза кинематографистов, я снял несколько фильмов, а мне его подчинённый говорит, что такие удостоверения можно купить где угодно. Вот скажите: где такие можно купить? И начальник заставил подчинённого попросить прощения. Был только один такой случай.

— Вы говорили, что у вас сгорела мастерская в Измайлово.

— Погибли все работы, не осталось даже фото. А я готовил персональную выставку. Долго приходил в себя… Мне дали другую мастерскую, куда я долгое время не мог заходить.

Когда произошёл пожар, меня пригласили в Киев, потом в Донбасс. Там я сделал несколько картин, портретов. Мне даже там предлагали квартиру, мастерскую большую — 100 квадратных метров. Но я всегда слушал свой внутренний голос. Было много случаев, когда звали остаться за границей, например, в Израиле. Но находиться там я мог максимум две недели. Без Москвы не мог вообще. Я должен пройтись по Тверской до Большого театра. Здесь возникает гармония души. А за границей — тоска.

— И какие работы вам особенно близки?

— В 2012 году сделал картину с гранатами, которая взяла диплом на выставке в Париже. Я воодушевился, и пошли национальные мотивы. Были созданы такие картины как «Кинжал и фрукты», «Горная дорога», «Цвет любви», «Свеча и гранат», «Бабушкины гостинцы», «Карабахские горы», «Песня джигита». Радуюсь, что в Москве регулярно приглашают делать выставки. В 2017 году была персональная выставка в Баку, а в 2018-м мне присвоили звание заслуженного работника культуры Азербайджана.

Андрей ОБЪЕДКОВ, фото автора