На взгляд современного россиянина, не укоренённого в эпоху СССР, отдельные вехи на славном пути советской милиции смотрятся необычно, порой диковинно, как и названия существовавших тогда милицейских подразделений. Но осознание исторических реалий помогает лучше понять мотивы, движущие силы и общественные процессы — всё то, что составляет нашу общую биографию. Важным элементом этой биографии стали и герои нашего рассказа.

Полувековой юбилей своего подразделения будут отмечать на днях бывшие сотрудники отдела милиции по охране зданий СЭВ, подразделения уникального и не имеющего аналогов в системе МВД СССР. Накануне праздничного дня я встретился с майором милиции Василием Ивановичем БУЛАТОВЫМ, ветераном отдела.

— Василий Иванович, в чём же состояла необычность вашего подразделения?

— Это станет понятным, когда я расскажу об истории его создания, его деятельности. Ваш читатель сделает собственный вывод и, надеюсь, согласится с определением «уникальный».

— Тогда давайте с этой истории и начнем.

— В 1968 году по адресу (сейчас нумерация домов иная) Калининский проспект, дом 56 было построено здание Секретариата Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) — знаменитая «книжка». 

Годом позже, 4 августа, был подписан приказ о создании отдела милиции по охране этого здания и ряда прилегающих строений, прежде всего гостиницы «Мир», где размещались иностранные делегации. Возглавил отдел подполковник милиции Иван Павлович Ткаченко.

Прежде чем говорить о штате подразделения, стоит упомянуть о сотрудниках самого Секретариата СЭВ. Это были в основном МИДовские работники. Коллектив, представляющий каждое из государств-участников СЭВ, возглавлял первый заместитель Предсовмина той или иной страны. Поскольку организация была международной, то предполагалось, что и обеспечить представительство стран в центральном её органе должны лучшие из лучших. Ну а советскую милицию, выделенную для охраны правопорядка в стенах зданий, представлять должны были лучшие сотрудники столичного главка.

Поначалу было организовано 4 смены. О подборе сотрудников лучше всего говорит тот факт, что первую смену, например, возглавлял полный кавалер ордена Славы, бывший фронтовой разведчик Степан Харитонович Лисовский.

Удивительной была и атмосфера в отделе. Особенностью подразделения являлось то, что сотрудники были одеты не в милицейское обмундирование, а в специально разработанную для них форму (поначалу — цвета «Андромеды», а затем — цвета морской волны) с погонами без знаков отличия. Форму шили персонально — по единичным лекалам — в МИДовском ателье. На постах внутри зданий сотрудники вначале носили табельные ПМ в поясных кобурах, чуть позже — маленькие ПСМ. Забегая вперёд, скажу, что впоследствии мы первыми приняли на вооружение пистолет-пулемёт «Кедр», который сегодня получил широкое применение в структурах МВД России.

Служба в нашем отделе считалась престижной, поэтому все кандидаты проходили строгую медкомиссию и в целом довольно жёсткий отбор, даже чисто внешне, чтобы «держать марку» перед иностранцами. Помимо охраны МИДа, комплектовались сотрудниками Кремлёвского полка, роты Почётного караула. Офицерский и сержантский состав был с хорошей строевой выправкой и достойным образовательным уровнем.

— Ну а как вы сами пришли в подразделение и как проходила ваша служба?

— Пришел в июле 70-го, сержантом милиции, накануне первой годовщины подразделения — сразу после демобилизации из армии и прохождения типовой проверки в столичном главке. Уже находясь на службе, побывал на трёхмесячных сборах на специально выделенной для этого территории — в пожарной части на Таганке.

На собрании коллектива. Степан Харитонович Лисовский (слева), Василий Иванович Булатов (справа)

Затем заступил на свой первый пост — у входа основного здания. Работал там 3 года. А потом, в 1973 году, меня отрядили старшим смены в Международный институт экономических проблем мировой социалистической системы. Было такое учреждение с громоздким названием на Колхозной площади, и по объектовому принципу оно тоже относилось к нашей структуре. Там я проработал 7 лет. Затем, получив офицерское здание, был возвращён в состав смены непосредственно в здании «Книжки».

А затем мне предложили войти в состав группы уголовного розыска. Быть может, в ней я бы оказался и раньше, но мешали разные жизненные обстоятельства, не дающие пойти учиться. Так, в момент первого подобного предложения у меня скончался отец, затем сразу родился ребёнок, и для семьи мой привычный «вахтовый» режим был, несомненно, более удобным, тем более что жил я далеко от места учебы, за городом.

Таким образом, в розыск я перешёл как раз накануне Олимпиады-80. Подобная группа, кстати, существовала и в отделе по охране зданий Останкинского телецентра. С коллегами мы встречались, проводили совместные семинары, обменивались опытом, поскольку специфика службы была похожей.

— Давайте про специфику. Зачем вообще нужен был уголовный розыск в среде таких «образцово-показательных представителей социалистического общества»?

— Образцовых, да не совсем. Со временем и персонал Секретариата СЭВа размывался «случайными» людьми. К тому же был огромный штат хозобслуги, сотрудники которой оставляли одежду в том же гардеробе, посещали те же столовые-рестораны и т. д. Да и сами иностранцы умели «отличиться», как станет понятным из моего рассказа.

Живая история. (Слева направо): Геннадий Иванович Томин, Василий Иванович Булатов, Анатолий Дмитриевич Абрамочкин

— Давайте подробнее поговорим о «рабочих» для вашей группы ситуациях.

— За годы службы пришлось сталкиваться со многими случаями. Достаточно типовым сценарием происшествия были пьяные дебоши в ресторане, иногда рукоприкладство. Скандалили и соотечественники, и иностранцы. Наиболее буйных приходилось сдавать в находящееся поблизости 122-е отделение милиции.

Ну а насчет краж… Это сейчас сыщикам помогают различные средства наблюдения, камеры. А у нас ничего такого в те годы не было. Даже в гардеробах, где люди оставляли верхнюю одежду, в том числе наиболее дефицитные в то время ондатровые шапки, кожаные плащи и меховые шубы.

Если кто-то не находил затем оставленные перчатки, зонты, никаких международных скандалов, как вы понимаете, не предвиделось. Но когда стали массово пропадать дорогие меховые шапки, мы насторожились. Ведь буквально единицы из числа крупных руководителей раздевались у себя в кабинетах, а все остальные — в гардеробе. Словом, людей, из-за пропажи вещей которых мог возникнуть серьёзный шум, было предостаточно.

Тогда, повторю, только-только начинали внедрять камеры видеонаблюдения, но они были без поворотных механизмов, однонаправленные. Узкий сектор обзора, плохое, едва различимое чёрно-белое изображение никакого сравнения с человеческим глазом не выдерживали.

Решили ловить «на живца» — делать засаду. Где сажать наблюдателя? Над рядами вешалок был фальшпотолок. Места над ним оставалось едва-едва для человека на корточках. Вместе с электриками выпилили в нём отверстие словно бы для светоарматуры, над которым усадили человека. Это «рабочее место» оборудовали как раз над одной из вешалок, куда решили помещать самую красивую шапку. Пришли к замначальника хозотдела, чтобы выписал подходящую. Тот говорит: дело хлопотное, берите мою! У него была как раз нужная нам — новая, пышная. Написали записку: «Шапка принадлежит такому-то», засунули под отогнутый козырёк.

Ну и стали над этим отверстием в потолке дежурить по очереди. Сидишь в темноте-духоте, горбишься в три погибели, пялишься на эту шапку, в руках рация, надоедает — жуть! День-два — безрезультатно. На ночь шапку — в сейф, утром — опять на эту вешалку. Сидим три недели. И вдруг в один из дней (я как раз сопровождал кого-то из гостей) рация взрывается: «Взял, взял! Он к столовой пошёл!» А зона осмотра маленькая, далеко не увидишь. Но вора наш наблюдатель описал. Он видел, как элегантный мужчина степенно разделся, расчесался, затем преспокойно взял нашу шапку и сунул её в собственный объёмный кейс. После чего направился в столовую.

Мы решили аппетит человеку и окружающим не портить, а встретить его на выходе. Тем временем недоумённо обсуждаем ситуацию: как же так, по приметам наш воришка — это небезызвестный К. — ни много ни мало секретарь комсомольской организации Секретариата СЭВ.

Пригласили понятых, завели в комнату охраны. Ведёт себя спокойно: и шапка, дескать, его, и вообще, «что вы себе позволяете»? Ну а мы отгибаем козырек и достаем нашу записку. …

Вызвали наряд из 122-го отделения милиции, оформили рапортами. Впоследствии Дорогомиловский суд присудил виновному полтора реальных года тюрьмы. Невзирая на статус и прочие регалии.

— Вы говорили, что попадались и иностранцы?

Когда, наконец, мы сумели разжиться спецтехникой (профильный отдел на Петровке помог нам оборудоваться нужными камерами, а гостиница профинансировала это приобретение), пошли постоянные задержания. На воровстве попадались и иностранцы. То помощник постоянного представителя Болгарии, то второй секретарь немецкого представительства. А ведь человек учился у нас в высшей партийной школе, воплощал, так сказать, цвет и совесть партнёра по социалистическому лагерю. 

Обычно, перед тем как задерживать того или иного иностранца, в комнату охраны приглашали секретаря совета, секретаря парторганизации, показывали им «кино», как воровали иностранные коллеги.

— Какие воспоминания остались у вас от кризисного периода для нашей страны, сначала — августовского 91-го, затем — октябрьского 93-го?

— Атмосфера этих событий была совершенно различной. В августе 91-го толпа народа не видела в нас врагов. Конечно, я был свидетелем сооружения баррикад, мы же с Белым домом в едином комплексе зданий. Помню, как в «структуре» баррикады с грустью увидел только-только доставленное к нам и ненадолго оставленное во дворе оборудование для столовой: котлы, баки...

А в 93-м было всё иначе. Обстановка противостояния нагнеталась около месяца.

К этому моменту СЭВ, как вы понимаете, распался, и наше здание отошло к мэрии Москвы. Точнее четыре-пять нижних этажей здания. А помещения выше были отданы коммерческим структурам. Мы оказались на самом пике противостояния «Белый дом — мэрия». Милиция, разумеется, не имела права становиться орудием одной из сторон, но должна была в любых условиях обеспечивать порядок. А как ты сумеешь обеспечить его, когда напротив тебя толпа вооруженных людей, а на определённом этапе ещё и танки с артиллерией?

И вот 3 октября я дежурил в смене вместе с коллегой Иваном Сидорчуком, не предполагая ничего из того, что случилось несколькими часами позже.

Толпа вокруг здания начала собираться уже с раннего утра. Часть из людей была с оружием. Кое-где были видны сотрудники милиции в форме.

Я поднялся наверх, на 30-й этаж, посмотрел оттуда вниз, на людские массы. Пока — никакой стрельбы. Спустился в аппаратную, меняю кассеты. Вдруг слышу выстрел и крик: «Убили, убили!». Снайпер-невидимка выстрелом в голову уложил старлея-гаишника, находящегося в гуще людей. Потом мы долго несли его к машине скорой помощи, подъехавшей с другой стороны. Это была первая жертва на моих глазах. Но далеко не последняя. В тот день и сам мог оказаться в их числе.

Буквально за полчаса всё преобразилось. Сильный удар, сопровождаемый громким звуком потряс помещение вестибюля. Это разогнавшийся грузовик пробил стеклянный фасад здания и на полном ходу врезался в бетонную колонну. В помещение нахлынула куча боевиков. Было много приднестровских казаков, в стиле 20-х годов обвешанных оружием и бутылками с зажигательной смесью. Они сразу рванули к оружейной комнате. Ключи мы им, конечно, не отдали, но «оружейку» штурмующие взломали и так. Меня спасало то, что я был одет в гражданское. Перед тем как боевики ворвались к нам в аппаратную, мы спрятали за обшивку стен пистолеты и кассеты с видеозаписями. Спасали то немногое, что можно было спасти.

Меня под стволом автомата повели показывать вход в подвал. По пути я видел труп молоденького солдата-«дзержинца», в стороне лежал раненый полковник. Все ковры на полах были пропитаны бензином, одна вспышка могла привести к большому пожару. Но и без пожаров, кстати, не обошлось, загорелись 5-й и 15-й этажи здания.  Словом, у каждого милиционера, оказавшегося в тот момент в здании, были собственные драматические впечатления от увиденного, все вместе они сложились в общую картину бунта, «бессмысленного и беспощадного», как сказано у классика.

Уже на следующий день мы освидетельствовали все потери, в том числе материальные. Магазины (а в здании их было несколько) были разграблены, оборудование из кабинетов вынесено подчистую. От боевиков здание зачищал питерский ОМОН.

— Какая судьба ждала отдел в постсоветское время?

— После распада Союза и соответственно СЭВ сотрудники отдела вошли в состав 13-го отдела милиции УВО при ГУВД
г. Москвы.

В середине 90-х в результате реорганизации подразделение получило новое название — 2-й полк милиции УВО при ГУВД по г. Москве.

А сам я в 97-м ушёл в отставку.

— Будучи на пенсии, вы сумели сохранить связь с однополчанами?

— А как же! Я был избран председателем совета ветеранов 2-го полка полиции ФГКУ УВО ГУ МВД России по г. Москве. Но поскольку полк, как и многие другие, был расформирован, мы, представители этих подразделений, сотрудничаем с Советом ветеранов УВО под председательством Геннадия Ивановича Томина.

Как вы понимаете, в коллективе далеко не молодых людей самая большая беда в том, что покидают наши ряды многие общие друзья и товарищи. Но в день празднования нашего славного юбилея я надеюсь увидеть и обнять своих бывших коллег – Александра Нифонтовича Кудряшова, Александра Викторовича Савина, Ивана Васильевича Пинчука, Анатолия Дмитриевича Абрамочкина и многих других. Всех нас связывают не только профессиональное братство, но и большая часть жизни, прожитой бок о бок в едином строю.

Беседовал Артём КИРПИЧЁВ, фото из альбома Василия БУЛАТОВА.