Московский обер-полицмейстер Лев Михайлович Цынский мог бы вполне претендовать на рекорд нахождения в этой должности: как-никак двенадцать лет! С 1833 по 1845 год. Эпоха Пушкина, Лермонтова, Чаадаева, Белинского и Герцена. А ещё этот период значится в истории как Николаевская эпоха — время царствования императора Николая I. С одной стороны, расцвет русской литературы и либеральные течения, с другой — централизация власти после восстания декабристов и разные ужесточения. Чтобы удержаться в такой обстановке больше десяти лет в должности обер-полицмейстера Белокаменной, нужно было быть одновременно и жёстким служакой, и дипломатом. Он и был таковым.

Между тем биография будущего обер-полицмейстера начиналась не совсем гладко. Официально годом его рождения считается 1793-й, но, как считают историки, тут возможен сдвиг на год назад или вперёд. Такая неточность могла бы объясняться тем, что Лев Цынский — внебрачный ребёнок актрисы Ветрецынской, от неё-то он и получил усечённую фамилию — Цынский. О том, кто же был его отцом, история умалчивает, но скорее всего это был человек знатный. А раз внебрачный, то и дату рождения не особо афишировали. Затерялась. Как, впрочем, и подробности детской и юношеской жизни будущего главы московской полиции. Известно лишь, что как и многие дворянские дети Лев Цынский с младых ногтей поступил на службу с зачислением в Дворянский кавалерийский эскадрон. В 1813 году Лев Михайлович был произведён корнетом конной гвардии и был прикомандирован к Гвардейскому резервному эскадрону. К слову, шефами лейб-гвардии Конного полка являлись царствующие государи. Известно также, что со своей частью Цынский принимал участие в заграничном походе русской армии 1813—1814 годов, более того — успел отличиться в Кульмском сражении в Богемии, когда во время двухдневной битвы русская армия, несмотря на превосходство по численности французских войск, разгромила наполеоновские полки. Отличился Цынский и во время битвы при Фер-Шампенаузе, после которой был открыт путь для взятия Парижа. За заграничный поход молодой офицер был награждён орденами Святой Анны 3-й степени и Святого Владимира 4-й степени с бантом. О мере уважения и доверия к лихому кавалеристу свидетельствует и то, что во время похода он занимал должность полкового казначея и квартирмейстера. То есть ко всему прочему ещё и знал толк в хозяйственных делах, что потом ему пригодилось на московском поприще.

Дальнейшая гвардейская служба Льва Цынского шла довольно гладко, с годами получал соответствующие чины и звания. А в 1830 году к тому времени уже полковник Цынский был назначен флигель-адъютантом Его Величества.

Хотя это было младшее звание, но всё-таки уже была принадлежность к свите императора. Спустя три года Лев Михайлович был произведён в генерал-майоры и назначен состоять при 2-й лёгкой гвардейской кавалерийской дивизии. Получение генеральского чина было связано ещё и с тем, что в 1831 году Цынский участвовал в кампании по подавлению польского восстания (одним из символов повстанцев стал знаменитый полонез Огинского), за что тогда был награждён орденом Святой Анны 2-й степени с императорской короной. Карьера внебрачного сына актрисы Ветрецынской складывалась весьма успешно, и не исключено, что некий тайный доброжелатель благоприятствовал служебному росту её сына. А пик карьеры пришёлся на 1833 год: в том году генерал-майор Лев Михайлович Цынский высочайшим указом был назначен обер-полицмейстером города Москвы. О получении этого места имеются разные версии. Одна из них такая. Во время восстания декабристов Цынский сумел уговорить командира конной гвардии А.Ф. Орлова вывести полк в поддержку Николая I. После чего Орлов попал в фавор к императору и впоследствии отблагодарил Цынского обер-полицмейстерской должностью за своевременный совет.

Москва в те годы развивалась довольно бурно. После наполеоновского нашествия и пожаров активно строились каменные дома, приводились в порядок мостовые, ключом била светская и общественная жизнь. Новый обер-полицмейстер с первых же дней занялся наведением порядка. Как свидетельствуют современники, особенно он не любил расхлябанности и разгильдяйства. О введении им в городе судьбоносных перемен история умалчивает, поскольку главной задачей было именно сохранение ранее заведённых порядков. А сама Белокаменная при населении в 400 тысяч человек в тот момент даже и не претендовала на звание криминальной столицы. Вот что писал о криминальной ситуации в Москве в 1833 году издаваемый в Петербурге журнал министерства внутренних дел: «За 12 месяцев совершается 5—6  убийств, 3—4 грабежа или разбоя, почти 400 случаев мошенничества и около 700 краж, из которых раскрывается примерно две трети».

Так что обер-полицмейстеру в те времена скорее больше приходилось заниматься теми, кто пытался если не расшатать существовавший общественный строй, то во всяком случае едко его критиковать. Так получилось, что во время своей московской службы Лев Михайлович Цынский оказался в знакомстве с многими известными писателями. В громкой истории с закрытием в 1834 году за некорректную критику популярного московского журнала «Московский телеграф» его издатель, журналист и писатель Николай Полевой был отдан под надзор обер-полицмейстера Цынского. Николай Полевой писал тогда своему брату Ксенофонту Полевому, что отношение Цынского к этому делу способствовало их сближению. А Ксенофонт, отвечая, дал такую характеристику Льву Михайловичу: «Это был не такой человек, который был бы способен говорить то, чего не было. Я всегда видел в нём благородного, достойного сподвижника офицеров 1812 года, в которых господствовал честный характер. Несколько жёсткие формы не мешали ему делать добро и пользу при исполнении им обязанностей».

Нередко общаться Цынскому пришлось и с философом, публицистом и близким другом Пушкина Петром Чаадаевым после того, как был закрыт журнал «Телескоп» за публикацию в нём чаадаевских «Философических писем». Сам Чаадаев императорской волей был объявлен сумасшедшим и взят под надзор. И здесь мнения современников расходятся. Один писал, что «обер-полицмейстер обошёлся с Чаадаевым чрезвычайно вежливо и, насколько с его должностью совместимо, предупредительно». Другой же современник охарактеризовал Цынского по-другому, чрезвычайно субъективно: «Невежда, взяточник, солдат и лошадиный охотник». К слову, Лев Михайлович Цынский попался на литературное перо и знаменитому писателю-классику русской литературы Александру Герцену — тот также без особой симпатии описал образ обер-полицмейстера в «Былом и думах», хотя известно, что в своё время именно московская полиция помогла Герцену получить загранпаспорт и уехать из России.

Двенадцать лет на посту московского обер-полицмейстера, конечно же, наложили свой отпечаток и на характер Цынского, и на его поведение, и даже на образ мысли — общаться ему приходилось с самыми различными слоями общества, от крутых вольнодумцев и ненавистников царя до московских злодеев-преступников, которые серьёзно побаивались главного полицейского Москвы. Вполне возможно, что двенадцать лет на этом высоком посту не были бы пределом, если бы не одно «но»: Лев Михайлович Цынский едва ли не с самого начала нахождения в должности стал конфликтовать с московским градоначальником — светлейшим князем Дмитрием Владимировичем Голицыным. Князь Голицын постоянно обвинял Цынского в служебных злоупотреблениях, не раз публично заявлял об этом и считал, что обер-полицмейстера нужно сменить. Тем не менее эта взаимная неприязнь продолжалась довольно долго. Ушёл со своей должности Цынский лишь в 1845 году, спустя 12 месяцев после кончины Голицына. 1 февраля 1845 года обер-полицмейстер Цынский сначала был уволен на 8 месяцев в отпуск, как было сказано, «по домашним обстоятельствам с отчислением от должности московского обер-полицмейстера, с оставлением его в Свите Его Величества». А 9 ноября 1845 года Лев Михайлович был окончательно отстранён от службы, но «с производством в генерал-лейтенанты». После отставки прожил недолго и умер в 1851 году.

Александр ДАНИЛКИН, фото из открытых источников