Пётр Первый, подолгу бывавший за границей и интересовавшийся там государственным управлением, не мог не ознакомиться с деятельностью зарубежной полиции. Несомненно, что при создании регулярной полиции в России Пётр учитывал опыт Франции, где полиция в конце XVII — начале XVIII веков получила наибольшее развитие. Этот опыт, естественно, коснулся прежде всего Петербурга, а потом и Москвы. Поэтому первые шаги московской полиции излагаются с кратким обзором, в рамках нашей рубрики, первых шагов питерской полиции.

Возведение новой столицы России сопровождалось жёстким принуждением к застрою, благоустройству и заселению Петербурга. Детальное регулирование строительства, скопление больших масс населения, преимущественно мужского, вызывали необходимость совершенствовать управление вообще как таковое, а полицейское — особенно.

Как и многие другие преобразования Петра, полицейская реформа проводилась без чёткого плана и основательной подготовки. Принято считать датой оформления полиции Петербурга и её рождения 27 мая 1718 года, когда был назначен первый генерал-полицмейстер Северной столицы. Им стал генерал-адъютант императора Антон Мануилович Дивьер. Он был сыном португальского еврея, переселившегося в Голландию. Служа юнгой в голландском флоте и находясь в 1697 году на корабле, которым командовал Пётр Великий во время морских манёвров, устроенных для него голландскими бургомистрами, Дивьер своею ловкостью и расторопностью обратил на себя внимание Петра и был взят к нему в пажи.

Не обладая большим умом, но будучи энергичным и вкрадчивым, имея привлекательную внешность, живой весёлый характер, Дивьер становится царским денщиком, то есть доверенным лицом Петра Великого, получает имение, звание Его Царского Величества генерал-адъютанта.

Далее судьба Антона Дивьера делает крутой поворот (не первый и далеко не последний), который вознесёт его высоко вверх, низвергнет, сокрушит и снова вознесёт. Он станет частью истории российской полиции, отдельной страницей истории государства российского. И мы не можем не прочитать практически совсем неизвестные потрясающие страницы жизни первого главного полицейского России.

В 1718 году Дивьер делает предложение сестре всесильного Александра Меншикова, Анне Даниловне, страстно влюбившейся в красивого португальца. Но Меншиков грубо отвергает его искательство. Тогда Дивьер соблазняет свою невесту и после этого вторично просит её руки. Оскорблённый Меншиков велел своим слугам схватить Дивьера и бить его на смерть, но жених-самозванец, с трудом вырвавшись из их рук, бросился с жалобой к царю. Пётр, пренебрегая протестами своего любимца, принял сторону Дивьера и велел Меншикову немедленно обвенчать сестру с Дивьером.

В том же 1718 году Дивьер был назначен на вновь учреждённую должность генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга, причём он был подчинён непосредственно Сенату и ему была дана составленная Петром инструкция. Приведение в благоустройство новой столицы было делом нелёгким. Петербург того времени представлял собою не что иное, как окружённое лесами болото, среди которого пролегали местами непроходимые от грязи и ночью совершенно тёмные улицы, с разбросанными на обширном пространстве и наскоро сколоченными хижинами. Состав населения, доходившего до 35000 человек, был самый разнообразный. Рабочие и мастеровые, насильно согнанные шкипера и матросы, колодники, разношёрстный сброд, искавший заработка и наживы. При этом в Питере процветали пьянство, разврат, воровство, насилия и грабежи были обычным явлением.

Не тогда ли сформировался у Петра генеральный образ полиции: «Полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности».

По словам голштинксого камер-юнкера Бергхольца, жившего в Петербурге в конце царствования Петра Великого, Дивьер славился своею строгостью и одно имя его приводило городских обывателей в трепет. Императрица Екатерина I особенно благоволила к Дивьеру, жена которого состояла при ней гоф-фрейлиной. 24 октября 1726 года он был возведён в графское достоинство, а 27 декабря того же года назначен сенатором, с оставлением в должности генерал-полицмейстера. Когда против замыслов Меншикова относительно брака будущего императора (Петра II) с его дочерью образовалась целая партия, Дивьер, предвидя, что смертельный враг его, породнившись с императором и достигнув неограниченной власти, не даст ему пощады, поспешил примкнуть к этой партии.

Меншиков, добившись от Екатерины I завещания в желательном для него смысле, поспешил одним ударом покончить со своими врагами. Прежде всех, 26 апреля 1727 года, был арестован Дивьер, и для суда над ним назначена особая комиссия. Подвергнутый жестокой пытке, он выдал всех своих товарищей. По приказанию Меншикова комиссия окончила дело в десять дней. В докладе, представленном императрице, подсудимые были обвинены в том, что «дерзали определять наследника престола по своему произволу и замышляли противиться сватанью великого князя, происходившему по Высочайшей воле».

За несколько часов до кончины Екатерина подписала указ о наказании виновных. Дивьер был приговорён к лишению всех чинов, чести, имущества, публичному беспощадному битью кнутом и ссылке в Сибирь. Приговор был немедленно приведён в исполнение без всякого милосердия, а местом ссылки Дивьера и его приятеля генерал-майора Скорнякова-Писарева назначено Жиганское зимовье в Якутской области, в 9000 вёрстах от Петербурга. Ссыльные были совершенно отрезаны здесь от всего мира, нуждались во всём необходимом, по целым месяцам питались одним хлебом и рыбой и даже редко могли видеться друг с другом, потому что сторожившему их караулу было строго приказано не допускать их общения с кем бы то ни было.

Падение Меншикова, смерть Петра II и восшествие на престол Анны Ивановны прошли для Дивьера бесследно. Но его великое будущее только начиналось.

В 1781 году, по окончании первой экспедиции Беринга на Камчатку, правительство нашло необходимым учредить в Охотском остроге особое управление, независимое от Якутска, и устроить в устье реки Охоты порт. По указанию Беринга, главным командиром Охотска был назначен Скорняков-Писарев. Но приехав на место, он предался пьянству и разврату, брал взятки, морил голодом команду. Между ним, Берингом и якутским воеводой Ждановским возникли перепалки и ссоры, дошедшие, наконец, до Петербурга. 13 апреля 1739 года последовал указ о назначении командиром в Охотске Дивьера, которому велено было расследовать действия его предшественника. Дивьер арестовал Скорнякова-Писарева и, с обычной своей энергией и добросовестностью, принялся за устранение беспорядков и злоупотреблений. Он употребил все средства на постройку необходимых зданий и судов, снарядил всем нужным Беринга для его второй экспедиции и завёл школу, которая послужила основанием для открытия штурманского училища сибирской флотилии. Школа эта просуществовала сто лет и была источником образования для всего северо-восточного края Сибири.

Донесение Дивьера о злоупотреблениях Скорнякова было получено в Сенате за несколько дней до восшествия Елизаветы Петровны. Прочитав его, императрица указом 23 апреля 1748 года возвратила Дивьеру чины, орден и графское достоинство, с повелением по-прежнему исправлять должность генерал-полицмейстера, а 24 декабря того же года ему пожалованы 1800 душ из отписных имений Меншикова (судьба играет человеком!).

Строг и значителен был Дивьер, но не всех приводило в трепет его имя. Так, 4 июня 1718 года, за три дня до объявления жителям Петербурга о комплектовании аппарата генерал-полцмейстера последовал указ Сената, по которому в распоряжение генерал-полицмейстера направлялось 90 военнослужащих (10 офицеров, 20 унтер-офицеров и 160 «добрых», крепких, хорошо обученных солдат во главе с майором). Из казны выделили 200 рублей для устройства шлагбаумов, которые опускались в 11 часов вечера и поднимались на рассвете. Для руководства деятельностью полицейского аппарата было создано полицейское управление во главе с генерал-полицмейстером, то есть Дивьером. На него замыкались старосты, избираемые из числа жителей слобод или отдельных улиц. В помощь им выделялись десятники, избираемые с каждых 10 дворов по одному. Караульщики, вооружённые алебардами или огнестрельным оружием, — с каждого двора по расписанию. Кроме того, имелась канцелярия генерал-полицмейстера, в штате которой для ведения делопроизводства находились один дьяк и 10 подьячих.

Почему мы более или менее подробно останавливаемся на руководящих питерских полицейских структурах? Да потому, что они прообраз полиции Москвы. Однако к концу 1718 года персонал аппарата Дивьера состоял только из 41 человека (одного майора, двух капитанов, двух прапорщиков, двух вахмистров, двух сержантов, четырёх каптенармусов, четырёх капралов, 22 рядовых и двух писарей-подьячих). В 1719 году фактическая численность управления увеличилась до 67 человек. На службу в канцелярию, как правило, направлялись в принудительном порядке. Учреждения не желали расставаться с опытными чиновниками и служителями, поэтому возникала большая переписка. Чуть ли не по каждому канцеляристу и солдату Сенат издавал указы. Так, определённый 4 июня 1719 года на службу в полицмейстерскую канцелярию дьяк (в последующем — секретарь, асессор и советник главной полицмейстерской канцелярии) служил в Москве, в расправной палате (расправные палаты — судебные инстанции различных уровней — Э.П.), и никак не ехал в Петербург на службу в полицию. Генерал-полицмейстер по поводу высылки дьяка в Петербург неоднократно обращался в Сенат и требовал от расправной палаты, от московского обер-коменданта, от губернской канцелярии высылки дьяка. За дьяком посылали из Сената и полицмейстерской канцелярии, предписывалось взять его под караул немедленно и силой доставить в Петербург. А дьяку было тепло и в Москве. В феврале 1719 года Дивьер писал в Сенат, что вот уже прошло 8 месяцев, а «оный дьяк из Москвы не бывал».

Формирование аппарата регулярной полиции наталкивалось не только на нежелание или невозможность переезжать на постоянное место жительства в неудобный тогда для проживания Петербург. Сказывалась острая нехватка квалифицированных чиновников. Гражданская служба мало поощрялась правительством, полиция к тому же не пользовалась популярностью в народе.

В следующих номерах нашей газеты будут продолжены очерки об изначальных шагах полиции, но уже чисто московской.

Эдуард ПОПОВ

(с использованием сведений и текстов «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», «Истории московской милиции», М. 2006)