СТЕПАНЫЧ
Машина плавно стартовала от аэропорта и покатила в ночь. Водитель такси пристально вглядывался вдаль, пытаясь сквозь дождь рассмотреть дорогу.— Ни зги не видно, придётся сбавить скорость, — сообщил он пассажиру, притормаживая. Тот согласился и попросил прикурить. Шофёр зажёг спичку, поднёс к лицу мужчины. И в этот момент пассажир резко ударил таксиста в шею. Тот чудом увернулся и нанёс ответный удар. Затем выхватил ключ из замка зажигания и выскочил под проливной дождь. Следом выбежал злодей, в руках у него был нож.
Таксист успел в подаренное ему судьбой мгновение наклониться к машине и выхватить разводной ключ. Он выбил нож у бандита и придавил того к земле. Потом они долго возились в грязи, пока рядом не остановился ещё один таксомотор. Вместе водители скрутили преступника и доставили на пост ГАИ.
Вот так неожиданно в середине 50-х годов прошлого века состоялся приход Владимира Степановича Горемыкина в милицию, а потом и в редакцию милицейской газеты «На боевом посту».
История давняя, многими забытая, а вот сам Горемыкин остался в памяти сотрудников органов правопорядка навсегда. Этот пожилой мужчина с тёмными с проседью кудрявыми волосами и доброй улыбкой памятен многим. Более всего он, конечно, известен как автор фотопортретов. Любимому увлечению — фотографии — он посвятил всю жизнь.
Видя сегодня, как, например, у памятника Лермонтова многочисленные туристы, совершенно не умея создать сюжет будущей фотографии, пихают к пьедесталу великого поэта свою «абаже» в любой угол, даже не согласуясь с требованиями фотокомпозиции, но зато демонстрируют миру свой тяжёлый 3—5-килограммовый аппарат «Кэнон» или «Никон» с громадным объективом сродни пулемёту, невольно вспоминаешь нашего Степаныча, у которого эта техника всегда вызывала зависть и досаду. Не мог в 60—90-х годах фотограф редакции «На боевом посту» достать такую роскошь и носился на очередные задания газеты в лучшем случае с «Зорким» или «Киевом». Да и вообще…
— Эх, — обижено говаривал он, — такая известная газета, и не может комнату под фотолабораторию организовать!
В самом деле, даже самая захудалая многотиражка в столице имела у себя фотостудию, а гарнизонная газета постоянно выпрашивала себе фотоматериалы для своего сотрудника.
...Степаныч появился в редакции ещё работая в такси. Стал приносить фотографии «с кухни», как говорил он сам. И действительно, ему приходилось заниматься проявкой и сушкой у себя дома. Количество снимков постепенно прибавлялось, а габариты помещения оставались прежними. Но что-то же надо делать — редакция ждала фотоработы, и ему приходилось раскладывать готовые изделия и на полу, и на кровати, и на кухне, а ванная вообще превратилась в проявочную камеру. Даже кухонная плита уже стала сушилкой.
Но главное — не нарушить сроки сдачи снимков. Степаныч успевал доставлять их в редакцию до подготовки очередного номера газеты. Так постепенно он выработал свой график, которому неукоснительно следовал.
Его заветная мечта — найти старинный немецкий фотоаппарат «Лейка» — так и осталась мечтой. Зато набор советской техники от старой «Смены» до надёжных «ФЭД» и «Зоркий» имелись. Но они постепенно становились настолько изношенными, что годились скорее для музейной коллекции. Однако фотограф, чьё мастерство росло, не унывал. Куда важнее были сюжеты его фоторабот. Он так часто бывал в гарнизоне милиции, что снимки буквально всех сотрудников главка успели появиться в газете. Владимира Степановича уже стали признавать за своего все, особенно, работники ГАИ. А редактор газеты Борис Иванович Соколов порой ревниво замечал:
— Меня знают меньше, чем Горемыкина, а он всего лишь внештатник.
Как же он работал?
Больше всего Степаныч переживал, если видел равнодушное отношение к своим снимкам. А оно проявлялось, увы, постоянно в подписях к его работам. Короткое двустрочие его раздражало:
— Ну что такое: хорошо стоит на посту, ФИО и прочее… Ты о человеке расскажи, о том, как трудится и чем живёт, — втолковывал он литсотруднику. — Разве трудно позвонить в отделение, узнать побольше о человеке?
Иной раз, вернувшись из очередной поездки, он привозил фотографии, которые не спешил отдавать редактору. Подойдёт к одному-другому корреспонденту и, протянув снимок, попросит:
— Ты об этом человеке получше напиши, его в отделении хвалят. Я немного постарался, ты тоже подумай, как лучше написать.
Так появился очерк о Татьяне Трикачёвой из 72-го отделения милиции. В начале своей работы она, бывший школьный учитель, допустила серьёзную ошибку — провела одновременно профилактическую беседу сразу с группой подростков из разных микрорайонов, стоящих на учёте. Итог — ранее незнакомые между собой хулиганы, говоря на их жаргоне, «скрестились». Образовалась новая молодёжная бандгруппа. Так поначалу думали все и даже успели новой сотруднице влепить выговор. Но она настояла, чтобы злостных хулиганов за их деяния не сажали, а дали с ними поработать. Об этом быстро узнали её подопечные, и — появился отряд правопорядка.
И вдруг очерк, написанный с подачи Степаныча, получил продолжение. Татьяну вызвали в ГУВД, её опыт распространили. Узнали и о том, что она вместе с оперативниками очистила от подростковых биваков все чердаки и подвалы, заставив работать все местные ЖЭКи и ДЭЗы. А потом Татьяна Трикачёва была направлена в группе лучших сотрудников ГУВД в ГДР для передачи опыта коллегам. У немцев, как оказалось, службы профилактики детской безнадзорности не было и опыт лейтенанта московской милиции им пригодился.
А ещё Степаныч любил животных, и в кипах фотографий, принесённых им в редакцию, обязательно присутствовали снимки из конного дивизиона и питомника службы собак УУР. Так появилось фото овчарки, которая отыскала возле Останкинского пруда дорогое колье, случайно оброненное звездой зарубежной эстрады.
…«Я от своих товарищей, фотоаппаратов, не открещиваюсь», — говорил Степаныч с улыбкой. Вот с этой доброй улыбкой он и запомнился нам навсегда. И что поразительно, многими месяцами позже, узнавая о нашей беде, люди в гарнизоне, которых некогда снимал Степаныч, воспринимали это известие как своё личное несчастье, как потерю родственника.
Алексей ЗЮЗИН,
фото из архива газеты «Петровка, 38»
Таксист успел в подаренное ему судьбой мгновение наклониться к машине и выхватить разводной ключ. Он выбил нож у бандита и придавил того к земле. Потом они долго возились в грязи, пока рядом не остановился ещё один таксомотор. Вместе водители скрутили преступника и доставили на пост ГАИ.
Вот так неожиданно в середине 50-х годов прошлого века состоялся приход Владимира Степановича Горемыкина в милицию, а потом и в редакцию милицейской газеты «На боевом посту».
История давняя, многими забытая, а вот сам Горемыкин остался в памяти сотрудников органов правопорядка навсегда. Этот пожилой мужчина с тёмными с проседью кудрявыми волосами и доброй улыбкой памятен многим. Более всего он, конечно, известен как автор фотопортретов. Любимому увлечению — фотографии — он посвятил всю жизнь.
Видя сегодня, как, например, у памятника Лермонтова многочисленные туристы, совершенно не умея создать сюжет будущей фотографии, пихают к пьедесталу великого поэта свою «абаже» в любой угол, даже не согласуясь с требованиями фотокомпозиции, но зато демонстрируют миру свой тяжёлый 3—5-килограммовый аппарат «Кэнон» или «Никон» с громадным объективом сродни пулемёту, невольно вспоминаешь нашего Степаныча, у которого эта техника всегда вызывала зависть и досаду. Не мог в 60—90-х годах фотограф редакции «На боевом посту» достать такую роскошь и носился на очередные задания газеты в лучшем случае с «Зорким» или «Киевом». Да и вообще…
— Эх, — обижено говаривал он, — такая известная газета, и не может комнату под фотолабораторию организовать!
В самом деле, даже самая захудалая многотиражка в столице имела у себя фотостудию, а гарнизонная газета постоянно выпрашивала себе фотоматериалы для своего сотрудника.
...Степаныч появился в редакции ещё работая в такси. Стал приносить фотографии «с кухни», как говорил он сам. И действительно, ему приходилось заниматься проявкой и сушкой у себя дома. Количество снимков постепенно прибавлялось, а габариты помещения оставались прежними. Но что-то же надо делать — редакция ждала фотоработы, и ему приходилось раскладывать готовые изделия и на полу, и на кровати, и на кухне, а ванная вообще превратилась в проявочную камеру. Даже кухонная плита уже стала сушилкой.
Но главное — не нарушить сроки сдачи снимков. Степаныч успевал доставлять их в редакцию до подготовки очередного номера газеты. Так постепенно он выработал свой график, которому неукоснительно следовал.
Его заветная мечта — найти старинный немецкий фотоаппарат «Лейка» — так и осталась мечтой. Зато набор советской техники от старой «Смены» до надёжных «ФЭД» и «Зоркий» имелись. Но они постепенно становились настолько изношенными, что годились скорее для музейной коллекции. Однако фотограф, чьё мастерство росло, не унывал. Куда важнее были сюжеты его фоторабот. Он так часто бывал в гарнизоне милиции, что снимки буквально всех сотрудников главка успели появиться в газете. Владимира Степановича уже стали признавать за своего все, особенно, работники ГАИ. А редактор газеты Борис Иванович Соколов порой ревниво замечал:
— Меня знают меньше, чем Горемыкина, а он всего лишь внештатник.
Как же он работал?
Больше всего Степаныч переживал, если видел равнодушное отношение к своим снимкам. А оно проявлялось, увы, постоянно в подписях к его работам. Короткое двустрочие его раздражало:
— Ну что такое: хорошо стоит на посту, ФИО и прочее… Ты о человеке расскажи, о том, как трудится и чем живёт, — втолковывал он литсотруднику. — Разве трудно позвонить в отделение, узнать побольше о человеке?
Иной раз, вернувшись из очередной поездки, он привозил фотографии, которые не спешил отдавать редактору. Подойдёт к одному-другому корреспонденту и, протянув снимок, попросит:
— Ты об этом человеке получше напиши, его в отделении хвалят. Я немного постарался, ты тоже подумай, как лучше написать.
Так появился очерк о Татьяне Трикачёвой из 72-го отделения милиции. В начале своей работы она, бывший школьный учитель, допустила серьёзную ошибку — провела одновременно профилактическую беседу сразу с группой подростков из разных микрорайонов, стоящих на учёте. Итог — ранее незнакомые между собой хулиганы, говоря на их жаргоне, «скрестились». Образовалась новая молодёжная бандгруппа. Так поначалу думали все и даже успели новой сотруднице влепить выговор. Но она настояла, чтобы злостных хулиганов за их деяния не сажали, а дали с ними поработать. Об этом быстро узнали её подопечные, и — появился отряд правопорядка.
И вдруг очерк, написанный с подачи Степаныча, получил продолжение. Татьяну вызвали в ГУВД, её опыт распространили. Узнали и о том, что она вместе с оперативниками очистила от подростковых биваков все чердаки и подвалы, заставив работать все местные ЖЭКи и ДЭЗы. А потом Татьяна Трикачёва была направлена в группе лучших сотрудников ГУВД в ГДР для передачи опыта коллегам. У немцев, как оказалось, службы профилактики детской безнадзорности не было и опыт лейтенанта московской милиции им пригодился.
А ещё Степаныч любил животных, и в кипах фотографий, принесённых им в редакцию, обязательно присутствовали снимки из конного дивизиона и питомника службы собак УУР. Так появилось фото овчарки, которая отыскала возле Останкинского пруда дорогое колье, случайно оброненное звездой зарубежной эстрады.
…«Я от своих товарищей, фотоаппаратов, не открещиваюсь», — говорил Степаныч с улыбкой. Вот с этой доброй улыбкой он и запомнился нам навсегда. И что поразительно, многими месяцами позже, узнавая о нашей беде, люди в гарнизоне, которых некогда снимал Степаныч, воспринимали это известие как своё личное несчастье, как потерю родственника.
Алексей ЗЮЗИН,
фото из архива газеты «Петровка, 38»