Владимир ПОПОВ: «Я ВСЕГДА ЗНАЛ, ЧТО БУДУ МИЛИЦИОНЕРОМ»

Представляем вашему вниманию продолжение интервью с бывшим заместителем начальника ГУВД по г. Москве генерал-майором милиции Владимиром Поповым.

(Окончание. Начало в № 22.)

— Мечта моя сбылась — я милиционер. О большем и не мечтал, и уж тем более — о генеральских погонах. Когда я пришёл в политотдел, то первым моим собеседником был начальник отдела Виктор Петрович Ванилов, светлая ему память. Знакомство с новичком он всегда начинал с беседы. И ещё одно правило исполнял непременно: на беседу приглашал супругу нового сотрудника. Может быть, в беседе этак ненавязчиво выяснял домашнюю обстановку, привычки нового сотрудника, в том числе и вредные. Была приглашена и моя ненаглядная Людмила Олег. Да, такая редкая у неё была девичья фамилия — Олег. У них, казачек из Урюпинска, всё было редкое, в том числе непременно редкая красота.
Виктор Петрович рассказывал Людмиле про особенности милицейской службы, говорил о перспективах и росте, о том, чего я могу достичь, прилежно и честно работая, а потом, вероятно увлёкшись, вдруг выпалил: «Кто знает, может, ваш супруг и генералом станет». И потом сам же заразительно смеялся. А вот, поди ж ты, напророчил. Возможно, эта беседа как-то повлияла на мою Людмилу Афанасьевну, поскольку она пошла работать в милицию и дослужилась до звания подполковника милиции. Как там у Тютчева: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся». А может, что-то другое сработало, да так, что наши сыновья много позже пришли в милицию. Поверьте, отцовские звёзды тут никакой роли не играли.
В общем, покатилась моя милицейская служба, не скажу «как по маслу», скорее — по кочкам. В ОПВР УВД Волгоградского облисполкома я работал инструктором четыре года. Потом старшим инспектором отдела ООП того же областного управления, через год меня вернули в ОПВР, но на должность помощника начальника отдела.
— А что же педагогические навыки, они пригодились в милицейской работе?
— Ещё как! После семилетнего пребывания в ОПВР я три года с большим удовольствием «рулил» приёмником-распределителем для несовершеннолетних УУР УВД Волгоградского облисполкома. Но на этом моя волгоградская жизнь закончилась. Последовал перевод в Москву.
— Как так вдруг?
— Вовсе не вдруг. В конце 84-го приехала в Волгоград проверочная бригада ГУУР МВД, которую возглавляла Татьяна Георгиевна Виноградова. Проверяя работу с несовершеннолетними, бригада добралась и до моего приёмника-распределителя. Работу нашего коллектива Виноградова оценила высоко, а в мой адрес пришло через два месяца приглашение в ГУУР МВД СССР на должность оперуполномоченного. Я согласился. Это было в январе 1985 года. Тогда ведь несовершеннолетними преступниками занимался уголовный розыск. И здесь, и позже мне везло с учителями. ГУУР в ту пору возглавлял высочайший профессионал — бывший министр МВД Латвии Бруно Янович Штейнберг. Он всячески поддерживал разумную инициативу своих подчинённых, при этом нутром чуял и работягу, и сачка.
Работа с несовершеннолетними в условиях многомиллионного города специфична. Специфичность эту и приходилось всегда учитывать. А уж педагогические навыки здесь были как нельзя кстати. Как и мои коллеги, я хорошо понимал: перекрыть связь матёрого жулья с ранимыми и обиженными судьбой детьми, вернуть малолеткам детство — задача из задач. И если сотню-другую ребят нам удавалось поставить на ноги, вернуть в нормальную жизнь — ради этого стоило недосыпать, недоедать и прочие недо…
Моя работа в Москве проходила в «эпоху великих перемен», и поэтому нередкие смены служебных кабинетов были продиктованы сиюминутной необходимостью. Во всяком случае, я ни разу не позволил себе даже попытаться уклониться от не очень желанной должности. Служба в Управлении по чрезвычайным ситуациям, работа в столичном Управлении охраны общественного порядка, где был главой этого беспокойного хозяйства, курортом не назовёшь. Должность начальника штаба ГУВД Москвы вроде бы поспокойней. Но так думает тот, кто не сведущ в штабной специфике. Последняя моя должность заместителя начальника ГУВД столицы обязала курировать паспортно-визовую службу, лицензионно-разрешительную, охранно-конвойную, миграционную и некоторые другие.
— У вас, Владимир Иванович, такая обширная, богатая милицейская биография, ряд очень разных по содержанию и сложности должностей. Но какая из них оставила в душе и сердце самый яркий след?
— Начальник детприёмника в Волгограде.
— Вот те на! Удивили, Владимир Иванович. Очень неожиданный ответ.
— Почему ж удивил. Я уже сказал, что с большим удовольствием работал в детприёмнике. А уходя из него, навсегда там оставил своё сердце. В то время в детприёмниках содержались дети от трёх лет и до шестнадцати. Это дети, самовольно ушедшие из семьи, самовольно покинувшие учебные заведения. Оставшиеся без родительского попечения. Дети, которых направляли в специальные учебно-воспитательные заведения, спецшколы, спецПТУ, и ряд других категорий. Простых, лёгких среди них не было, также как не было не прошедших через трагедии, детские слёзы и страдания. Некоторые ребята жили у нас по полгода, пока мы собирали все необходимые документы для того, чтобы их оформить в детские учебные заведения.
Работа в детприёмнике очень тяжёлая, но привычка к детям, душевное тепло, исходящее от них, компенсировали всё. Обо всех сложностях работы с детьми в газете не рассказать — нужна книга. Но изложу хотя бы одну.
Помню, в Волгограде май был очень холодным. Это 83-й год. Всего детей у нас было около сорока, но 15 из них были совсем маленькие. Отопление уже отключили. Малыши, как им и полагается, постоянно мочатся в штанишки, колготки. При этом ещё больше мёрзнут.
— Разве были плохо одеты?
— Одеты нормально. Всё равно мёрзнут. Кастелянша не успевает стирать и сушить пелёнки, колготки, штанишки. Да и для ускоренной просушки тоже необходимо тепло. Помогаем кастелянше всем штатом.
— А велик ли был штат вашего заведения?
— 42 человека. Но люди работают сутками. Значит, каждодневно в наличии только четверть численности. Но десять человек заняты не только стиркой и уходом за детьми, кто-то —завозом продуктов, готовкой пищи, кормлением, лечением заболевших и утешением плачущих малышей. Кто-то занимается поиском документов, сведений о ребёнке, кто-то принимает поступающих в приёмник новичков, детей, получивших документальное оформление, надо сопровождать к определившемуся для них месту. Да и сам процесс поиска документов, родителей, если они вообще есть, — это же адская работа. Вы смотрите телепередачу «Жди меня»? Сколько служб, сколько человек задействованы в поиске только одного-единственного человека. Иногда месяцы и годы. И это при огромных возможностях средств массовой информации и самой телепередачи, чего у нашего детприёмника и в помине не было. А мы всё же и документы оформляли, и родных и близких находили. Но денно и нощно при полной отдаче сил и нервов.
Задача согреть детей, казалось бы, среди других задач не самая сложная. Но электрообогреватели по безналичному расчёту по тогдашним правилам купить было невозможно. И в магазинах, и в банке мне сказали: нельзя и всё тут. Но я, начальник бессильный, не могу обрушить на малышей воспаление лёгких. Объездил и обегал все инстанции, которые, как мне казалось, могут помочь. Наконец, одна банковская работница, совсем молодая девчонка, сказала мне, что знает магазин, где продают обогреватели, которые по официальным документам числятся как электроконвекторы. Они не запрещены к продаже по безналичке. Это тот же электрообогреватель, но с вентилятором, гоняющим тёплый воздух. Через пару часов помещения приёмника были обогреты и сушка белья налажена. Коллектив наш облегчённо вздохнул.
Это была моя благородная, но тяжкая работа, наш коллектив буквально решал судьбы детей, если хотите, спасал их от гибели. Вы видели испуганно вопрошающие глаза малышей: спасите нас! Вы видели хотя бы раз в жизни сцену передачи малыша в детдом, когда он цепляется ручонками за сотрудников и в безутешном горе плачет и кричит: «Папа, мама, не отдавайте меня!» Тот из наших сотрудников, который сопровождал ребёнка в детдом, потом спать ночами не мог. Много позже, вглядываясь в синеву того холодного мая, я всегда сопоставлял работу с детьми с любой другой и держал её за образец.
— Владимир Иванович, кто вам помогал стать профессионалом в милицейском деле, кто вас духовно вооружал?
— Очень многие. Притом изначально твёрдости или прочности в характере мне привили отряды имени Дзержинского, профессионально меня подготовил пединститут. Ну а помощь в освоении милицейского дела мне оказывали очень многие сотрудники. Без наставничества, без доброго совета старших, более опытных сотрудников в милиции состояться никак невозможно. Назову хотя бы одного из них. Начальник отдела по предупреждению правонарушений среди несовершеннолетних в ГУУР МВД СССР Геннадий Иосифович Фильченков научил меня очень многому. Более грамотного профессионала, который разбирался бы в специфике работы, в нормативных документах и их подготовке, я не встречал. К нему приходили высококлассные специалисты за советом. Показывали тот или иной проект документа, чтобы убедиться в полноте изложения сути дела. Он никому не отказывал и умел грамотно и ясно изложить свои соображения. У него была богатейшая картотека, содержавшая информацию по любым направлениям нашей работы. Мне было довольно сложно перейти из периферии в высокопрофессиональный милицейский главк, то есть в ГУУР, но в российской милиции не принято оставлять молодого коллегу без помощи.
— Говорят, что вы самый активный участник событий в горячих точках, гаситель полыхающего там огня.
— Первый мой выезд в горячую точку пришёлся на самое начало карабахских событий в Армении. Потом выезжал на Спитакское землетрясение. Кое-кого из членов нашей выездной бригады там, к нашей великой печали, потеряли.
— Почему?
— Завалило. И нашего и чужого горя на своём веку я повидал немало. Я ведь десять лет, по сути, воевал в мирное время. А войны без жертв, без горя, без слёз не бывает.
К сожалению, уж слишком много на карте нашей Родины кровавых отметин — так называемых горячих точек или зон особого риска. Мне приходилось выезжать и на Дубровку, где были захвачены заложники, и к взорванным террористами домам в различных регионах страны, брать кровавый след этих нелюдей и заниматься их поиском и поимкой. Но самое ужасное — я был свидетелем страшных злодеяний.
Я отнюдь не чувствовал себя сторонним наблюдателем этих людских бед. С болью в сердце приходилось сознавать, что здесь есть и моё упущение: значит, мало требовал со служителей правопорядка, не воспитал в них высокую меру взыскательности, требовательности и ответственности за порученный участок работы. Анализируя любые ЧП, неизменно приходишь к выводу, что в одном случае на руку подонкам сыграла наша неосмотрительность, халатность, в другом — преступная бесконтрольность. Меркантильность, жажда денег порой толкает и нашего брата-милиционера на преступления. И хотя эти случаи единичные — авторитета нашей милиции они не добавляют.
Что же касается «смертельно опасных» ситуаций… На мой взгляд, там, где стреляют, всегда витает смерть. В открытом бою к «смертельной опасности» относишься как бы менее настороженно. На то он и бой… Но ведь бывают ситуации, когда погибать вроде бы зряшно. Как, например, в южно-осетинском селении Знаури. Тогда местная администрация обратилась к российским правоохранительным органам с просьбой помочь восстановить линию электропередачи. Даже правильней сказать — обеспечить охрану выезжающей на работу бригады осетин. Я тогда был в звании подполковника милиции. Мне и доверили старшинство над группой сопровождения. Но кто бы мог подумать, что это будет «группа усмирения».
Мы выехали на бронетранспортёре со звуковым усилителем — это на случай, если придётся усмирять враждующие стороны. Сколько тогда в БТР пуль попало — не сосчитать. Стоим мы между противоборствующими сторонами и вещаем на русском языке — мёртвая тишина. Начнём вещание на грузинском языке — палят по машине осетины. Вещаем на осетинском — шквал огня со стороны грузин. А ведь какие раньше были друзья! Вот и подумаешь, какой же разлад между народами может внести бездумная политика иных правителей.
После установки линии электропередачи предстояло совершить небезопасный вояж в грузинское село, где всего-то нужно было включить «фидер». Но это «всего-то» опять же предстояло сделать под дулами автоматов враждующих сторон. Когда рубильник сомкнул электросеть и люди, жившие долгое время без света, закричали от радости, мало кто знал, какой ценой удалось решить проблему. Это был лишь один из многих миротворческих выездов наших ребят. Для меня — тоже. Ведь в иные горячие точки мне приходилось выезжать по шесть-семь раз. Я из командировок по горячим точкам просто не вылазил. Почему так много был востребован? Потому что не все туда рвались. К тому же известно, что слабые на войне не держатся. Там сразу видно, можно ли с этим человеком идти в разведку. Там же, в горячих точках, мужали многие настоящие бойцы правопорядка.
— Владимир Иванович в справке-досье, открывающей нашу с вами беседу, были указаны правительственные награды. Я знаю, что все они — боевые ордена. А вот по какому поводу были вручены православные награды?
— Да, они мне не менее дороги, чем боевые. За что, за какие подвиги награждает Русская православная церковь своих прихожан? За верность Православию, за помощь словом и делом храму, в котором вы черпаете силы для свершения богоугодных дел в помощь государству и народу своему.
У столичных правоохранителей есть храм Знамения иконы Божией Матери за Петровскими воротами. Нужно много добрых дел совершить во славу своего храма. В храме теперь есть иконостас, заказанный на благотворительные пожертвования мастерам и переданный храму. В благодарность и в память о дарении при иконостасе отмечены четыре имени дарителей, среди них и моё имя, чему радуюсь и горжусь.
— Спасибо, Владимир Иванович, за добрую и содержательную беседу. Сегодня пятница, день клонится к вечеру. Наверное, теперь — на дачу.
— Дачи пока нет ни у нас с супругой, ни у наших детей. Участок есть, но до строительства никак руки не доходят. Вся жизнь наполнена более важным содержанием.