О «ЧЁРНОЙ КОШКЕ» БЕЗ МИФОВ
Как теперь говорят, в культовом отечественном фильме «Место встречи изменить нельзя» — эта 5-серийная телевизионная картина по знаменитому роману братьев Аркадия и Георгия Вайнеров «Эра милосердия» была снята в 1979 году на Одесской киностудии режиссёром Станиславом Говорухиным и удостоена Государственной премии СССР — есть очень эффектная сцена. Помните, как преступник в подвергшейся воровскому налёту квартире оставляет характерную наглядную бандитскую «визитку»: рисует на зеркале силуэт хищно изогнувшейся кошечки.Люди разных поколений наслышаны о невероятно лихих и суровых бандитах — «чёрнокошатниках» послевоенного времени, но… были ли они на самом деле в преступном мире той поры?!
Происшествие в Фабричном дворе
Стремясь придать себе больший вес в среде уголовников, многие криминальные личности не прочь были прихвастнуть, что-де они бандитствуют в той или иной шайке «Чёрной кошки». Поэтому даже заурядная ростовская воровка Евдокия Белых, являвшаяся пособницей бандитов-земляков, не преминула назваться «чёрной кошкой». В 1945 году, вскоре после окончания войны, в нашей стране и был отмечен этот криминальный феномен — нашествие «Чёрных кошек».
6 октября сорок пятого года раменская гражданка Платонова была шокирована неприятнейшей находкой. Женщина, проживавшая в подмосковном посёлке Фабричный двор, узрела у себя в комнате бумажный лист. В его нижней части были нарисованы проткнутое кинжалом сердце и двуглавый орёл, державший в когтях что-то наподобие медальона, на котором красовался в обрамлении двух лавровых веток тёмный силуэт четырёхлапой. Текст необычного послания, выполненного с художественной фантазией, гласил (здесь и далее сохраняются орфография и пунктуация документов-оригиналов. – А.Т.): «Сегодня в 12 часов вечера ждите «Черную кошку». Своеобразной была и подпись под этим любопытным уведомлением — «Общество Черной Кошки».
Поскольку по столичному региону уже ползла пугающая молва о появлении каких-то безжалостных бандитов-«чёрнокошатников», то местные стражи правопорядка энергично взялись за поиск шантажистов. Со своей задачей милицейские профессионалы справились, выявив подозреваемых. Авторство устрашающей записки принадлежало группе подростков, заводилой у которых был пятнадцатилетний Владимир Харкевич. В «Общество Чёрной Кошки» входили А. Зигнатулин и А. Павлов.
В самом конце осени сорок пятого года – 25 ноября – в ленинградской квартире, где проживал шестнадцатилетний Григорий Шнейдерман, состоялось тайное сборище. На конспиративную встречу собрались, как и ожидал квартирный жилец-«малолетка», семь его сверстников – уличных приятелей и однокашников по городскому ремесленному училищу № 4. Соблюдая все предосторожности, юные злоумышленники добирались по одному к назначенному месту встречи: в дом, куда подтягивались сорви-головы, некоторые из пацанов юркнули через двери парадного, а кто-то использовал чёрный ход.
Собравшиеся старались провести свою организационную сходку эффектно, «по-взрослому». Утвердив текст клятвы, они её подписали… кровью. Имена и фамилии единомышленники-недоросли не указали, а лишь вывели на клятвенном листе свои клички: Том, Лимон, Чеснок, Капитан, Чук, Гек, Волк, Пират. Лидером «восьмёрки» избрали Чеснока — Попова, его помощником назначили Лимона, как в этой бедовой компании несовершеннолетних было принято обращаться к Шнейдерману. Именно он и подготовил клятвенную текстовку, которую одобрили учредители новой подростковой шайки:
«Мы, участники кодлы «Черная кошка», должны придерживаться следующих прав и обязанностей:
Кодловики вознамерились воровать по-крупному, но и ленинградская милиция своё дело знала. Всего-то через несколько дней после создания кодлы руководителю отдела по борьбе с преступностью несовершеннолетних (такое подразделение имелось в 1945 году в структуре ленинградской милиции) Виктору Бычкову, служившему в органах внутренних дел с 1920-х годов, поступило соответствующее своевременное агентурное сообщение. Так бывшему токарю Адмиралтейского завода Бычкову стало известно, что какая-то преступная группа, именующая себя «Чёрной кошкой», планирует обокрасть коммуналку военнослужащего. Причём его жилище находилось не где-нибудь, а в том же доме на улице Пушкинской, где уже были обчищены три квартиры. Виктору Павловичу и его коллегам представился удобный случай, чтобы воры были задержаны с поличным.
4 декабря 1945 года милицейская засада дождалась своего часа: сразу заметила, что злополучный дом опять в осаде квартирных воров. В подъезде скрылись двое парнишек, а на улице, в ожидании пошедших на «дело» сообщников, прохаживался… учащийся ремесленного училища № 4 Сергей Иванов, которого оставили «на стрёме» — для подстраховки.
Подождав, когда кодловики-домушники награбастают вещей в чужом жилье, сотрудники милиции преспокойно провели задержание преступников уже на выходе из дома. Помимо Иванова, носившего кличку Том, в оперативную западню угодила верхушка кодлы: Чеснок и Лимон.
Майор Бычков вновь блеснул профессионализмом: милицейский старший офицер к моменту задержания троицы воров на Пушкинской уже разузнал и про остальных участников «Чёрной кошки». Рядовых кодловиков в тот же день, 4 декабря, разыскали и доставили в расположение милиции. Однако быстро прояснилось, что они ещё не успели выполнить третье условие членства в «Чёрной кошке» — о подразумевавшемся обязательном участии в преступной работе кодлы. Вот почему эти пятеро, которые были подручными у заправил «Чёрной кошки», впоследствии не понесли никакого уголовного наказания, а отделались только серьёзнейшим милицейским внушением о недопустимости подобных «шалостей» в дальнейшем.
Так что на скамью подсудимых попали всего трое — Попов, Шнейдерман и Иванов. Первый, родившийся в 1929 году в Малой Вишере, потом в Ленинграде имел возможность освоить неплохое ремесло, поступив в училище № 4. Однако будущий вожак кодлы, часто пропускавший занятия, считался «трудным» подростком: он был поставлен на учёт милицейским работником — участковым. К тому же уроженец Малой Вишеры разочек оступился-таки: «имел привод в милицию за кражу». Гришка Шнейдерман, переехавший с родителями из Бердичева в нашу северную столицу и проживавший здесь с ними, тоже учился в 4-м ремесленном. У ветреного мальчишки был ещё шанс одуматься: до поры до времени Лимон, которого засекали на воровстве казённого имущества, получал условное наказание, то есть почти никакое. Его мать умерла до войны, а отец, ушедший на фронт, погиб в схватке с врагом. Подростка-сироту зачислили в ремесленное училище, и он то в общежитии на Курляндской дневал и ночевал, то у сестры на улице Пушкинской гостил. Бросив учёбу в ремесленном, парнишка поддерживал приятельские отношения с теми, с кем познакомился в училище и с кем затем организовал кодлу «Чёрная кошка».
На заседании народного суда 2-го участка Красногвардейского района города Ленинграда, которое состоялось в январе 1946 года, был оглашён приговор. Попову и Шнейдерману назначили 12-месячный срок заключения, а Иванова покарали 3 годами лишения свободы.
Дополню, что питерская «Чёрная кошка» осталась в криминальной истории. В фондах Санкт-Петербургского полицейского (ранее — милицейского) музея сохранился по-своему уникальный экспонат — клятва кодлы, которая не чужую кровь пролила, а собственную. Да и то на документ, закреплявший «права и обязанности» кодловиков — несовершеннолетних участников этакой тайной организации уголовной направленности.
В крупных городах Центральной России тоже хватало забот с доморощенными «чёрнокошатниками», подбрасывавшими милиции одну криминальную загадку за другой. Сотрудники подразделений внутренних дел страны везде по-разному, но всё-таки умудрялись отлавливать небезобидных любителей «чёрнокошачьей романтики».
Атаманская депеша
Для столичного региона пик борьбы с поклонниками новой уголовной моды наступил в конце 1945 года. В частности, Подмосковье небезуспешно очищалось от скверны преступного подражательства. К примеру, в Коломенском районе, где милицейским подразделением руководил фронтовик-орденоносец Дмитрий Астапов, хулиганы то и дело развешивали на самом виду «чёрные метки». Они представляли собой листки-предупреждения, на которых был намалёван силуэтный символ устрашения — четырёхлапое существо кошачьей породы. Дмитрию Ивановичу неоднократно и самому приходилось срывать эти «чёрные метки» с дверей домов и квартир, в которых проживали «приговорённые». И всё же, по мнению кавалера ордена Красной Звезды Дмитрия Астапова, тогда в их районе не было банды «чёрнокошатников», хотя стражам правопорядка приходилось служить, как на военном положении. Они обезвреживали не только обычных уголовников, но и вооружённых трофейными «Парабеллумами» дезертиров, которые орудовали сами по себе, не примыкая к каким-либо бандформированиям или другим преступным шайкам.
Что касается непосредственно столицы, то здесь «чёрнокошатники» особенно оживились в последний месяц сорок пятого. В номерном фотоальбоме, имевшем гриф «Совершенно секретно», Научно-техническим отделом были обобщены сведения Управления НКВД города Москвы и Московской области о вылазках приверженцев новомодного криминального бума.
5 декабря 1945 года на двери подъезда дома № 29 по 2-й Извозной улице обнаружили очередное послание «чёрнокошатников», скреплённое двумя подписями – атамана и его заместителя. На белом листе бумаги, в верху которого были нарисованы череп с двумя скрещёнными костями и молниеподобный зигзаг-стрелка, пестрели несколько надписей. Основной была атаманская резолюция:
«Объявляю
что при налете на какую
нибудь квартиру, жители
этой квартиры не должны
сопротивляться, иначе
будут приняты меры».
Дополняла эту тираду, помимо перечисления номеров пяти «обречённых» квартир, тройка агрессивных фраз: «Кто посягнет на жизнь моих товарищей тот умрет»; «до 12 часов вещи ваши, а после 12 наши»; «Ждите, стерегите и дрожите».
Следствие установило, что авторство этого объявления принадлежало группе подростков, в которой верховодил четырнадцатилетний Владимир Колганов — ученик 7-го класса школы № 665. Хулиганистому лидеру-семикласснику помогали сочинять атаманскую депешу его сверстники А. Коносов и Е. Алексеев.
В корпусе 4-м по Тюфелеву пр. гражданин Гольберг, проживавший в квартире № 29, в ящике для писем 7 декабря тоже обнаружил устрашающее уведомление. В конверт был вложен бумажный лист, на котором имелся довольно сложный по композиционному замыслу и построению рисунок. На односторонней «изобразительной вертикали» питейной кружки угрожающе изогнулась — как живая, — тёмносилуэтная киска, стоявшая на черепе, который покоился на двух скрещённых костях. Жирно выведенная на картинке-эмблеме трёхуровневая надпись «Шайка Кошка Черная» усиливала гнетущее впечатление, испытанное получателем запугивающего послания. На обороте листа бумаги было начертано: «Ждите гостей. С нетерпением жду свидания. Черная Кошка». Квартиросъёмщик, к своей радости, отделался только испугом, поскольку «гости» к мужчине так и не пришли.
Александр ТАРАСОВ, фото из фондов Центрального музея МВД России
(Окончание следует)
Происшествие в Фабричном дворе
Стремясь придать себе больший вес в среде уголовников, многие криминальные личности не прочь были прихвастнуть, что-де они бандитствуют в той или иной шайке «Чёрной кошки». Поэтому даже заурядная ростовская воровка Евдокия Белых, являвшаяся пособницей бандитов-земляков, не преминула назваться «чёрной кошкой». В 1945 году, вскоре после окончания войны, в нашей стране и был отмечен этот криминальный феномен — нашествие «Чёрных кошек».
6 октября сорок пятого года раменская гражданка Платонова была шокирована неприятнейшей находкой. Женщина, проживавшая в подмосковном посёлке Фабричный двор, узрела у себя в комнате бумажный лист. В его нижней части были нарисованы проткнутое кинжалом сердце и двуглавый орёл, державший в когтях что-то наподобие медальона, на котором красовался в обрамлении двух лавровых веток тёмный силуэт четырёхлапой. Текст необычного послания, выполненного с художественной фантазией, гласил (здесь и далее сохраняются орфография и пунктуация документов-оригиналов. – А.Т.): «Сегодня в 12 часов вечера ждите «Черную кошку». Своеобразной была и подпись под этим любопытным уведомлением — «Общество Черной Кошки».Поскольку по столичному региону уже ползла пугающая молва о появлении каких-то безжалостных бандитов-«чёрнокошатников», то местные стражи правопорядка энергично взялись за поиск шантажистов. Со своей задачей милицейские профессионалы справились, выявив подозреваемых. Авторство устрашающей записки принадлежало группе подростков, заводилой у которых был пятнадцатилетний Владимир Харкевич. В «Общество Чёрной Кошки» входили А. Зигнатулин и А. Павлов.
В самом конце осени сорок пятого года – 25 ноября – в ленинградской квартире, где проживал шестнадцатилетний Григорий Шнейдерман, состоялось тайное сборище. На конспиративную встречу собрались, как и ожидал квартирный жилец-«малолетка», семь его сверстников – уличных приятелей и однокашников по городскому ремесленному училищу № 4. Соблюдая все предосторожности, юные злоумышленники добирались по одному к назначенному месту встречи: в дом, куда подтягивались сорви-головы, некоторые из пацанов юркнули через двери парадного, а кто-то использовал чёрный ход.
 |
| Послание, найденное в посёлке Фабричный двор |
«Мы, участники кодлы «Черная кошка», должны придерживаться следующих прав и обязанностей:
- Кто откалывается во время работы от кодлы, должен быть СДЕЛАН ПОДЧИСТУЮ.
- Все участники кодлы должны подчиняться вожаку и его помощнику. Кто выйдет из подчинения, будет СДЕЛАН ПОДЧИСТУЮ.
- В летний период подчиняться режиму кодлы.
- Все ссоры, возникающие между участниками, должны быть растолкованы вожаком. Его решение должно быть законом.
- Вся добыча делится поровну между участниками без исключения. Часть дохода переводится в кассу кодлы.
- Все участники должны быть дружны и держать мазу (на уголовном жаргоне — защищать партнёра, поддерживать его в разговоре. — А.Т.) друг за друга».
Кодловики вознамерились воровать по-крупному, но и ленинградская милиция своё дело знала. Всего-то через несколько дней после создания кодлы руководителю отдела по борьбе с преступностью несовершеннолетних (такое подразделение имелось в 1945 году в структуре ленинградской милиции) Виктору Бычкову, служившему в органах внутренних дел с 1920-х годов, поступило соответствующее своевременное агентурное сообщение. Так бывшему токарю Адмиралтейского завода Бычкову стало известно, что какая-то преступная группа, именующая себя «Чёрной кошкой», планирует обокрасть коммуналку военнослужащего. Причём его жилище находилось не где-нибудь, а в том же доме на улице Пушкинской, где уже были обчищены три квартиры. Виктору Павловичу и его коллегам представился удобный случай, чтобы воры были задержаны с поличным.
4 декабря 1945 года милицейская засада дождалась своего часа: сразу заметила, что злополучный дом опять в осаде квартирных воров. В подъезде скрылись двое парнишек, а на улице, в ожидании пошедших на «дело» сообщников, прохаживался… учащийся ремесленного училища № 4 Сергей Иванов, которого оставили «на стрёме» — для подстраховки.
Подождав, когда кодловики-домушники награбастают вещей в чужом жилье, сотрудники милиции преспокойно провели задержание преступников уже на выходе из дома. Помимо Иванова, носившего кличку Том, в оперативную западню угодила верхушка кодлы: Чеснок и Лимон.
Майор Бычков вновь блеснул профессионализмом: милицейский старший офицер к моменту задержания троицы воров на Пушкинской уже разузнал и про остальных участников «Чёрной кошки». Рядовых кодловиков в тот же день, 4 декабря, разыскали и доставили в расположение милиции. Однако быстро прояснилось, что они ещё не успели выполнить третье условие членства в «Чёрной кошке» — о подразумевавшемся обязательном участии в преступной работе кодлы. Вот почему эти пятеро, которые были подручными у заправил «Чёрной кошки», впоследствии не понесли никакого уголовного наказания, а отделались только серьёзнейшим милицейским внушением о недопустимости подобных «шалостей» в дальнейшем.
Так что на скамью подсудимых попали всего трое — Попов, Шнейдерман и Иванов. Первый, родившийся в 1929 году в Малой Вишере, потом в Ленинграде имел возможность освоить неплохое ремесло, поступив в училище № 4. Однако будущий вожак кодлы, часто пропускавший занятия, считался «трудным» подростком: он был поставлен на учёт милицейским работником — участковым. К тому же уроженец Малой Вишеры разочек оступился-таки: «имел привод в милицию за кражу». Гришка Шнейдерман, переехавший с родителями из Бердичева в нашу северную столицу и проживавший здесь с ними, тоже учился в 4-м ремесленном. У ветреного мальчишки был ещё шанс одуматься: до поры до времени Лимон, которого засекали на воровстве казённого имущества, получал условное наказание, то есть почти никакое. Его мать умерла до войны, а отец, ушедший на фронт, погиб в схватке с врагом. Подростка-сироту зачислили в ремесленное училище, и он то в общежитии на Курляндской дневал и ночевал, то у сестры на улице Пушкинской гостил. Бросив учёбу в ремесленном, парнишка поддерживал приятельские отношения с теми, с кем познакомился в училище и с кем затем организовал кодлу «Чёрная кошка».
На заседании народного суда 2-го участка Красногвардейского района города Ленинграда, которое состоялось в январе 1946 года, был оглашён приговор. Попову и Шнейдерману назначили 12-месячный срок заключения, а Иванова покарали 3 годами лишения свободы.
Дополню, что питерская «Чёрная кошка» осталась в криминальной истории. В фондах Санкт-Петербургского полицейского (ранее — милицейского) музея сохранился по-своему уникальный экспонат — клятва кодлы, которая не чужую кровь пролила, а собственную. Да и то на документ, закреплявший «права и обязанности» кодловиков — несовершеннолетних участников этакой тайной организации уголовной направленности.
В крупных городах Центральной России тоже хватало забот с доморощенными «чёрнокошатниками», подбрасывавшими милиции одну криминальную загадку за другой. Сотрудники подразделений внутренних дел страны везде по-разному, но всё-таки умудрялись отлавливать небезобидных любителей «чёрнокошачьей романтики».
Атаманская депеша
Для столичного региона пик борьбы с поклонниками новой уголовной моды наступил в конце 1945 года. В частности, Подмосковье небезуспешно очищалось от скверны преступного подражательства. К примеру, в Коломенском районе, где милицейским подразделением руководил фронтовик-орденоносец Дмитрий Астапов, хулиганы то и дело развешивали на самом виду «чёрные метки». Они представляли собой листки-предупреждения, на которых был намалёван силуэтный символ устрашения — четырёхлапое существо кошачьей породы. Дмитрию Ивановичу неоднократно и самому приходилось срывать эти «чёрные метки» с дверей домов и квартир, в которых проживали «приговорённые». И всё же, по мнению кавалера ордена Красной Звезды Дмитрия Астапова, тогда в их районе не было банды «чёрнокошатников», хотя стражам правопорядка приходилось служить, как на военном положении. Они обезвреживали не только обычных уголовников, но и вооружённых трофейными «Парабеллумами» дезертиров, которые орудовали сами по себе, не примыкая к каким-либо бандформированиям или другим преступным шайкам.
Что касается непосредственно столицы, то здесь «чёрнокошатники» особенно оживились в последний месяц сорок пятого. В номерном фотоальбоме, имевшем гриф «Совершенно секретно», Научно-техническим отделом были обобщены сведения Управления НКВД города Москвы и Московской области о вылазках приверженцев новомодного криминального бума.
5 декабря 1945 года на двери подъезда дома № 29 по 2-й Извозной улице обнаружили очередное послание «чёрнокошатников», скреплённое двумя подписями – атамана и его заместителя. На белом листе бумаги, в верху которого были нарисованы череп с двумя скрещёнными костями и молниеподобный зигзаг-стрелка, пестрели несколько надписей. Основной была атаманская резолюция:
«Объявляю
что при налете на какую
нибудь квартиру, жители
этой квартиры не должны
сопротивляться, иначе
будут приняты меры».
Дополняла эту тираду, помимо перечисления номеров пяти «обречённых» квартир, тройка агрессивных фраз: «Кто посягнет на жизнь моих товарищей тот умрет»; «до 12 часов вещи ваши, а после 12 наши»; «Ждите, стерегите и дрожите».
Следствие установило, что авторство этого объявления принадлежало группе подростков, в которой верховодил четырнадцатилетний Владимир Колганов — ученик 7-го класса школы № 665. Хулиганистому лидеру-семикласснику помогали сочинять атаманскую депешу его сверстники А. Коносов и Е. Алексеев.
В корпусе 4-м по Тюфелеву пр. гражданин Гольберг, проживавший в квартире № 29, в ящике для писем 7 декабря тоже обнаружил устрашающее уведомление. В конверт был вложен бумажный лист, на котором имелся довольно сложный по композиционному замыслу и построению рисунок. На односторонней «изобразительной вертикали» питейной кружки угрожающе изогнулась — как живая, — тёмносилуэтная киска, стоявшая на черепе, который покоился на двух скрещённых костях. Жирно выведенная на картинке-эмблеме трёхуровневая надпись «Шайка Кошка Черная» усиливала гнетущее впечатление, испытанное получателем запугивающего послания. На обороте листа бумаги было начертано: «Ждите гостей. С нетерпением жду свидания. Черная Кошка». Квартиросъёмщик, к своей радости, отделался только испугом, поскольку «гости» к мужчине так и не пришли.
Александр ТАРАСОВ, фото из фондов Центрального музея МВД России
(Окончание следует)