Алексей СУХАРЕВ(Окончание. Начало в № 46.) 
Мне в жизни только один карманный вор встретился, который искренне обиделся, когда я его подлецом назвал.
— Что вы, Алексей Михайлович? Что вы говорите? — И руку к сердцу прижимает. — Я никогда на транспорте не работаю. Там ведь бедный народ ездит, зачем же его обижать. Я работаю только в аэропорту и в богатых магазинах.
Не очень-то я ему поверил. Покривил он душой: он там работает не из гуманных побуждений — просто в таких местах добыча много богаче бывает. Лучше рискнуть из-за кожаного да пухлого бумажника, чем из-за потёртого кошелька.
Вплотную я столкнулся с карманными ворами, когда работал в Дзержинском РУВД. Собрал нас как-то начальник управления Николай Степанович Мыриков на совещание. И начал нас, как говорится, за уши драть.
— Каждый день у меня на столе вот такая стопка заявлений по карманным кражам! Вся воровская Грузия, вся Абхазия сюда слетелись чистить карманы гражданам. А вы ничего не делаете. Не боретесь с ними. Не задерживаете. Это безобразие! За что вам зарплата идёт?
Стали сотрудники выступать, и все, как один, объясняют, что бесполезно карманников просто так задерживать.
— Они никогда не колются, не сознаются. А действовать по методу Жеглова нельзя. Учёные люди в нашей академии горячо возражают. Да вы и сами, Николай Степанович, за такое нас хвалить не стали бы.
Да, академикам можно против таких методов возражать в своих кабинетах и на этих возражениях труды умные и заумные писать. А «на земле» всё-таки немного не так. И сложнее, и проще. Ведь эти карманники, они вроде наркоманов. Его вот сейчас с трамвая сними, и если он уйдёт и отряхнётся, то тут же в другом трамвае шмонать пассажиров начнёт. Я ни одного карманника не назову, который бы завязал со свой профессией. И упёртые, как наркоманы. Его целый день уговаривай, ни за что не расколется.
Доказываешь ему:
— Вот свидетели показывают! Я сам тебя за руку схватил!
— Нет, начальник, это не ты был. И не я. Ничего не знаю.
Помню, только утром я на работу пришёл, дежурный мне говорит:
— Алексей Михайлович, тут к вам задержанный просится. Карманник.
— Какой карманник? Зачем?
— Он вас хорошо знает. Стригин его фамилия. Поговорить с вами хочет.
— Да я с этой сволочью и говорить не хочу. — Вспомнил я его, очень авторитетный вор, неисправимый. — Ладно, пусть приведут.
Он, оказывается, жаловаться пришёл. Напросился.
— Алексей Михайлович, — говорит недовольно, с обидой, — ведь вы меня сколько раз задерживали. Доставляли. И ни разу не ударили.
— Да что тебя бить. Тебя, гада, убить мало. — Трудно мне сдержаться.
— У каждого своя работа. Вот вы правильно работаете, а вот ваши… Вы меня выслушайте. Я, как человек, с женой и дочкой пришёл в Останкино, на пруд. Отдохнуть, позагорать в выходной день. А ваша карманная группа с Петровки наехала на меня, будто в четырнадцатом маршруте я кошелёк взял. На глазах у дочери стали пинками бить. Ну что это такое? Где ваша соцзаконность? Где ваш гуманный правопорядок? Сюда доставили и здесь пинали, все бока трещат.
— Жаловаться пришёл? Больно тебе? А у старика-инвалида последнюю десятку взять тебе не больно? Была бы моя воля, я бы тебе ещё больше надавал.
— Так ведь не надавали же. А эти… ваши…
Я говорю в сердцах:
— Что тебя бить? Без толку. Всё равно ведь не сознаешься и не одумаешься. Только нервы себе трепать да своё здоровье портить. Ведь не расскажешь?
— Не расскажу. У каждого своя работа.
— Я тебе работу не выбирал. Ты сам себе её выбрал. Как и я.
…Идёт совещание. Мыриков совсем распалился. Да ведь и его понять можно.
— Вы все плохие работники, — ругает нас. — Все вы бездельники. Ну-ка, поднимите руку, кто из вас хоть одного карманника в начавшемся году задержал?
А нас там около ста человек было. Смотрю, ни одной руки нет.
— Ну вот, что я говорил! Бездельники вы и есть.
Думаю, надо выручать коллектив. Поднимаю руку, встаю, называюсь:
— Старший лейтенант Сухарев.
— Ну что скажешь, Сухарев?
— У меня в этом году три задержания карманников.
— Где? Когда? Говори. Не ври только, я проверю.
— В 87-е отделение я Железняка доставил. Возбуждено уголовное дело. К себе доставлял, в наше 61-е.
Слушает внимательно, спрашивает:
— А как доставил?
Дело-то очень непростое. Опасное и хлопотное. Это Николай Степанович понимал.
— А так. Задом к отделению пятился. Одной рукой потерпевшего тащил, другой задержанного.
Так оно и было. Мало того, что карманника надо дотащить, так ещё и морока с потерпевшим. Он ведь как только свой кошелёк в руки получил — всё, его не удержишь, сразу ходу даёт. Не нужна ему морока. Да ещё суд потом. И опасается он. Он ведь этим маршрутом каждый день ездит.
— Вот так, — говорю, — Николай Степанович, можете проверить. А можете и поверить.
Смягчился он, похвалил.
— Я об этом не знал, Су-
харев.
И меня другим в пример поставил. Мне даже неловко стало, будто я похвалился. А мне только хотелось, чтобы он на весь коллектив пятно не положил.
...В 77-м отделении я в то время работал. А у нас как? У нас ведь не так, что твой рабочий день начинается с того момента, как в здание вошёл, в кабинет уселся. Сыскарь — настоящий — он всё время в работе. Даже когда кружечку пива у бочки остановился выпить.
Еду на работу, жду на остановке свой автобус. Народу не много, и три здоровых мужика моё внимание привлекли. Смотрю, странным делом заняты — из одного коробка вынимают спички и по своим коробкам раскладывают. Что ж такое, думаю? Что ж за крохоборы такие? Мужики одеты прилично, не бродяги, не пропойцы, а так себя ведут.
И тут мне вспомнилось: кто-то говорил, что у карманников примета есть такая — никогда нельзя выбрасывать то, что взял в чужом кармане. Иначе удачу спугнёшь, фарт воровской. Хоть копейку выудил, хоть сигаретку мятую — не бросай.
Дай, думаю, понаблюдаю — как они себя дальше поведут. Может, чем-то ещё себя выдадут.
Автобус подходит. Пропускаю всех, чтобы сесть последним — не дают. Стараются войти в автобус последними. Воровская технология. Они обычно пытаются занять место в конце очереди — суетятся, подталкивают, подсаживают, торопят. Создают такую нервозную обстановку, чтобы человек о чём угодно беспокоился, только не о своих карманах. Ну и попутно предварительно прощупывают, что у кого есть и как это взять, да и стоит ли.
Тут ситуация классическая, одного я даже засёк, как он легонько женскую сумочку погладил. Постарался я в автобусе устроиться так, чтобы самому не засветиться и их «работу» не проморгать.
Смотрю: всё идёт по сценарию. Окружили женщину, создают вокруг неё как бы естественную тесноту. Ну и пассажиров, что поближе, под контролем держат — чтобы никто ничего не заметил.
А у меня взгляд такой задумчивый, вроде весь в себе, в своих проблемах. Даже если глазами по кому скольжу — ничего не вижу, глубоко о своём думаю.
Дождался. Взяли они сумочку, стали пробираться вперёд, к выходу. Я женщине тихонько на ушко:
— Не волнуйтесь, я из милиции. У вас только что из сумочки кошелёк украли. Я их сейчас буду задерживать, а вы мне свой телефончик скажите.
Невинный такой разговор — вроде трамвайного знакомства.
— Вы всё поняли? — спрашиваю.
Кивает. Испуганно, но кивает, вроде всё поняла.
Я телефон её записал и иду к выходу, где эти бандиты сгрудились. И надо же!.. Эта гражданка вдруг на весь вагон кричит мне:
— Гражданин следователь, а вы в каком отделении? Куда к вам прийти?
Ну, сообразила, умница!
Я к водителю:
— Не открывай двери, поезжай до отделения милиции. Потом развезёшь пассажиров. А я тебе справку дам.
Поворачиваюсь к пасса-
жирам:
— Товарищи! Вот сейчас эти бандиты, — показываю на них, а они рядом стоят, — обокрали женщину. Кошелёк они сбросили. Пожалуйста, посмотрите под ногами, поищите кошелёк.
Бандиты стоят у двери, переглядываются, усмехаются — здоровенные лбы такие. Как, думаю, с ними справиться? Но ничего, попрошу водителя поплотнее к отделению подъехать и в окошко своих ребят покличу — скрутим как миленьких. Да и не станут они в такой ситуации сопротивление оказывать.
А водитель будто мои мысли прочитал — только наоборот. Вдруг объявляет: «Гостиница Останкино» — и двери нараспашку. Что с ним случилось — не знаю. Либо машинально так поступил, либо мести бандитов побоялся. А на водителя я в автопарк всё-таки бумагу отправил, объяснив, что он здорово помог бандитам. Как они там отреагировали — не знаю. Но водителя понять можно. Он ведь этот автобус днём и ночью водит. Подойдут к нему однажды: «Ну что, шеф, сдал ментам наших корешей? Отвечать надо».
Я рассказал про мою неудачу, чтобы ясно было, что борьба с карманкой тяжела и не всегда сыщику фартит.
Три моих тяжких года «на земле» закончились приглашением в МУР. Вот там и продолжилось дело всей моей жизни — на карманке.
Подготовил к печати
Эдуард ПОПОВ
Спецсообщение с пометкой «Совершенно секретно» от начальника Управления НКВД по городу Москве и Московской области наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии было предельно конкретным: «За последнее время в городе Москве и районах Московской области среди населения широко распространились слухи о появлении бандитской группы «Чёрная кошка», совершающей убийства, грабежи и кражи. В частности, зафиксированы следующие случаи…». И далее несколько страниц убористого текста — подробная расшифровка всех этих «случаев».
Эта история была настолько жуткой, что даже в эпоху горбачёвской «гласности» о ней запретили сообщать в средствах массовой информации.
Мария уже неделю не могла дозвониться до сестры. Телефон Люды не отвечал, и это было очень странным, потому что они постоянно общались, перезванивались, отправляли друг другу посылки. И Мария почувствовала сердцем: случилась беда. Она отпросилась с работы и ближайшим рейсом вылетела в Москву.
Из личного дела:
3 декабря 1996 года в 12.10 в Дежурную часть ГУВД Москвы поступило чрезвычайное сообщение: по проезду Завода «Серп и молот», у дома № 6 расстрелян экипаж ГНР.
Легенды МУРа
Однажды Сунцову пришлось за очень короткий срок внедриться в преступную группу для того, чтобы раскрыть грабёж, который был совершён на Астраханской улице. Там был магазин «Берёзка», в котором продавали первые дефицитные телевизоры «Сони».
Схватить 55-летнего извозчика Василия Комарова-Петрова — «человека-машину», проживавшего в доме № 26 по улице Шаболовке, московским стражам правопорядка довелось лишь с повторной попытки.
Вячеслав Владимирович Ильин всегда был рядом, когда кому-то очень нужна была его помощь. Когда он ушёл навсегда, то он всё же остался — в благодарной памяти друзей, коллег, всех, для кого служил примером беззаветной преданности работе сыщика.
(Продолжение. Начало в № 36.)