Жизнь в этом подразделении настолько напряженная, что практически все, от кого хотелось услышать мнение о Локтеве, не то чтобы отмахивались, просто с досадой говорили: «Извини, друг, времени в обрез», — и тут же уносились на своих белых машинах в синей окантовке, дав на прощанье красную отсветку. Мол, сам понимаешь — работа! Да и как не понять, если им вверены в буквальном смысле слова судьбы людей.

 

Однажды состоялась у меня встреча с известным летчиком Михаилом Васильевичем Водопьяновым. Герой неба на земле сказал удивительную тогда фразу: «Чего о нас писать: в небе тихо, спокойно, пусто. Это на земле не протолкнуться. Гибнут люди на дороге. О ГАИ напишите — мужественный народ».

Слов нет, в ГИБДД народ отважный. Регулируя движение, иной раз и в схватку с пьяным угонщиком вступают. Но вот тащить, как паровоз, целый поезд автомашин на высокой скорости да еще в их московском скопище — тут инспектор по сути собой закрывает от ДТП всю колонну. Иного не дано. По просьбе заместителя начальника в те годы 8-го отдела ГИБДД на спецтрассе из дежурной части ко мне вышел паренек в тщательно отглаженном кителе.

— Младший лейтенант Локтев, — представился, вскинув руку к виску.

Я чуть не сказал, что, мол, ошибка: герой погиб, и звание у него другое

— старший лейтенант, но сообразил:

— Сын?

— Да.

И потек наш разговор, из которого и проявлялся, словно фотоотпечаток в проявителе, образ того, кого я никогда не встречал и не знал. Мой собеседник, Николай Локтев, в беседе сдержан и немногословен. Задумывается, прежде чем ответить на вопрос. «Интересно, отец такой же был?» — пронеслось у меня в голове. Потом товарищи по службе рассказывали, что заводной был, с юмором. Но мог, не взирая на лица, очень серьезно, в глаза высказать свое мнение. Сын признается:

— Отец расстраивался, когда узнавал о моем прогуле в школе или плохой отметке.

— И...?

— Обычно говорил: «У тебя своя голова на плечах. Думай! Умных мало, а быть дураком — заслуга невеликая».

Семья Локтевых дружная. Правда, генетический код сказывался: сын тяготел к отцу, а дочь Катя держалась ближе к матери.

У главы семьи, Алексея, давно зрела задумка: воспитать сына-милиционера, причем непременно сотрудника ГАИ, еще лучше инспектора их отдела, носившего тогда № 10. Первое серьезное столкновение произошло между родителями уже в первый год жизни сына. Вздумалось отцу лепить из него если не спортсмена, то Батыра-богатыря, используя физзарядку и обмывание холодной водой.

— Только через мой труп! — воскликнула тогда Лариса Сергеевна.

Перед крохой-сыном стояли две крепости: офицер-отец и мать, по профессии экономист. Отец отступил. Временно. Малыши в детстве держатся за материнскую юбку цепко. Не зря отцы частенько с раздражением досадливо ругают их: «Бабий хвост!» Коля оторвался от юбки довольно быстро. Алексей Николаевич не стал штурмовать «крепость». Нельзя в малом возрасте рекордсмена сделать, и не надо. Найдем другие пути. И начались походы отца с сыном по музеям — МВД и Вооруженных Сил. В Парке культуры и отдыха им. М. Горького часами катались на санках, прогулки в Строгино заканчивались плаванием на катере.

По гороскопу Коля—Телец, потому, возможно, в детстве был очень упрямым. Отец же учил иному — упорству. Упрямый Коля, став на лыжи и подустав, норовил скорее уйти с морозца домой. Алексей Николаевич поддразнивал его, подстегивал, и тогда самолюбивый и напористый мальчуган, тяжело вздохнув, следовал за отцом, не отставая, след в след. Плакать, жалеть себя и жаловаться на обидчика он, благодаря восхищавшей его отцовской сдержанности, тоже отучился очень быстро.

С появлением сестренки у Коли проснулась ревность: все только и возятся с этой девчонкой! А он, забытый и брошенный, сидит один в темноте… Но свет в комнате вдруг загорался, и отец присаживался рядом:

— Коль, сегодня в парк не пойдем...

— Ты же обещал!

— Не могу, брат, времени нет. Но я кое-что принес. — И вытаскивал из куртки кисти, масляные краски и пачку бумаги. — Давай рисовать.

Коля, как ни старался, не мог толком изобразить ни лису, ни зайца, а у отца пять-десять штрихов — и косой, словно живой, несется по листу бумаги.

— Здорово! Вот бы мне так!

— Давай вместе. — И рука в руку пишут набросок, по которому потом ляжет масляная краска.

С дочерью Катей вначале было иначе: спорт не любила, на лыжи поставишь — обязательно упадет. И слезы по поводу и без повода, куклы, фантики…. Может, здесь у Алексея Николаевича и были просчеты: увлекся воспитанием сына, но вовремя понял: девочке иной уклад жизни нужен. Но к лыжам все-таки приучил и к мячу тоже. Разве только гантели ей не купил.

Вообще часами возился с детьми, помогая обоим рисовать, лепить, клеить. И еще приметили сослуживцы: всякий раз по возвращении с маршрута у их коллеги в руках три-четыре книжки.

 — Для дочки, — пояснял смущенно, как бы оправдываясь.

Делил детей по их интересам. Коле больше по душе железяки всякие, велосипед собрать-разобрать, с отцом вместе в «Жигуленке» покопаться, дачу покрасить. Деревья, правда, сажали всей семьей. Катю с Ларисой Сергеевной ставили на цветы — нарциссы и прочие, а сами принимались за сливу, вишню, смородину. Потом дочь— за книгу, парень — на мотоцикл «Минск».

Ну а в школе... Красный след шариковой ручки не раз прошелся по дневнику Коли. Вроде не хулиганил, мата не услышишь, в драках не замечен, а поведение — нарушения одно за другим. Вызвали отца. Только когда ему на эти собрания ходить: служба дни и ночи. Но разговор с сыном состоялся. Пришел затемно — едва освободился с дежурства, а утром вновь идти: людей тогда не хватало.

— Давай, сын, пройдемся.

Шли, шелестели пожухлой травой и... молчали. Возле дома отец обронил:

— Я вообще-то мыслю тебя на службе в ГАИ, а у нас дисциплина.—И точка. Больше ни слова. Не дурак сын, соображает, что к чему.

В четырнадцать Коля напросился, чтобы устроили его в милицейский колледж. Мать радовалась: парень остепенится, но и досадовала малость: иные виды на него имела. Однажды Коля, оставшись с отцом наедине, принялся расспрашивать его о работе. И разговор пошел иной, не семейный, а по службе. Наставник стажировал начинающего.

 — Тебе никогда не приходилось испытывать ответственность за тех, кто рядом? — спросил вдруг отец.

— Откуда же?..

— Верно, вроде как неоткуда. Знаешь, приходи послезавтра ко мне на работу. Поедешь со мной.

И они действительно отправились на задание вместе. Вначале Коля просто сидел бездумным пассажиром. Но вот эфир наполнился информацией: приказы для них, для постов, через которые пролег маршрут. Коля ощутил неведомое прежде чувство: он вел маршрут. А сзади нависли черные «Волги» кортежа, и паренек сообразил: окажись сейчас на пути препятствие, в лепешку разобьются все. Но они с отцом будут первыми.

— Не робей, воробей!— подбодрил отец подростка.

Вернулись с задания. Алексей Николаевич пригляделся к сыну и не без радости отметил: загорелась в сыне мечта об отцовской профессии. Особой даже среди особых, спецтрассовых инспекторов.

Красный карандаш в дневнике у сына? Об этом можно было навсегда забыть. «Хорошо» по административному праву, «отлично» по «Закону о милиции», еще несколько предметов в числе любимых. И, наконец, решение:

— Иду в МЮИ.

А все же, каким он был на службе, неведомый мне герой?

Старший инспектор капитан Сергей Васильевич Арестов задумчиво говорит:

— Вот чудно: если человек плохой, о нем сходу скажешь все. А хороший... Одно скажу: в нашем отделе не найти человека, который бы об Алексее отозвался плохо. И дело здесь не в том, что о погибшем недоброго не скажут. Локтев сам по себе человек, который всегда рядом.

Я отметил: Арестов говорил о друге, как о живом.

— Нас с ним шутниками прозвали. Все весело, все на анекдоте и смешинке держится. Даже нарушители, настроенные на напряженный стиль разговора с инспектором, перестраивались. Работа имела свои особенности. Административной территории у отдела нет, а вот обеспечивать порядок в Лужниках, других местах приходилось частенько. Очень переживали мы, когда погиб начальник смены Михаил Петрович Останков. Он же инспектор от Бога. Талант, провидец. Одного не ожидал, что полетит им вдруг навстречу из другой полосы машина с частником, у которого остановилось сердце. Трагедия на МКАД больно ударила всех, а Локтев ее воспринял особенно тяжело. Он вообще за каждого переживал болезненно.

Выпадало ему всякое. Как любому другому инспектору. Памятен случай, когда возвращался в Москву с задания, доставив кортеж под Клин. Шел себе по трассе и вдруг приметил: нервозно ведут себя инспектора из областной ГАИ. Машины в обоих направлениях проверяют не выборочно, а почти каждую.

— Что? — спросил у коллеги, высунувшись в окошко.

— Оружие. Удрали двое, рвутся на Клин, оттуда, вероятно, пойдут на Дмитров.

Локтев сообразил: клинский заслон эти двое пройдут «на рысях» — там ремонт пикета, и местная ГАИ может не получить вовремя сообщение. На хорошей скорости рванул туда. И как в воду глядел: преследуемые пикет обошли через колхозные огороды. Выехали на поле и понеслись стежкой в Новощапово. Но только до Максимкова не дошли — дорогу им перерезала машина ГАИ. О задержании Локтев никому не сообщил. Потом уже из области сообщение пришло.

 Другой характерный случай. Шел по трассе, увидел, что товарищ по службе задержал нарушителя. Да только не учел, что в салоне трое наглых варнаков сидят. Вылезли из салона и едва не накинулись на офицера с кулаками. А тут Локтев:

 — Что здесь такое?

Словно пар из парней вышел:

— Да нет, ничего...

Начальник смены, в которой работал Локтев, майор милиции Владимир Анатольевич Миронов, позднее долгие годы возглавлявший отдел, а ныне полковник полиции, сотрудник МВД России, рассуждает:

— Кажется странным: человека пять лет нет с нами, а все о нем как о живом говорят. Одному помог машину наладить, с другим шел на задержание. С третьим вел колонну. А знаете, что такое чувство колонны? Очень непросто вести и просчитывать каждый метр пути. Простой шофер думает только о встречных машинах и тех, кто рядом. Наш инспектор мысленно с теми, кто у него «на хвосте». Скорость, их реакция, действия в случае ДТП. Думать за себя и других — вот в чем задача.

 Его трудно было вывести из себя. Но досадовал, когда в колонне царил разброд. Случается, начнет мельтешить одна из задних машин — тут же в колонну вотрется сторонник. У него своя скорость, и дисциплина нарушается. Столкновение возможно, особенно, если лихач. Его бы наказать. Но как, если идешь ведущим, и мгновенное отвлечение от своей задачи неминуемо угробит колонну?

Естественно, не все инспектора ГИБДД спокойно воспринимают скорость спецкортежа в 180—200 км в час. Локтев был из асов. Подстать таким, как Александр Бариков и его тезка Чинов, Сергей Захарченко и Владимир Худяков, Валерий Ефанов и Михаил Чумичкин. И все же...

1 марта 1995 года при следовании на задание экипаж в составе Алексея Локтева и его напарника Некрасова оказался в ДТП. Как это случилось, почему профессионал, асс в своем деле, стал жертвой трагедии? Сдавлены слева багажник, вся боковая часть автомобиля. Что же случилось в тот день на Щелковском?

Они шли на срочный вызов. Через несколько минут подхватят кортеж и поведут. А сейчас спецмашина прокладывала себе дорогу воем сирены и «маячков». Шоферам этого достаточно, чтобы вспомнить о дорожной дисциплине. Машина за машиной уходят вправо, уступая дорогу. И тут...

Откуда он возник, это дед? Словно не слышал сигналов. На такой скорости оставалось только одно — сбить пешехода. А он еще и замер, как соляной столб. В последнее мгновение Локтев швырнул машину на бордюр, стремясь уйти от столкновения. Он все рассчитал верно, кроме одного — впереди возник другой бордюр, предназначенный для разворота. Легковую машину швырнуло, развернуло на сто восемьдесят градусов и бросило под летящий грузовик...

В 36-й городской больнице делали все возможное. Человек, оказавшийся на хирургическом столе, потерял пять литров крови, по сути, не имел возможности существовать. Врачи отмечали: сломано ребро, резко упало кровяное давление, порвана печень, сердце буквально дрожало от перегрузки. И еще отметил один из знатоков хирургии: только два «не» из прежней жизни держали офицера милиции в эти дни: он не пил и не курил. Теперь он принял свой последний бой. За жизнь.

Родные, сослуживцы надеялись, что Алексей сдюжит. Исключительно крепкий был человек. Так вышло, что в жизни он везде пробивался сам. Характер сильный. Говорят, когда ДТП случилось, успел врачей спросить: «Как штурман, цел?» Это он так о напарнике.

Семь суток жесточайшей схватки со смертью. Но 8 марта наступил конец...

В тот год мы сидим с Николаем Локтевым в комнате службы отдела. Он смущается. Вроде речь об отце идет, а как-то сворачивается на него. И неудивительно — коллектив младшего Локтева принял за своего и строго спрашивает: как ты, парень, не подведешь, достигнешь высот отца?

— Мне еще не дают самостоятельной работы, — признается он,— отправляют в дежурку или к старшим в машину «на подсадку». Ну, еще номера машин на угон проверить.

— Учеба как?

— Неплохо. На 4-м курсе МЮИ.

Я предполагал, что слепил Алексей Локтев только сына под свою судьбу. И вдруг:

— Мы с Катей стараемся учиться хорошо...

Что, неужели и дочь?

— Да, мы вместе в МЮИ учимся. Только она в криминальную милицию стремится, в оперативники. А я уж здесь. С отцом...

Обидно, очень обидно сознавать, что ломает жизнь сильнее, чем бурелом, пройдя по человеческим судьбам. А люди, презрев лихо и горе, растят деревца будущего. А Коля и Катя именно такие. Успеха вам!

Сергей КОРКИН