Ветеран трудового фронта Великой Отечественной войны и органов внутренних дел Надежда Никаноровна ПОКИДЫШЕВА отметила своё девяностопятилетие.

В связи с юбилеем её по месту жительства посетили заместитель начальника Управления охраны общественного порядка ГУ МВД России по г. Москве полковник полиции Борис Богданович и заместитель председателя Совета ветеранов управления Пётр Слипченко.

После поздравлений и вручения подарков Надежда Никаноровна поделилась с гостями своими воспоминаниями.

Небольшого росточка девушка, только что закончившая восьмилетку и курсы музыкального училища имени Гнесиных, планы на дальнейшую жизнь связывала с роялем, но война внесла свои коррективы.

— Обычная московская квартира. В полдень 22 июня 1941 года мы, как и миллионы советских людей, прильнув к радиоприёмнику, слушали сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз.

Пришлось срочно перестраиваться, сменяя мирную жизнь на военную. Папа ушёл в сформированное в нашем районе народное ополчение. А для меня закрылись двери любимого Гнесинского училища. Пришлось применить привычные к фортепианной игре пальцы к работе на токарном станке.

Прошла фабрично-заводское обучение на заводе «Компрессор», где собирали первые «Катюши». Машины стояли на балках с отверстиями, которые необходимо было заклепать. Полгода клепала эти балки. Работала, как все, не считаясь со временем, иногда не замечая, как день сменяла ночь. За работу получали продукты, которых не хватало. Спустя какое-то время перевелась на литейный завод «Станколит», где освоила токарно-винторезный станок ДИП-200. Из-за маленького роста пришлось подставлять под ноги стеллаж. Была маленькой, но прыткой, отец по-доброму звал меня «клопом».

За три с половиной года я освоила шлифовальный станок и практически всё слесарное дело. Отливали мины. Для того чтобы отлить образцы, требовалось изготовить опоку (форма для литья алюминия), потом её следовало отшабрить (снять алюминиевую стружку), чтобы получить гладкую, не царапающую поверхность.

Работала на станке, вытачивала пробы для взрыва мин — это такая чугунная чушка в 16 килограммов. Мне надо было поднять, зажать патрон у токарного стана, подвинуть, отцентровать, включить станок с резцом. Однажды меня чуть не затянуло в работающий агрегат: не по росту длинный халат висел на мне, маленькой, мешком.

Хотелось освоить другие рабочие специальности. Перешла на контрольную плиту, работала в модельном цехе. В горячем цехе, где производилось литьё, проверяла опоки. Работа устраивала, хотя кругом пыль, грязь, чугун. Карманы халата всегда были битком набиты тряпками, инструментами, среди них — штангель, микрометр, который как-то незаметно вытащили у меня заключённые узбеки, работавшие на предприятии. Пришлось выменять его на продовольственный талончик у них же. Все тогда сильно голодали. А наша зарплата была настолько мизерной, что мы её даже не спрашивали, довольствовались талончиками на обеды, на хлеб. Моя первая запись в трудовой книжке — токарь пятого разряда.

Периодически приходилось рыть траншеи под Волоколамском. Вечерами с подружкой ходили в госпиталь — помогали ухаживать за ранеными. Стирали бинты, перебинтовывали раны, писали письма, читали книги. Там я сполна ощутила своё призвание: наверное, в мирное время стала бы врачом.

Иногда мы с приятелями ездили за мороженой картошкой. Украдкой, без денег ехали до Каланчёвки, там не было контроля. Тащила мешок в двадцать пять килограмм, больше меня самой. Мама делала из этой картошки вкуснейшие котлеты. В нашей квартире были отопительные печи конструкции Быкова. Дрова выдавали по ордерам в домоуправлении, но ещё была возможность притаскивать неликвидные чурочки с работы. Случалось, только ими и обогревались.

Мама брала дополнительную работу на дом — шила нижнее бельё для солдат. Я обрабатывала ткань от ниток, складывала бельё стопками. Настолько полюбила это занятие, что позже, работая в милиции, окончила трёхгодичные курсы кройки и шитья. Сама себе шила до самого последнего момента, пока рука не перестала работать. В моём платяном шкафу висит всё сшитое собственными руками, кроме пальто.

В то суровое время работали круглосуточно в одной и той же одежде. Трамвай № 2, курсировавший от «Станколита», был полностью забит людьми с грязными закопчёнными лицами, замасленными одеждами, но на это не обращали внимания. Люди участливо смотрели друг на друга, народ был учтивый, грубого слова в давке ни от кого не услышишь, сейчас бы всем поучиться такой культуре.

Война прошла, но принесла «похоронки» в каждый дом. Погиб мой двоюродный брат, с которым вместе выросли, он был мне как родной.

В Министерстве госконтроля СССР освоила пишущую машинку, до 160 ударов в минуту набивала. Я же пианистка. Работала секретарём у заместителя министра Аблякима Гафарова. Вступила в комсомол. Однажды вызвали и предложили работу в органах госбезопасности. Я согласилась. Проработала пару лет в КГБ, а затем Л.П. Берия закрыл наш отдел и нас собрали на бирже труда в зелёном домике на площади Дзержинского, в Клубе КГБ. Кто вязал, кто штопал, кто в шашки играл… Приходили к девяти утра каждый день в течение трёх месяцев, просиживали по восемь часов. Пока не получила предложение от кадровика Министерства внутренних дел поработать машинисткой на улице Огарёва, 6. Согласилась.

Спустя какое-то время перешла в милицию на работу, которая считалась опасной, в то же время льготной — год за полтора. И так 29 лет и 16 дней.

В связи с возрастом появилось желание сменить работу. Мне было предложено занять вакантное место в медвытрезвителе № 10 на Пресне. Так я в 1974 году прошла практику в дежурке вытрезвителя. Потом трудилась в самом отделе медвытрезвителей УООП, была старшим инспектором по проверке их работы. В 1977 году закончила службу.

Характером в маму. С мужем, подполковником милиции Борисом Петровичом, работавшим первым заместителем начальника «Бутырки» (СИЗО-2), прожили полвека душа в душу.

Моё вековое немецкое пианино с подсвечниками до сих пор стоит на даче у сына. Сыграть на нём уже не смогу, рука отказывает. Но ещё сама стираю, убираю, готовлю. Если бы выпало повторить, весь свой путь прошла бы от начала до конца, ничего не меняя. Кроме слёз, которые пришлось пролить.

Со времён, о которых поведала Надежда Никаноровна, утекло много воды, но, общаясь с ней, свидетелем тех славных событий, мы поневоле вспомнили строки Николая Тихонова «Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей».

Подготовили Пётр СЛИПЧЕНКО,
Айрин ДАШКОВА,

фото из архива Надежды ПОКИДЫШЕВОЙ