Футбол моего детства
Когда же это было? Давным-давно. Сразу после войны для нас, воронежских пацанов, едва одетых и обутых, выбравшихся из подвалов и полуподвалов военного разбитого до основания города, да ещё и голодных, стало знакомым и волшебными слово «футбол». Наверное, после непрерывных канонад и вражеских налётов, что длились до 43-го года, после отмены карточной системы на хлеб, первым глотком свободы стал футбол.Всё лето босыми ногами мы гоняли по дворовой площадке тряпичный мяч, сшитый из разного тряпья. Настоящий футбольный мяч нам откуда было взять?
Мы, конечно, просачивались на местный левобережный маленький стадион, смотрели игру районных команд области, но футбольный язык был у нас свой: пенальти мы называли «пеналь», вратарь был «влатарь», ворота и гол были слова-синонимы, а игра рукой, если мгновенно не следовал свисток, считалась «заигранной». Играли самозабвенно до самой темноты.
Среди нас ходила легенда о том, что где-то там, в другой стране, в воротах стоит непробиваемая горилла и что есть игрок с чёрной повязкой на ноге, потому что удар этой ногой был смертелен и бить этой ногой запрещалось правилами.
Мы слушали футбольные репортажи из Москвы и желанные слова Вадима Синявского: «Наш микрофон установлен на Московском центральном стадионе «Динамо». А в первые осенние дни 45-го вдруг сногсшибательное объявление «Московское «Динамо» проводит серию товарищеских игр с сильнейшими английскими клубами». У громкоговорителей, установленных на телеграфных столбах, собирались толпы болельщиков. На каждый гол динамовцев отвечали восторженными воплями, в воздух летели шапки. И это радостное столпотворение не обходилось без нас — младшеклассников 3-й средней школы.
У нас сразу появились футбольные кумиры: Хомич, Бобров, Бесков, Семичастный… Но как ни странно, особой любовью мальчишек нашего двора на Ленинградской улице был отмечен Василий Карцев. Вероятно, потому что он первым из всех динамовцев открыл счёт в ворота англичан. Летом следующего года наш пионерлагерь распевал дурашливую песенку про футболиста, беспредельно преданного футболу и завещавшего процедуру своих похорон:
Ногами в аут положите,
А головою прямо в гол.
А на могиле напишите:
Покойник здесь, покойник здесь
Играл в футбол.
Песенка была довольно длинной, но вот что любопытно: распределяя роли в процессе, он говорит: «Бобров пусть хором управляет, а Карцев так себе тихонечко идёт». Автор «завещания» вероятно не учитывал, что Бобров вовсе не динамовец, а на Английское турне взят из ЦДКА напрокат для усиления атаки «Динамо». Но почему он отвёл совсем незаметную роль Василию Карцеву: «А Карцев так себе тихонечко идёт». Не знаю, кто был автором этой детской шутливой песенки, но он наверняка знал, что Карцев и в игре был как-то незаметен, по полю не бегал, чаще — ходил. Он болел туберкулёзом лёгких и невероятных нагрузок нападающего ни в игре, ни на тренировках не выдерживал. Война оставила на нём свой страшный след. И его щадили. Но он был голеадором. Это как же? Карцев — это мощно сжатая пружина, и в какой-то игровой момент, получив мяч, он делал короткий молниеносный рывок и почти без замаха наносил сильный и беспощадный удар в гол (как мы называли тогда удар по воротам).
Лишь только в 1948 году мы увидели Василия Карцева в деле. По Воронежу пронеслась сногсшибательная для болельщиков весть: к нам едет с товарищеской игрой московское «Динамо». Пусть и с товарищеской, но мы, не видевшие большого футбола, будем играть с великим «Динамо»!
Разговоры о предстоящем событии шли на улицах, в трамваях, на кухнях. Игра намечена на воронежском стадионе «Динамо». Но вот проблема — билеты! Желающих их иметь было во много раз больше, чем вмещал стадион. Тогда я не мог знать, но теперь полагаю, что билеты распространялись на предприятиях и в организациях. Нам с братом повезло, потому что отец был заместителем командира полка НКВД — того полка, который охранял и держал порядок на стадионе «Динамо» во время легендарного для нас матча.
Это была игра команд очень разного уровня и итоговый счёт 7:1 в пользу москвичей был закономерен, что ничуть не обескуражило воронежских болельщиков. Мы ждали своего гола. В первом тайме в воротах москвичей стоял непробиваемый Алексей Хомич, во втором — Вальтер Саная. Вот он-то и пропустил единственный мяч от воронежцев.
Тут сделалось нечто такое, что даже итальянским тиффози не снилось. Гром и молния, шквал, землетрясение — с чем ещё сравнить? Болельщики в едином порыве ринулись на футбольное поле, опрокидывая и сметая всё на своём пути. Игру остановили. Полк НКВД, пожалуй, не был готов к такому столпотворению. Воронежский гол был больше, чем все семь голов москвичей. Порядок, к чести полка, всё же был восстановлен. Мы увидели и неотразимый гол Карцева.
А я навсегда стал динамовским болельщиком.
Московское «Динамо» никогда — ни до, ни после своего триумфа, — никогда не собирало огромную армию болельщиков, даже в 1937 году, став чемпионом и обладателем Кубка страны, повторюсь, никогда не имела такого фантастического успеха, как в годы моего раннего детства.
Эдуард ПОПОВ
Мы, конечно, просачивались на местный левобережный маленький стадион, смотрели игру районных команд области, но футбольный язык был у нас свой: пенальти мы называли «пеналь», вратарь был «влатарь», ворота и гол были слова-синонимы, а игра рукой, если мгновенно не следовал свисток, считалась «заигранной». Играли самозабвенно до самой темноты.
Среди нас ходила легенда о том, что где-то там, в другой стране, в воротах стоит непробиваемая горилла и что есть игрок с чёрной повязкой на ноге, потому что удар этой ногой был смертелен и бить этой ногой запрещалось правилами.
Мы слушали футбольные репортажи из Москвы и желанные слова Вадима Синявского: «Наш микрофон установлен на Московском центральном стадионе «Динамо». А в первые осенние дни 45-го вдруг сногсшибательное объявление «Московское «Динамо» проводит серию товарищеских игр с сильнейшими английскими клубами». У громкоговорителей, установленных на телеграфных столбах, собирались толпы болельщиков. На каждый гол динамовцев отвечали восторженными воплями, в воздух летели шапки. И это радостное столпотворение не обходилось без нас — младшеклассников 3-й средней школы.
У нас сразу появились футбольные кумиры: Хомич, Бобров, Бесков, Семичастный… Но как ни странно, особой любовью мальчишек нашего двора на Ленинградской улице был отмечен Василий Карцев. Вероятно, потому что он первым из всех динамовцев открыл счёт в ворота англичан. Летом следующего года наш пионерлагерь распевал дурашливую песенку про футболиста, беспредельно преданного футболу и завещавшего процедуру своих похорон:
Ногами в аут положите,
А головою прямо в гол.
А на могиле напишите:
Покойник здесь, покойник здесь
Играл в футбол.
Песенка была довольно длинной, но вот что любопытно: распределяя роли в процессе, он говорит: «Бобров пусть хором управляет, а Карцев так себе тихонечко идёт». Автор «завещания» вероятно не учитывал, что Бобров вовсе не динамовец, а на Английское турне взят из ЦДКА напрокат для усиления атаки «Динамо». Но почему он отвёл совсем незаметную роль Василию Карцеву: «А Карцев так себе тихонечко идёт». Не знаю, кто был автором этой детской шутливой песенки, но он наверняка знал, что Карцев и в игре был как-то незаметен, по полю не бегал, чаще — ходил. Он болел туберкулёзом лёгких и невероятных нагрузок нападающего ни в игре, ни на тренировках не выдерживал. Война оставила на нём свой страшный след. И его щадили. Но он был голеадором. Это как же? Карцев — это мощно сжатая пружина, и в какой-то игровой момент, получив мяч, он делал короткий молниеносный рывок и почти без замаха наносил сильный и беспощадный удар в гол (как мы называли тогда удар по воротам).
Лишь только в 1948 году мы увидели Василия Карцева в деле. По Воронежу пронеслась сногсшибательная для болельщиков весть: к нам едет с товарищеской игрой московское «Динамо». Пусть и с товарищеской, но мы, не видевшие большого футбола, будем играть с великим «Динамо»!
Разговоры о предстоящем событии шли на улицах, в трамваях, на кухнях. Игра намечена на воронежском стадионе «Динамо». Но вот проблема — билеты! Желающих их иметь было во много раз больше, чем вмещал стадион. Тогда я не мог знать, но теперь полагаю, что билеты распространялись на предприятиях и в организациях. Нам с братом повезло, потому что отец был заместителем командира полка НКВД — того полка, который охранял и держал порядок на стадионе «Динамо» во время легендарного для нас матча.
Это была игра команд очень разного уровня и итоговый счёт 7:1 в пользу москвичей был закономерен, что ничуть не обескуражило воронежских болельщиков. Мы ждали своего гола. В первом тайме в воротах москвичей стоял непробиваемый Алексей Хомич, во втором — Вальтер Саная. Вот он-то и пропустил единственный мяч от воронежцев.
Тут сделалось нечто такое, что даже итальянским тиффози не снилось. Гром и молния, шквал, землетрясение — с чем ещё сравнить? Болельщики в едином порыве ринулись на футбольное поле, опрокидывая и сметая всё на своём пути. Игру остановили. Полк НКВД, пожалуй, не был готов к такому столпотворению. Воронежский гол был больше, чем все семь голов москвичей. Порядок, к чести полка, всё же был восстановлен. Мы увидели и неотразимый гол Карцева.
А я навсегда стал динамовским болельщиком.
Московское «Динамо» никогда — ни до, ни после своего триумфа, — никогда не собирало огромную армию болельщиков, даже в 1937 году, став чемпионом и обладателем Кубка страны, повторюсь, никогда не имела такого фантастического успеха, как в годы моего раннего детства.
Эдуард ПОПОВ