«Жизнь моя теряет смысл»
В дни работы партсъезда 2 марта 1921 года в Кронштадте вспыхнул мятеж военных моряков, руководители которого выдвинули лозунг «Советы без коммунистов!». По решению Советского правительства на ликвидацию мятежа съезд направил около трёхсот делегатов — среди них К.Е. Ворошилова, А.С. Бубнова, И.С. Конева, А.А. Фадеева и других. Мятежники были разгромлены, потеряв убитыми свыше одной тысячи человек, ранеными — свыше двух тысяч, захваченными в плен с оружием в руках — 2,5 тысячи человек. Около восьми тысяч повстанцев бежали в Финляндию.
Всё. Политическая биография Александра Фадеева состоялась. До 1926 года он находился на партийной работе в Краснодаре и Ростове-на-Дону. Писательская судьба была предопределена. С 1926 по 1932 год он один из руководителей Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП), в 1939—1944 годы — секретарь, в 1946 году по окончании романа «Молодая гвардия» становится генеральным секретарём и председателем правления Союза писателей СССР. В 1950 году Фадеев избирается вице-президентом Всемирного совета мира. Вот так в схематичном плане по-партийному прямо и безукоризненно выглядело поступательное движение всей жизни советского писателя, пока не наступило утро 13 мая 1956 года.
Утро в Переделкине было тихим и спокойным. Александр Александрович работал в своём дачном кабинете на втором этаже. Двенадцатилетний сын Миша готовил уроки на первом этаже, а супруга писателя замечательная актриса МХАТа Ангелина Степанова отсутствовала: вместе с труппой театра находилась на гастролях в Югославии.
Наступило время обеда, и мальчика попросили позвать отца к столу. И тот отправился в кабинет, но буквально через несколько секунд с диким криком скатился с лестницы. Фадеев сидел в кресле мёртвый, выпавший из руки пистолет валялся рядом с креслом на полу. На прикроватном столике лежало письмо, адресованное ЦК КПСС. Председатель МГБ СССР генерал армии Иван Серов, одним из первых прибывший на место трагедии, сурово взглянул на окружающих: «Кто раскрывал конверт?» Окружающие понимали: вскрытие конверта (он не был заклеен) пахло «стенкой». До прибытия высокопоставленного гэбэшника не смел к нему прикоснуться даже следователь Одинцовской прокуратуры.
О смерти мужа Ангелина Иосифовна узнала в Киеве, возвращаясь из Югославии. Информации о трагедии было ровно столько, сколько содержала газета «Правда», сообщившая, что известный писатель покончил жизнь самоубийством в состоянии алкогольного опьянения. Она обратилась к властям с просьбой дать ей ознакомиться с содержанием письма. Ей отказали. Право на трактовку причин, остановивших жизнь писателя, принадлежало только партии.
С великим опозданием, но всё же прочитаем это письмо.
«В ЦК КПСС.
Не вижу возможности дальше жить. Так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже не может быть поправлено. Жизнь моя как писателя теряет всякий смысл. И я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни. Прошу похоронить меня рядом с матерью моей.
Александр Фадеев»
По свидетельству родной сестры Ангелины Иосифовны — Валентины — писатель не однажды собирался добровольно поставить точку в собственной жизни. Будучи секретарём писателя, она однажды зашла в его кабинет и увидела на столе бутылку водки, записку и наган. После семейного скандала пистолет был спрятан.
Пил ли Фадеев? Вопрос почти риторический. Быть в политизированном, присягнувшем партии писательстве и не пить не могли ни такие гиганты, как Шолохов и Фадеев, ни помельче. А Фадееву, на чьих глазах и при чьём участии рушились судьбы сотен писателей, и вовсе без водки не жилось.
На конференции Союза писателей, состоявшейся после XX съезда КПСС, Фадеева в открытую назвали тенью Сталина. Тогда же впервые прозвучала цифра 600 — столько писателей попало в репрессивный водоворот. На протяжении десятилетий, начиная с РААП, Союз писателей, и прежде всего его руководство, не выполняли своих уставных обязанностей по защите авторских прав и других прав писателей.
16 мая 1967 года, когда уже не было в живых Александра Александровича, гонимый и преследуемый Солженицын в открытом письме IV Всесоюзному съезду советских писателей писал: «… за три десятилетия плачевно выявилось, что ни «других», ни даже авторских прав гонимых писателей Союз не защитил. Многие авторы при жизни подвергались в печати и с трибун оскорблениям и клевете, ответить на которые не получали физической возможности, более того, подвергались личным стеснениям и преследованиям (Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак, Зощенко, Платонов, Александр Грин, Василий Гроссман).
Союз писателей не предоставил им для ответа и оправдания страниц своих печатных изданий, не выступил сам в их защиту, а руководство Союза неизменно проявляло себя первым среди гонителей. Имена, которые составят украшение нашей литературы XX века, оказались в списке исключённых из Союза, либо даже не принятых в него. Руководство Союза малодушно покидало в беде тех, чьё преследование оканчивалось ссылкой, лагерем и смертью (Павел Васильев, Мандельштам. Артём Весёлый, Пильняк, Бабель, Табидзе и другие). Этот перечень мы вынужденно обрываем словами «и другие». Мы узнали после XX съезда, что их было более 600 — ни в чём не виноватых писателей, кого Союз послушно отдал их тюремно-лагерной судьбе».
Жизнь генсека Союза писателей сложилась ой как не сладко. Зашоренный партийным и личным влиянием вождя, втравленный в навязанную ему идеологическую борьбу в писательской среде, он многое упустил как литератор, не реализовал, хотя имел богатейший фактический и жизненный материал. Даже роман о комсомольцах-подпольщиках, написанный в 1945 году, ему пришлось в 1951-м в соответствии с идеологическими установками переработать в новой редакции.
Ему пришлось выслушать и принять много горьких и обидных слов от коллег по перу. Говорят, что даже и плевков. И после смерти его надгробие подвергалось ударам негодующих противников. И всё же утверждение, что его руки по локоть в крови, как говорил писатель Виталий Вульф, много лет друживший с Ангелиной Иосифовной Степановой и знавший семью Фадеева не понаслышке, безосновательно. Ведь Фадеев возглавил Союз писателей только в конце тридцатых. Он, конечно же, всё знал и во многом принимал участие. Иногда его вызывал к себе Лаврентий Берия и прямо называл фамилии писателей, которых необходимо было арестовать.
О том, что будет арестован Мейерхольд, Фадеев узнал от Сталина за пять месяцев до того, как Всеволод Эмильевич оказался в тюрьме. Все эти месяцы, встречаясь с Мейерхольдом, Фадеев хранил эту тайну в себе.
Когда в 46-м Жданов произнёс доклад, уничтожающий Зощенко и Ахматову, именно Фадееву, пришлось проводить кампанию травли. Но, с другой стороны, Александр Александрович был одним из тех, кто в 1940-м голосовал за то, чтобы выдвинуть Ахматову на Сталинскую премию, кто хлопотал перед Вышинским о персональной пенсии для неё и о том, чтобы она получила своё жильё.
Фадеева по праву называли сталинистом. Он любил вождя и прошёл долгий путь, прежде чем кое-что, а может быть, и многое понял. Депрессия настигла писателя не при жизни вождя и даже не при развенчивании культа личности, а когда стали травить его самого, когда во главе партии утвердилось «самоуверенно-невежественное руководство» в лице твердолобого Хрущёва, когда, по выражению самого Фадеева в предсмертном письме, на него обрушилась подлость, ложь и клевета. Раскаянием в его письме к ЦК партии и не пахнет, так же как нет и следа нелюбви к вождю. Он сталинистом был, им и остался. Поэтому трагедия не могла не состояться.
Подготовил
Эдуард ПОПОВ