НЕЛЮДИ
 |
| Алексей Панов |
Впервые помощник начальника МУРа Алексей Николаевич Панов столкнулся с плодами её преступной деятельности в январе 1922 года. Рядом с трупом хозяина бездыханными лежали тела пяти его домочадцев. Во время осмотра места происшествия муровцы установили, что у всех пострадавших предварительно были связаны руки и ноги, некоторым бандиты завязали глаза. Проломив черепа своим жертвам топором, налётчики разграбили дом и подожгли его, чтобы замести следы.
Через несколько дней муровцы осматривали новое место происшествия: дом 53 на Нижне-Красносельской улице. Здесь топор палача оборвал жизнь трёх членов семьи гражданина Малица и их квартиранта...
...Традиционно выдвигаемые по таким делам версии упирались в пустоту, и сыщики в конце концов склонились к наиболее вероятной — «залётные»...
Сошёл снег, приближалось лето, и вдруг в МУР из Смоленской губернии поступает сообщение об изнасиловании и убийстве пятидесятилетней хуторянки Федотовой в Гжатском уезде. Внимательно изучив обстановку и обстоятельства совершённого преступления, московские оперативники приходят к выводу, что налицо третья по счету «мокруха» неуловимых бандитов. Спустя некоторое время — новое жуткое преступление в Верейском уезде. Загублено одиннадцать душ. Но появился и первый свидетель. И вот перед Пановым шестнадцатилетняя Христина, чудом оставшаяся в живых и ещё не пришедшая в себя, рассказывает о перенесённом кошмаре:
«Под вечер, когда было ещё совсем светло и вся семья хлопотала по хозяйству, из леса вышли трое мужчин и одна женщина. Войдя во двор нашего хутора, они потребовали хозяина, объявили себя представителями власти и сказали, что будут проводить обыск. Перед обыском они всех нас согнали в избу, под угрозой оружия связали руки, после чего отвели в чулан. Туда же через некоторое время со связанными руками они привели троих молодых мужчин из ближайшей деревни, направлявшихся на охоту и приглашённых «представителями власти» в качестве понятых. С наступлением сумерек незнакомцы перевели нас всех обратно в избу и приказали сесть на пол в один ряд. Когда мы это исполнили, нам всем связали ноги, а некоторым завязали и глаза. После того как они собрали все наши хорошие вещи, один из бандитов — высокий рыжий мужчина — вышел из избы и через минуту вернулся, что-то придерживая под полой длинного серого армяка. «Ну, всё готово». С этими словами он подошёл к моему отцу и с размаху ударил его топором по голове. Обливаясь кровью, отец упал. Мы все в ужасе начали кричать, биться в путах, расползаться, как могли, в разные стороны, просить пощады. Всё было бесполезно. Один из связанных охотников плакал, умоляя оставить его в живых, говорил, что у него на руках семь сирот и больная мать. Убийца продолжал своё дело. Он бил топором по головам людей, как будто колол дрова. На полу все в крови уже валялись два моих брата и мать. Когда он замахнулся на мою сестру, я подумала, что следующей буду я. И в этот момент, совершенно неожиданно для себя, я откинулась назад и очутилась под кроватью, около которой была посажена, и машинально поджала под себя оставшиеся на виду ноги. При этом движении я провалилась в оказавшуюся случайно открытой подполицу и, связанная, с большим трудом заползла под стойки, на которых сложена русская печь. Смутно помню, как за мной пытался нырнуть под ту же кровать кто-то из сидевших рядом со мной, но был замечен и вытащен убийцей назад. Вскоре крики утихли, очевидно, всё было кончено. Я услышала, как бандиты в противоположном конце от меня выломали широкую половицу и стали сбрасывать в подполье убитых. Здесь я опять потеряла сознание и очнулась, когда в избе была полная тишина. Решив, что опасность миновала, я кое-как освободилась от верёвок, вылезла из подполья и побежала в ближайшую деревню».
...Панов со своими агентами метался из уезда в уезд, но на след напасть никак не мог. И тут раз за разом, с интервалом в несколько дней, разыгрываются очередные трагедии в Воскресенском и Наро-Фоминском уездах. Семьи Суздалевых и Ивановых были вырезаны начисто. Правда, один из Ивановых перед смертью смог описать внешность убийц и приметы похищенных на хуторе вещей.
Расследование этих диких преступлений губернские власти взяли под свой контроль. Руководители МУРа ежедневно докладывали о проделанной работе (до 1931 года МУР отвечал за раскрытие преступлений как в Москве, так и в Московской губернии). К делу подключился Центророрыск и губернские управления милиции близлежащих областей. И только после этого стали ясны действительные масштабы совершённых злодеяний: в Курской области ещё в 1920 году после рейдов преступников на тамошних погостах появились три братские могилы — соответственно с пятью, шестью и шестнадцатью невинными жертвами; с подозрительным постоянством банда проявляла себя в Гжатском уезде Смоленской губернии — летом и осенью 1921 года, и в самом Гжатске — в начале 1922 года.
И вот горячая информация — и опять из Гжатского уезда: близ станции Батюшково гастролёры неизменным варварским способом уничтожили шестерых хуторян Яковлевых. Шестнадцатилетняя пострадавшая перед убийством была изнасилована. Оперативная группа МУРа во главе с А.Н. Пановым и опытнейшим розыскником В.Т. Степановым выехала в Батюшково. Оперативность выезда и благоприятные погодные условия позволили им организовать преследование преступников. Шестьдесят вёрст они шли по их следам. Конечной точкой маршрута оказалась одна из деревень Сычёвского уезда, где следы обрывались у избы девятнадцатилетнего Ивана Крылова. В ходе обыска была обнаружена часть вещей, похищенных на хуторе Яковлевых. Их опознал сын убитого, находившийся в роковой для его родных день в Москве. К тому же выяснилось, что оставленный на месте преступления рваный пиджак принадлежал рассеянному Ивану Крылову.
Против таких улик придумывать какие-то отговорки было бессмысленно, и Крылов признался в соучастии в убийстве семьи Яковлевых. После недолгого запирательства он назвал и подельников. Командовал налётчиками некий Василий Смирнов, его верными сообщниками были: Иван Иванов и сожительница Василия — двадцатилетняя Серафима Винокурова из семьи служащего железнодорожного депо станции Курск.
Однако расследование показало, что под личиной Смирнова скрывался тридцативосьмилетний неоднократно судимый Василий Сергеевич Котов, житель деревни Суходол Вяземского уезда Смоленской губернии... И Иванов на поверку оказался не Ивановым, а уроженцем Ямской слободы Белгородского уезда Курской губернии Григорием Ивановичем Морозовым, отбывшим в своё время 15 лет каторги за убийство городового.
...Наконец в МУР поступила оперативная информация, что Котов-Смирнов со своей сожительницей направляются в Киевскую губернию для сбыта награбленного имущества. Большой отряд оперативников во главе с Пановым выехал на поиск. Удача улыбнулась А. Панову. Вместе с инспектором губотдела Лепилкиным ему удалось разузнать, что разыскиваемые находятся в Нежине Черниговской губернии. Опасаясь, что они в очередной раз могут скрыться, оперативники принимают решение действовать самостоятельно, не дожидаясь подкрепления. Риск оправдался — бандитскую парочку удалось застать врасплох, «тёпленькими» и с полным набором вещественных доказательств: тридцатью пудами награбленного, поддельными документами, фиктивными конскими карточками и тремя револьверами.
Котов-Смирнов на первых порах ещё пытался всё напрочь отрицать, но вскоре убедился в бессмысленности дальнейшего запирательства. К тому же и очные ставки загнали главаря в угол. Тогда допрашиваемый избрал иную тактику. Сознавшись во всех порубках и даже в ряде неизвестных следствию краж и грабежей, главарь основную вину за кровь взвалил на своего подручного Гришку — нехристя, довольствовавшегося от всех этих налётов тем, что практически перед каждой кровавой оргией он насиловал кого-нибудь из будущих жертв, забирал себе понравившуюся одежду, получал «карманные» деньги, а то и просто дармовую выпивку.
Агенты уголовного розыска безуспешно искали пропавшего монстра по всем губерниям России и Украины, в конце концов главарь «сжалился» над следствием и признался в своём последнем преступлении:
— ...Под предлогом, что нужно забрать припрятанные в лесу деньги, я предложил Гришке поехать со мной в Апрелевку. 23 сентября 1922 года мы вдвоём с вышеупомянутой станции пошли в сторону деревни Горки. Отойдя с километр, углубились в лес, где двумя выстрелами из револьвера я его и убил. Забрав документы, я возвратился в Москву и в тот же день выехал в Нежин...
Уголовное дело по членам банды Котова-Смирнова рассматривал Московский ревтрибунал. Рассчитывать на снисхождение им не приходилось.
Александр ТАРАСОВ, коллаж Николая РАЧКОВА
Через несколько дней муровцы осматривали новое место происшествия: дом 53 на Нижне-Красносельской улице. Здесь топор палача оборвал жизнь трёх членов семьи гражданина Малица и их квартиранта......Традиционно выдвигаемые по таким делам версии упирались в пустоту, и сыщики в конце концов склонились к наиболее вероятной — «залётные»...
Сошёл снег, приближалось лето, и вдруг в МУР из Смоленской губернии поступает сообщение об изнасиловании и убийстве пятидесятилетней хуторянки Федотовой в Гжатском уезде. Внимательно изучив обстановку и обстоятельства совершённого преступления, московские оперативники приходят к выводу, что налицо третья по счету «мокруха» неуловимых бандитов. Спустя некоторое время — новое жуткое преступление в Верейском уезде. Загублено одиннадцать душ. Но появился и первый свидетель. И вот перед Пановым шестнадцатилетняя Христина, чудом оставшаяся в живых и ещё не пришедшая в себя, рассказывает о перенесённом кошмаре:
«Под вечер, когда было ещё совсем светло и вся семья хлопотала по хозяйству, из леса вышли трое мужчин и одна женщина. Войдя во двор нашего хутора, они потребовали хозяина, объявили себя представителями власти и сказали, что будут проводить обыск. Перед обыском они всех нас согнали в избу, под угрозой оружия связали руки, после чего отвели в чулан. Туда же через некоторое время со связанными руками они привели троих молодых мужчин из ближайшей деревни, направлявшихся на охоту и приглашённых «представителями власти» в качестве понятых. С наступлением сумерек незнакомцы перевели нас всех обратно в избу и приказали сесть на пол в один ряд. Когда мы это исполнили, нам всем связали ноги, а некоторым завязали и глаза. После того как они собрали все наши хорошие вещи, один из бандитов — высокий рыжий мужчина — вышел из избы и через минуту вернулся, что-то придерживая под полой длинного серого армяка. «Ну, всё готово». С этими словами он подошёл к моему отцу и с размаху ударил его топором по голове. Обливаясь кровью, отец упал. Мы все в ужасе начали кричать, биться в путах, расползаться, как могли, в разные стороны, просить пощады. Всё было бесполезно. Один из связанных охотников плакал, умоляя оставить его в живых, говорил, что у него на руках семь сирот и больная мать. Убийца продолжал своё дело. Он бил топором по головам людей, как будто колол дрова. На полу все в крови уже валялись два моих брата и мать. Когда он замахнулся на мою сестру, я подумала, что следующей буду я. И в этот момент, совершенно неожиданно для себя, я откинулась назад и очутилась под кроватью, около которой была посажена, и машинально поджала под себя оставшиеся на виду ноги. При этом движении я провалилась в оказавшуюся случайно открытой подполицу и, связанная, с большим трудом заползла под стойки, на которых сложена русская печь. Смутно помню, как за мной пытался нырнуть под ту же кровать кто-то из сидевших рядом со мной, но был замечен и вытащен убийцей назад. Вскоре крики утихли, очевидно, всё было кончено. Я услышала, как бандиты в противоположном конце от меня выломали широкую половицу и стали сбрасывать в подполье убитых. Здесь я опять потеряла сознание и очнулась, когда в избе была полная тишина. Решив, что опасность миновала, я кое-как освободилась от верёвок, вылезла из подполья и побежала в ближайшую деревню».
...Панов со своими агентами метался из уезда в уезд, но на след напасть никак не мог. И тут раз за разом, с интервалом в несколько дней, разыгрываются очередные трагедии в Воскресенском и Наро-Фоминском уездах. Семьи Суздалевых и Ивановых были вырезаны начисто. Правда, один из Ивановых перед смертью смог описать внешность убийц и приметы похищенных на хуторе вещей.
Расследование этих диких преступлений губернские власти взяли под свой контроль. Руководители МУРа ежедневно докладывали о проделанной работе (до 1931 года МУР отвечал за раскрытие преступлений как в Москве, так и в Московской губернии). К делу подключился Центророрыск и губернские управления милиции близлежащих областей. И только после этого стали ясны действительные масштабы совершённых злодеяний: в Курской области ещё в 1920 году после рейдов преступников на тамошних погостах появились три братские могилы — соответственно с пятью, шестью и шестнадцатью невинными жертвами; с подозрительным постоянством банда проявляла себя в Гжатском уезде Смоленской губернии — летом и осенью 1921 года, и в самом Гжатске — в начале 1922 года.
И вот горячая информация — и опять из Гжатского уезда: близ станции Батюшково гастролёры неизменным варварским способом уничтожили шестерых хуторян Яковлевых. Шестнадцатилетняя пострадавшая перед убийством была изнасилована. Оперативная группа МУРа во главе с А.Н. Пановым и опытнейшим розыскником В.Т. Степановым выехала в Батюшково. Оперативность выезда и благоприятные погодные условия позволили им организовать преследование преступников. Шестьдесят вёрст они шли по их следам. Конечной точкой маршрута оказалась одна из деревень Сычёвского уезда, где следы обрывались у избы девятнадцатилетнего Ивана Крылова. В ходе обыска была обнаружена часть вещей, похищенных на хуторе Яковлевых. Их опознал сын убитого, находившийся в роковой для его родных день в Москве. К тому же выяснилось, что оставленный на месте преступления рваный пиджак принадлежал рассеянному Ивану Крылову.
Против таких улик придумывать какие-то отговорки было бессмысленно, и Крылов признался в соучастии в убийстве семьи Яковлевых. После недолгого запирательства он назвал и подельников. Командовал налётчиками некий Василий Смирнов, его верными сообщниками были: Иван Иванов и сожительница Василия — двадцатилетняя Серафима Винокурова из семьи служащего железнодорожного депо станции Курск.
Однако расследование показало, что под личиной Смирнова скрывался тридцативосьмилетний неоднократно судимый Василий Сергеевич Котов, житель деревни Суходол Вяземского уезда Смоленской губернии... И Иванов на поверку оказался не Ивановым, а уроженцем Ямской слободы Белгородского уезда Курской губернии Григорием Ивановичем Морозовым, отбывшим в своё время 15 лет каторги за убийство городового.
...Наконец в МУР поступила оперативная информация, что Котов-Смирнов со своей сожительницей направляются в Киевскую губернию для сбыта награбленного имущества. Большой отряд оперативников во главе с Пановым выехал на поиск. Удача улыбнулась А. Панову. Вместе с инспектором губотдела Лепилкиным ему удалось разузнать, что разыскиваемые находятся в Нежине Черниговской губернии. Опасаясь, что они в очередной раз могут скрыться, оперативники принимают решение действовать самостоятельно, не дожидаясь подкрепления. Риск оправдался — бандитскую парочку удалось застать врасплох, «тёпленькими» и с полным набором вещественных доказательств: тридцатью пудами награбленного, поддельными документами, фиктивными конскими карточками и тремя револьверами.
Котов-Смирнов на первых порах ещё пытался всё напрочь отрицать, но вскоре убедился в бессмысленности дальнейшего запирательства. К тому же и очные ставки загнали главаря в угол. Тогда допрашиваемый избрал иную тактику. Сознавшись во всех порубках и даже в ряде неизвестных следствию краж и грабежей, главарь основную вину за кровь взвалил на своего подручного Гришку — нехристя, довольствовавшегося от всех этих налётов тем, что практически перед каждой кровавой оргией он насиловал кого-нибудь из будущих жертв, забирал себе понравившуюся одежду, получал «карманные» деньги, а то и просто дармовую выпивку.
Агенты уголовного розыска безуспешно искали пропавшего монстра по всем губерниям России и Украины, в конце концов главарь «сжалился» над следствием и признался в своём последнем преступлении:
— ...Под предлогом, что нужно забрать припрятанные в лесу деньги, я предложил Гришке поехать со мной в Апрелевку. 23 сентября 1922 года мы вдвоём с вышеупомянутой станции пошли в сторону деревни Горки. Отойдя с километр, углубились в лес, где двумя выстрелами из револьвера я его и убил. Забрав документы, я возвратился в Москву и в тот же день выехал в Нежин...
Уголовное дело по членам банды Котова-Смирнова рассматривал Московский ревтрибунал. Рассчитывать на снисхождение им не приходилось.
Александр ТАРАСОВ, коллаж Николая РАЧКОВА