Московский театр клоунады в своё время ни единожды давал благотворительные представления для детей сотрудников московской милиции. Спустя годы он превратился в «Театриум на Серпуховке». Его режиссёр и художественный руководитель, член правления Благотворительного фонда «Петровка, 38», народная артистка России Тереза Дурова ответила на вопросы корреспондента «Петровки, 38».

— Тереза Ганнибаловна, почему ваш творческий коллектив получил 8 лет назад новое название?

— Дело в том, что появилось огромное количество людей, которые решили: клоунада — это очень легко. Они оделись в клоунские костюмы и бегали в них на дни рождения зарабатывать деньги. В итоге, театр клоунады стали отождествлять с этими клоунами, заполонившими всё пространство в городе. Трудно было объяснить публике, что такие клоуны и жанр клоунады — разные вещи. Театр, работающий в этом жанре, — это не только шарики и смеющиеся дети. Это серьёзное искусство, которым непросто владеть.

Чтобы не потерять публику, наш дом и возможности творчества, мы решили немного перестроить свою жизнь. Учитывая, что клоунада даёт широкие возможности владеть телом, голосом, театральными цирковыми жанрами, театр легко трансформировался. Мы поменяли суть того, что делали, объявили себя музыкально-драматическим театром. К этому моменту уже подобрался соответствующий материал, например, мюзикл «Летучий корабль», при постановке которого клоунада не требовалась. Появился живой оркестр, который тоже в какой-то степени повёл нас всех за собой. Таким образом, метаморфоза прошла без особых усилий. В результате труппа и театр остались прежними, но мы оказались более востребованными для нашего зрителя. Ему очень интересен тот материал, который мы предлагаем зрителю сегодня.

— Вы отмечали, что многие артисты жанра клоунады в 90-е годы уехали за рубеж. Исчезло это слово и из названия вашего театра. Значит, меньше стало в столице радости, которую вы дарили зрителям?

— В наших спектаклях её тоже немало. Мы исходили из того, что, развиваясь, театр должен пользоваться возможностями разных жанров, не зацикливаться на какой-то одной. Сейчас настало время театра тотального, который вбирает в себя все грани искусства, а не останавливается на единственном направлении. Так, в драматических театрах мы можем видеть сегодня пластические спектакли с элементами цирка, а в балетных — артисты разговаривают. Есть такой у публики запрос. Это тенденция.

— В репертуаре «Театриума на Серпуховке» по-прежнему много спектаклей для детей…

— Не совсем верно. У нас очень разнообразный, большой репертуар. А позиционируем мы себя театром для семьи. У нас есть спектакли для малышей, подростков и взрослых. На спектакли мы ждём всех. Очень хотим, чтобы папа, мама и дети были вместе. Для нас главная ценность, чтобы в театре интересно было всем.

В театре клоунады, действительно, детских представлений было больше. Мы старались развлекать публику. Сейчас стремимся с ней разговаривать о чём-то серьёзном и важном.

— Тем не менее, как и раньше, внимание детям вы уделяете первостепенное. Опекаете их, насколько я знаю, даже за пределами театральных стен.

— Есть такой проект «Театротерапия. Потому что ты нужен», мы в нём активно участвуем: приезжаем в клиники, где проходят лечение дети с проблемами психики, а также наркозависимые подростки. Некоторые из них пытались свести счёты с жизнью. Им нужно общение не только с врачами, чтобы понимать: они кому-то нужны в этом мире, он не закрылся от них. Как и мы, в этом проекте участвуют другие театры. Нам интересно для каждой категории подобрать и подготовить специальную программу, которая бы достигла нужного благотворного эффекта.

— Ваши артисты всегда стремились, как вы подчёркивали, сеять светлое и доброе. Оправдались ли ваши надежды?

— У нас нет статистики о том, сколько, например, детей, побывавших в нашем театре, стали хорошими взрослыми людьми. Кто никого не побил, не пьёт, не курит, стал примерным семьянином и позитивно смотрит на жизнь. Мы не всесильны, но свои семена радости, светлого отношения к миру, конечно, зрителям даём. Случается, во время антрактов они ко мне подходят и говорят, что в детстве бывали на наших спектаклях, а теперь сами приводят сюда своих чад. Это радует и вселяет новые надежды.

— В интервью 20 лет назад вы признались, как остановили свой автомобиль, чтобы подвезти голосующих молодых людей. Однако пара оказалась… переживающей ломку от приёма наркотиков. Могли бы вы и сегодня бесстрашно подобрать незнакомцев?

— Разных случаев, когда встречала людей, заблудившихся в жизни, у меня было много. Мы открыты в театре для тех, кто к нам приходит, мы разговариваем, обсуждаем проблемы, отвечаем на вопросы. Стараемся вникнуть в суть, чтобы понимать, откуда эти проблемы берутся, кто виноват в этих трудностях, как их преодолеть.

Ну а что касается голосующих на обочине, так сегодня никто уже не голосует, а через интернет вызывает такси. Сейчас другой мир, жизнь очень сильно изменилась. Сегодня школьники сидят в зале с гаджетами, легко с ними обращаются. Это создаёт новую конструкцию существования, новые способы общения. Через сеть можно достать любого малыша и увести его хоть во тьму, хоть в свет. Зависит от того, кто сидит по другую сторону экрана. Поэтому нужно, чтобы ответственные перед детьми люди были оснащены и знаниями, и пониманием того, что происходит. Ведь одним нажатием кнопки на клавиатуре можно подтолкнуть ребёнка, например, к суициду. Это страшно.

— Такие изменения в нашей жизни могут только удручать…

— Меня они не удручают, а настораживают. Беспокоит то, что мы не всегда адекватно и с опозданием реагируем на них. Методика влияния на подростков развивается с огромной скоростью. С ещё большей активностью надо менять методы защиты.

Но не всё движется в плохую сторону. Всегда были ведущие и ведомые. Просто возможности стали иными. Мир — он во все времена и полосатый, и квадратиками, и кружочками.

— Вы принимаете интернет как таковой, имеете свои аккаунты, друзей, подписчиков?

— Да, и принимаю, и имею. Интернет очень помогает мне общаться с коллегами, друзьями, которые далеко. Это — великое благо. Многую информацию нахожу, не теряя время в библиотеках. Знаю, какие спектакли идут в Лондоне, могу быстро заказать билет, улететь. Это великолепно. Мы должны понимать: атомные электростанции — хорошо, бомбы — плохо. Интернет — то же самое: в чём-то хорош, а в чём-то опасен.

— Очевидно, вы остаётесь неисправимым оптимистом.

— Не могу быть другой, я родилась такой. Так воспринимаю жизнь и никому не дам украсть мой оптимизм, испортить моё ощущение жизни.

— А со временем, цитирую ваши слова, становитесь мудрее и красивее!

— Насчёт «красивее» — не знаю. «Мудрее» — безусловно. Сама ощущаю, как медленнее сегодня думаю, когда принимаю важные решения. Меньше поддаюсь эмоциям, больше обращаюсь к сознанию. Ведь с эмоциями надо осторожно обходиться, особенно если отвечаешь за людей, что рядом с тобой. На эмоциональной волне можно наделать много ошибок. Правильное решение принимается на волне покоя и стабильности.

— Ещё одно слово — «выжить». Об этом вы говорили в 90-е. Тогда для этого, кроме мудрости, требовалась, наверное, и хитрость?

— В маленьких пропорциях в человеке всё должно быть: и хитрость, и амбиции, и честолюбие, и тщеславие. Главное, не культивировать что-то одно из этого списка. Всё это — топливо, энергия для движения. А выжить помогали люди.

— Среди них был, например, народный артист России Вячеслав Спесивцев — ваш коллега, член правления Благотворительного фонда «Петровка, 38», худрук Московского молодёжного театра.

— Слава помогал в самом начале возникновения Театра клоунады, когда мы только вставали на ноги. Тогда он был рядом, ввёл наш коллектив в команду московских театров. Он взял на себя задачу ответственного человека. И я просто не могла подвести таких людей, в том числе и Юрия Владимировича Никулина, активно поддержавших рождение нашего театра.

— С тех пор минуло много лет, коллектив в этом году отметил 25-летие. Приятно, что уже в самом начале этого пути об уникальном театре узнали, его полюбили в семьях московских милиционеров.

— Когда к нам приходили вдовы и дети погибших милиционеров, мы с удовольствием играли для них спектакли. Тогда мы имели такую возможность. Со временем многое изменилось. В сложившихся условиях театр не может давать благотворительные представления. Но для небольших групп по 5—7 человек по просьбе благотворительных фондов мы места выделяем. Например, для детей-инвалидов, онкологических больных и нуждающихся многодетных семей.

— Не секрет, что многие граждане полицейских недолюбливают. Но я слышал, и клоунов люди боятся.

— Любых непрофессионалов недолюбливают, будь то клоуны или полицейские. Сотрудник полиции — это человек доверия, на него хочется положиться, надеяться, что он решит мою проблему. Он — помощник, друг, опытный, знающий человек с чувством долга и ответственности за свою работу. А если кто-то влез в мундир из корысти, чтобы прикрыться им, это видно сразу.

Везде работают живые люди. Есть профи, а есть те, кого близко к людям подпускать страшно. Есть и актёры такие, которых нельзя на сцену выпускать, но они на ней играют.

— И вам бывает страшно?

— У нас таких актёров нет, если вы об этом. Но страшно бывает. Например, делать новый спектакль: будет ли успех? От него зависит заполняемость зала, зарплата актёров. Страшно, когда берёшь на себя ответственность, а результат не можешь гарантировать, потому что он не только от тебя зависит. Но это не значит, что ничего не надо делать. Мой страх — продуктивный. У меня он рождает злость на себя…

— В начале 60-х годов, будучи маленькой девочкой, вы пережили ужасную криминальную историю, связанную с убийством дедушки. Как эта трагедия повлияла на вас?

— Дедушка был директором крупного универмага в Баку, где мы жили. Однажды утром его убили прямо в рабочем кабинете. Видимо, он кому-то мешал, кто-то хотел занять его место. Снять его не смогли, не за что, видимо, было. Решили просто убрать. Преступников не установили.

На меня это событие не сильно повлияло, ещё не выросла тогда. Сегодня, если происходит что-то плохое, я следую одной китайской мудрости: иду по линии своей жизни назад, чтобы найти тот отрезок, где совершила ошибку. Главное, в этот момент приходит понимание, что в случившемся виновата сама.

Но и это не повод раскисать. Ведь по русской пословице — нет худа без добра. Например, лишившись машины, которую у меня угнали, я подумала: может, благодаря ворам предотвращена страшная авария. Я часто ездила домой ночами, уставшая. Боженька, наверное, решил — стоп! И тем самым спас меня от худшего зла.

— Машину не нашли?

— В районном подразделении милиции сказали, что нет бензина чтобы ехать на поиски. На Петровке тоже помощи не нашлось.

— Вот и повод для пессимизма.

— Да нет. Думаю, сейчас ситуация изменилась. Хотя бы потому, что чувствую себя в безопасности, гуляя по Москве. Не боюсь за внука, который уходит на улицу. Перестала, между прочим, видеть пузатых и пожилого вида сотрудников органов правопорядка. Гордость за полицию росла и в период, когда в городе проходили мероприятия чемпионата мира по футболу. Есть ощущение того, что в столице стало больше чистого пространства.

Но мы всё-таки все живём под дамокловым мечом. В театр приходит много зрителей, за безопасность которых я волнуюсь и отвечаю. Радуюсь, когда в праздничные дни мы получаем дополнительные полицейские посты для нашей охраны. Хотелось бы иметь их и в другие дни, например, по выходным, когда в залах собирается до 6 тысяч человек.

— В завершение разговора хочу попросить вас вспомнить про слонов из своего детства, без которых трудно представить Терезу Дурову.

— Зачем, я их помню всегда. А Терезу Дурову пусть сегодня люди ассоциируют больше с театром, чем с цирком. Слоны были давно, и они вовсе не символ моего детства. Для кого-то и имя моё с отчеством — экзотика. Одну мою подругу её дочка даже спросила, была ли я маленькой и неужели меня уже тогда называли Терезой Ганнибаловной…

А вообще, чтобы больше обо мне узнать, о театре, приходите на наши спектакли. Это правда, я испытываю наслаждение, когда вижу, что зрители в зале мне кивают. Я понимаю, что они со мной согласны. Приятно, что большое количество людей существуют со мной в одной энергетической системе. Значит, нас сейчас много, я не одна.

Алексей ГОЛОЛОБОВ, фото из архива Терезы ДУРОВОЙ