—Товарищ комиссар, в Салтыковском переулке купца Егорова убили. Кто убил, неизвестно.

— Выслать немедленно охрану, медицинского эксперта,—распорядился комиссар Трушин.— Сейчас я сам приеду.

Повесив телефонную трубку, Николай Трушин надел фуражку и набросил шинель. Вместе с милиционером Андреем Ивановым он направился к выходу.

…Парадная дверь особняка была открыта настежь. В прихожей толпился народ. Дворник в белом фартуке с блестящим номером на груди почтительно проводил милиционеров в комнаты.

— Позовите жену покойного, — распорядился Трушин.

— Не было у него жены, господин комиссар. Жили Егор Егорыч одиноко. Кухарки — и той не имел, два мальчика им прислуживали.

— А что за народ собрался в доме?

— Это братья и сёстры во Христе, стало быть, его ближайшие родственники… по религии. — Пояснил дворник удивлённому комиссару. Тот на минуту задумался, потом распорядился:

— Вот что, товарищ дворник, попросите, чтобы эта публика немедленно  освободила помещение, и без моего ведома сюда её не пускать.

Дворник низко поклонился и отправился исполнять распоряжение.

Убитый лежал у окна на ковре, широко раскинув руки, лицом вниз. Правая туфля валялась посреди комнаты. Никаких следов борьбы не видно. Вещи на своих местах; на большом письменном столе, покрытом зелёным сукном, стояла массивная бронзовая чернильница  в виде парусного корабля, а в стакане уральской яшмы торчали остро отточенные карандаши. В углу стола — аккуратная стопка газет, рядом несколько книг  с золотыми застёжками. От них исходил аромат свежей кожи недавно изготовленных переплётов. А рядом в шкафах лежали книги явно древние. Трушин потянулся к одной из них, надеясь отыскать год издания, но кроме марки издателя, других сведений не нашёл. Один из сотрудников милиции подсказал: раньше на книгах год издания не ставился. Вероятно, восемнадцатый век, а то и ранее.

А рядом иконы, которые поражали воображение. В обликах святых были запечатлены живые человеческие черты, и боги казались похожими на людей, переживающих заботы и горести земных существ. Комиссар замер и невольно залюбовался мастерством неизвестного ему художника. Даже не имея специального образования, он почувствовал ценность и значимость шедевра, который оказался в его руках.

К нему подошёл врач.

— Итак, я закончил. Жертва застрелена в затылок, в упор, из пистолета крупного калибра. Смерть, естественно, наступила мгновенно.  Убитого прошу доставить в морг, после чего сделаю детальное обследование и заключение. Да-с, замечательная работа, мастерская!

— Это вы об убийце или художнике? – усмехнулся комиссар. Когда труп унесли, он вновь посмотрел на иконы. Почему убийца не воспользовался своей удачей и не взял эту красоту с собой? Или он не грабитель? В комнату вошёл милиционер Иванов и протянул  серебряную запонку в виде человеческого черепа:

— Не иначе, бандиты потеряли. Они вообще какие-то странные. Ничего не взяли, зато теряют  свои вещи.

Он был неправ: ящик с деньгами всё-таки распотрошили и солидную сумму унесли. Трушин распорядился запросить почту, поступала ли крупная сумма в последние дни на адрес купца. Комиссар вновь прошёл к книжной полке: длинные ряды красивых старинных книг в кожаных переплётах выстроились перед ним. На первом плане красовалось «Евангелие», исполненное на отличной плотной бумаге, хорошими красками. Как поступить с имуществом убитого купца, куда его девать? Об этом в инструкциях для только что образованной рабоче-крестьянской милиции ничего не говорилось, и он, один из недавно назначенных комиссаров РКМ, мог только догадываться. Надо было следовать закону. Но какому? Старые отменены сначала Временным правительством, а теперь и их смела, как вихрем, новая власть. Но что же ему-то предпринять? Советская власть пока ещё никаких законов и инструкций ему, комиссару милиции, по этому вопросу не дала. Ведь идут только первые часы новой власти.

Пока решим, нагрянет толпа и всё растащит, подумалось комиссару. Он распорядился усилить охрану. Но кого же ставить на суточный наряд? В прежнем полицейском участке было до 400 городовых, а в нынешней милиции от силы 75 человек  наберётся. Оставив  двух сотрудников, Трушин отправился к себе, но дойти в комиссариат не смог. В переулках началась перестрелка — пришлось поспешить туда, чтобы помочь милиционерам справиться с бандитами. Потом услышал стрельбу на Трубной. Вернулся к себе в кабинет только к вечеру. За суетой, разборкой с задержанными пролетел не один час, и комиссар предпочёл остаться на службе и ночью бодрствовать в кабинете с горячим морковным «чаем». За этим занятием его и застал канцелярист, принёсший срочную бумагу.  Комиссар думал, что принесли протокол, но оказалось – анкета о его зачислении на службу. Пришлось цветным карандашом заполнять бланк: «Трушин Николай Александрович, 30 лет от роду. Член РКП(б) с 1915 года.» Анкета запрашивала, какое участие принимал он в революционном движении, и Трушин решительно написал; «Самое непосредственное: в 1905 году на Пресне помогал дружинникам бить царских сатрапов». А вот насчёт образования написал скромно: окончил церковно-приходскую школу. И звание у него армейское невысокое: унтер-офицер. Но сейчас  именно на таких делает ставку революция, именно им, фронтовикам из простых солдат, доверяет Советская власть свой красный революционный штык. А ему она вручила и почётное звание, и большую ответственность: « начальник милицейского комиссариата города Москвы» — записал Трушин свою последнюю должность в анкете.

И вдруг вспомнилось ему, как попал он в 1913 году в окопы, прошёл тяжкими дорогами войны через  слёзы  и кровь.  Когда попал после ранения в команду выздоравливающих, направили его в Мрскву. Тут его и разыскал  Евдоким Игнатов, с которым работали прежде на заводе. Тот  и предложил  фронтовику поступить на службу в милицию.

— Это служба такая будет, вместо городовых. Нам никак власть не удержать, если крепкого тыла не будет. Знаешь, как яблоко гниёт? Вот таким червем для нас является преступность. Если мы власть сейчас возьмём, а уголовщина, которую Временное правительство повыпускало из  тюрем, Россию захлестнёт, считай,   нам не удержаться. Нужна нам крепкая милиция. Иди, не размышляй. И Николай согласился стать одним из первых красных комиссаров милиции.

Утро началось с приема посетителей. Первых за три дня существования комиссаров советской милиции! И закипела шумная и напряжённая работа начальника комиссариата, захватившая весь его день. Освободился он только к вечеру и тут вспомнил об убийстве купца. Вызвал к себе милиционера Иванова, чтобы спросить о результатах, вдруг стало известно что-нибудь о преступниках. Тот явился радостный, в приподнятом настроении, однако доклад вопреки его виду был отрицательным. Никого из убийц бравый милиционер не нашёл,  и соседи купца информацией начинающего сыщика не снабдили. Зато Иванов похвастался  новыми ботинками, блестевшими лаком. Вот только жмут немного, пожаловался  милиционер.

— Я их у буржуев реквизировал для нужд новой власти,— гордо произнёс Андрей Иванов, — зачем такое добро  пропадать будет? Где ещё его достанешь?  Его нам не выдают.

Комиссар указал подчинённому на стул. Глаза Трушина стали суровыми.

— Лет тебе сколько, Андрей?

—На пасху 19 исполнится, товарищ комиссар.

— Понимаешь, Андрей, мы с тобой - представители новой охраны, должны защищать весь народ против грабителей. А ты, придя  в дом буржуев, ограбил их. Ведь эти ботинки ты не сдал на склад, а присвоил. Так? Выходит, ты такой же грабитель, как и те, с кем мы с тобой боремся, понимаешь?

Пунцовое лицо парня говорило, какую бурю эмоций он сейчас переживал. Но хуже всего было то, что услышал дальше:

— Отнеси ботинки хозяину и извинись перед ним. Скажи, что по моему приказу брал их на экспертизу.

 

Владимир КиселЁв, Сергей Гористов

Публикация подготовлена по совместному проекту редакции газеты «Петровка, 38» и Музея истории органов внутренних дел КЦ ГУ МВД России по г. Москве.

(Продолжение следует.)