— Не знаю, правда, не знаю. (Улыбается). Вероятно, пишу неплохо. Поверьте, никакой определенной схемы у меня нет, я все делаю стихийно. Есть единственное правило — в моих книгах не может быть плохой концовки. Но этот принцип определяется жанром, в котором я пишу. Да и вообще я считаю, что плохой конец при нашей жизни — это настоящее свинство.

— Эта мода пришла не сегодня, не сейчас. Она закрепилась в нашей стране довольно давно и прочно. И если произведение заканчивается хорошо, то оно считается второсортным. Во всем мире это уже не так, но мы идем своим путем…

В советское время позитивная концовка произведения была задана по определению. Я помню, Юрий Григорович поставил свою версию «Лебединого озера». Спектакль завершался драматически. Худсовет не пропустил эту постановку.

Но, с другой стороны, в советской литературе не существовало легкого, лирического жанра. Я не хочу обозначать его как «женский» или «любовный» роман, поскольку считаю эти определения неправильными. В те годы ничего подобного писать было просто нельзя. А сегодня считается, что если присутствует хэппи-энд, то автор — дурак. Плохой конец — это патент на благородство. Особенно в кино, где делают третьеразрядные боевики, которые просто обязаны заканчиваться хорошо. Но нет, авторы всех в финале взрывают. В итоге получается уже не боевичок, а трагедия. Хотя сам проект на это определение никак не тянет.

— Конечно, обижает! Меня часто спрашивают, почему рядом в этой нише никого больше нет. А все потому, что люди, имеющие определенный жизненный багаж, знания, образование, этим жанром просто не занимаются. Они считают его низким. А я так не считаю, мне он очень нравится. Мне моя мама всегда говорила: «Если бы не советская власть, я была бы замечательным бульварным писателем». Я не вижу ничего плохого в словосочетании «бульварный писатель». Убеждена, что нет плохого жанра, есть плохие его представители. Как, собственно, и в серьезных направлениях литературы.

— Все, абсолютно все. Писать я начала очень поздно, в 49 лет. Я, собственно, никогда и не мечтала о писательской карьере. Занималась художественными переводами, и меня этот вид деятельности вполне устраивал. Какой-то особой тяги к чистому листу никогда не было. Но писать все-таки начала. И поняла, что наконец-то живу своей жизнью. Я это очень четко ощутила. На страницы своих книг я выплескиваю эмоции по самым разным поводам, бывает, свожу счеты. Я могу кому-то и отомстить.

— Мне это не важно. Я выплеснула обиду — и забыла. Вот такое замечательное очищение организма: не остается ни обид, ни боли. Только огромная радость. Радость от того, что книга увидела свет. Несмотря на то, что издано уже много моих книг, я каждый раз с нетерпением жду выхода новой.

— В начале 90х годов переводы совершенно перестали кормить. Один приятель посоветовал мне писать самой. Я ответила, что не умею, нет к этому особого стремления. Но он настаивал. Получилось неплохо. С тех пор пишу, как заведенная.

— Я терпеть не могу описывать откровенные сцены. Считаю, что это совершенно не нужно. Кроме того, я уверена, что на русском языке это получается довольно слабо, он просто не приспособлен для этого — по своей переводческой деятельности знаю. Еще не люблю крови, трупов. В самом начале своей писательской деятельности я занималась детским детективом. Там это табу было заложено изначально. Да, при написании детских книг было много ограничений, но в первую очередь это были самоограничения.

— Не совсем так. Первым я написала роман «Путешествие оптимистки». Но его никуда не взяли. Причины были разные. Потом знакомый, который меня и подтолкнул к писательской деятельности, подсказал, что одно из издательств начинает новую серию «Детский детектив». Предложил подключиться. Я опять засомневалась — не умею, не знаю, как это писать. Тем не менее написала 20 страниц, отдала в издательство. Через неделю мне перезвонили и предложили заключить договор. Выполнять его впоследствии было немыслимо тяжело, поскольку приходилось выдавать по книге в месяц.

— Я устала от этого жанра. Но дети меня атакуют до сих пор. Пишут, спрашивают, почему больше не выходят мои детские детективы. А я просто больше не могу. Когда писала детские книги, было ощущение, что сижу на корточках.

— Я и сейчас пишу достаточно быстро, но все-таки могу себе позволить не писать так много, как раньше. Две книги в год для меня вполне достаточно. При этом я не держу в голове все предыдущие линии. Скажу больше — когда пишу, я не знаю, что будет на следующей странице, куда вывернет сюжет, с кем героиня останется в итоге. Если я сама не знаю, то читатель, естественно, тоже может только предполагать, чем закончится повествование.

— При написании книг я руководствуюсь не модой, а личным мироощущением, взглядом на жизнь. Уверена, если захочу, напишу чернушный детектив. Но мне этого очень не хочется. У меня есть сказка для взрослых «Зюзюка», она отличается от остальных книг. Есть достаточно жесткая вещь «Фиг с ним, с мавром». Так что не все крутится вокруг женского чтива. Сейчас я могу определять свой жанр своим желанием и радуюсь этому бесконечно.

— Да, конечно! Хотя, иногда бывает так, что идея книги возникает из названия. Например, «Курица в полете». Дело в том, что в перестройку было распространено такое блюдо — курица в полете. Я вспомнила о нем и поняла, что это прекрасное название для книги. А иногда мучаюсь, пока название не придет из текста книги. Все по-разному, какой-то единой схемы у меня нет.

— Нет, не всегда. Та же «Курица» мне не понравилась. Мне кажется, что даже внешний типаж героини не подходит. Кроме того, моя-то курица взлетела, а экранная — нет. Довольна я только двумя сериалами — «Три полуграции» и «Я тебя люблю», снятым по книге «Хочу бабу на роликах».

— Мнение моих близких, друзей. Я всегда волнуюсь, когда выходит новая книга. Моя редактор, с которой мы очень дружны, всегда высказывает свое первое впечатление. Интересуюсь мнением женщины, которая набирает тексты. Они мои первые читатели. Я всегда спрашиваю: не скучно ли? Для меня самое важное, чтобы не было скучно. У меня есть сайт в сети Интернет. Там любой человек может выразить свое мнение о моих книгах. Пишут много и часто. Кроме того, периодически организуются встречи с читателями. Эти мероприятия очень важны для меня.

— Да, конечно. Всегда читаю Людмилу Улицкую. Два года назад открыла для себя Алекса Тарна, писателя, живущего в Израиле, но пишущего на русском языке. Очень люблю книги Владимира Кунина, периодически читаю Бориса Акунина. Недавно с большим удовольствием прочла «Гипсового трубача» Юрия Полякова.

— Я по натуре оптимистка, и мне много не надо. Солнышко светит — мне уже хорошо. Я во всем пытаюсь найти какую-то положительную сторону, какую-то радость. Я просто умею радоваться жизни.

— Наверное, это очень сложно. Работа тяжелая. Просто нужно чаще отвлекаться от рабочих забот, поднимать голову и видеть, что солнце светит. И читать мои книги. (Смеется.) Но если серьезно, то работа действительно трудная, и здесь каким-то дежурным оптимизмом не обойдешься.

— В первую очередь, душевных сил, здоровья и удачи. За удачей приходит все остальное. Но в удачу и успех нужно верить. Тогда они придут обязательно. Вообще всегда нужно верить, что где-то за углом тебя ждет что-то хорошее.