Гарник Восканян «в московских криминальных схватках»
ЖЕРТВЫ СОБСТВЕННОЙ АЛЧНОСТИ
Как я уже говорил, после развала Советского Союза начался большой приток воров в законе в Москву. Наша работа усложнилась не только из-за роста их численности. Воры в законе были избранным сословием в преступном мире, между ними и более низкой прослойкой существовал определенный барьер. Связь осуществлялась через бригадира, который лично получал преступные поручения. Воры в законе, как правило, непосредственно не принимают участия в бандитских нападениях, ограблениях, убийствах, поэтому очень сложно посадить их по подобным статьям.
На территории спорткомплекса «Лужники» раскинулся огромный мелкорозничный рынок, вот там-то и нашла пристанище одна грузинская организованная преступная группа из двух десятков бандитов. Ядро группы состояло из шести человек, двое из которых были ворами в законе, остальные — криминальные авторитеты. На рынке они создали широкую сеть осведомителей из числа продавцов, проституток, официантов и регулярно получали сведения об удачливых бизнесменах разного уровня. Организовывали бандитские нападения, кражи, шантаж и прочее. Для этого они разработали своеобразное «морзе»: условными словами и выражениями проститутки по телефону давали сигнал, что можно нападать. Подсыпали снотворное хозяину дома, открывали дверь, когда он находился в ванной комнате, в туалете или просто отвлекался.
Грузины действовали довольно осторожно, разрабатывая свои преступные акции. В принципе, мы могли посадить всю эту шестерку под разными предлогами, но поставили задачу арестовать их именно во время бандитского нападения, что оказалось очень трудно. Был случай, когда мы вот-вот достигли цели, но в последнюю минуту бандиты почувствовали «хвост» и отказались от своих преступных замыслов.
Однажды, просматривая сводку за день, читаю, что пятеро бандитов-грузин совершили нападение на квартиру московского известного врача-армянина, избили его, украли имеющиеся деньги, золотые украшения жены, картины. Я знал профессора Арутюняна, который действительно был крупным специалистом в своей области, он был известен как в России, так и за рубежом. Простодушный, как ребенок, добрый и простой, он стал легкой добычей бандитов. Шестидесятилетний ученый и его интеллигентная жена, преподавательница одного из московских вузов, были очень подавлены. Из предъявленных им для опознания многочисленных фотографий они сразу отобрали четыре. Это были «наши кадры». Бандиты сначала поинтересовались о них у соседей, уточнили квартиру и, по всей вероятности, некоторое время следили за их распорядком дня. На двенадцатом этаже высотного дома редко кто пользуется лестницей, поэтому именно там, возле лестничной площадки, эти подонки и подкараулили их.
— Я собирался войти в лифт, — рассказал профессор, — когда ко мне подошел кавказец и рукояткой пистолета ударил по голове. В полуобморочном состоянии меня вытащили на балкон, связали по рукам и ногам, а рот заклеили пластырем. Но у меня был насморк, и я стал задыхаться, поэтому один из бандитов сделал ножом дырку в пленке, чтобы я мог дышать, но не кричать… Вы знаете, мне, как врачу, даже в том полузадушенном состоянии, хватило одного взгляда, чтобы понять — все четверо наркоманы.
— Вы правы, все они колются.
Вытащив из кармана профессора ключи, бандиты вошли в квартиру, связали его жену, размахивая пистолетами, потребовали деньги и золотые украшения. Даже при воспоминании о случившемся у этой хрупкой, изящной женщины начиналась нервная дрожь.
— Понимаете, я первый раз в жизни видела настоящих бандитов. Один из них несколько раз прошелся вдоль стены с картинами, их в разное время дарили мужу его пациенты. Ясно было, он ничего не понимает в искусстве. Но вот он достал из шкафа сувенирное короткоствольное охотничье ружье иностранного производства, взял его в руки и от восхищения не мог отвести от него глаз. Родной инструмент. Мой муж не смог бы направить это оружие даже на воробья, а этот преступник, наверное, уже представлял себе свою жертву.
Разбойное нападение на семью Арутюнянов произвело на меня мрачное впечатление. Сижу у себя в кабинете, и все во мне кипит, в голове вертится только одна мысль: я посажу вас, уроды, вы не имеете права ходить по одной и той же земле с порядочными людьми. Мне было уже не важно, по какой статье они окажутся в местах заключения. Нужно посадить их — и точка! Я никак не мог понять, почему эти два главаря ОПГ — воры в законе — сами участвуют в разбойных нападениях, ведь другие воры в законе, как я уже говорил, избегают марать руки.
На следующий день, я зашел к начальнику и представил ему свой «ночной» план, как спровоцировать бандитов.
— Опасное мероприятие… — сказал он. — Но если уверен, что обеспечишь безопасность нашим ребятам, попробуй. Если мне не изменяет память, ты не впервые это применяешь.
Мой начальник был прав.
Вернувшись в кабинет, звоню одному из этих воров в законе — Шалико, представляюсь главарем одной славянской преступной группы и выражаю недовольство действиями грузин: будто они обижают наших людей, называю имена нескольких бизнесменов, которые, по оперативным данным, пострадали от них, хотя, будучи напуганы, к нам не обращались.
— Чего ты хочешь?— спросил он.
— Нужно встретиться.
— Как братва или как братья?
Шалико неожиданно для себя превратил в каламбур корни этих двух русских слов, а может, он просто желал придать разговору примирительный тон. Я был невозмутим.
— Как хочешь.
Вор позвонил своим сообщникам и рассказал о нашем разговоре: якобы какой-то русский то ли хочет получить свою долю, то ли собирается вытеснить их с арены. Они решили встретиться и обсудить ситуацию.
Несколько дней я специально не звонил, чтобы бандиты понервничали. Прослушивая их телефонные разговоры, мы пытались понять, какой вариант встречи они выберут. Чувствовалось, что они склоняются ко второму. А когда я позвонил договориться о конкретной встрече, сомнений больше не было: грузины выбрали вариант решения вопроса с помощью оружия. «Ничего, — со злостью думал я, — сначала сядете по статье за незаконное хранение оружия, потом докажем факт разбойного нападения».
Посоветовавшись, решили не доводить дело до коллективной встречи, ведь в случае вооруженной стычки могли пострадать и невинные люди. Поэтому я отдал приказ всех пятерых (шестой уехал в Тбилиси, где его застрелили местные милиционеры) арестовать по одному: их квартиры уже несколько дней находились под нашим особым контролем. И вскоре все пятеро, бесшумно, без единого выстрела, оказались у нас в управлении. А когда их физиономии показали по телевидению, то многие из их жертв расхрабрились и пришли к нам с заявлениями. Дело профессора Арутюняна было всего лишь одним из целого ряда разбойных нападений. В наших профессиональных кругах очень высоко оценили тот факт, что воры в законе были осуждены по данной статье.
Во время одного из допросов, просто ради удовлетворения собственного любопытства, я спросил Шалико:
— Послушайте, вы — наркоман, уже не молоды, получите хороший срок и будете гнить в тюрьме. Хоть раз в жизни будьте искренни и скажите: почему вы, двое воров в законе, сами непосредственно участвовали в бандитских нападениях?
Вор долго смотрел на меня, сомневался: стоит отвечать или нет? Но затем, видимо, решил, что от этого все равно ничего не изменится, и признался:
— Мы другим, начальник, не доверяли, были уверены, что нам не выделят нормальную долю, поэтому сами участвовали и контролировали все.
Посетовал, что стали жертвами собственной алчности.