ВО ГЛАВЕ ГРУППИРОВКИ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ МВД НА ГРАНИЦЕ ЧЕЧНИ

(Окончание. Начало в №№ 26, 27)

Для эффективного противодействия бандформированиям в ходе Первой чеченской войны требовалось надёжно закрыть границу республики с соседними регионами. Отдельная группировка была создана для контроля над границей Чечни со Ставропольем и Дагестаном. Командование над ней в июле 1995 года принял Николай Иванович Першуткин.

Группировка, развёрнутая вдоль границы, насчитывала в тот период около 1800 человек, относящихся более чем к  ста подразделениям. В составе группировки находились сотрудники из разных регионов России: от Курска и Тулы до Алтая и Хабаровска. Отряды милиции особого назначения, насчитывающие обычно 30—35 человек, обеспечивали безопасность КПП или прикрывали различные объекты: мосты, специальные сооружения и т. д. Часть сил использовалась от МВД Дагестана и Ставропольского края.

Все подразделения нужно было принять и поставить им задачи. При этом одни отряды уходили, а новые прибывали. И днём, и ночью приходилось встречать бойцов, знакомиться с командирами, с ходу определяя компетентность офицера, и инструктировать бойцов. Организационная работа шла очень сложно, но Першуткину удалось довольно быстро включиться в неё и почувствовать ритм жизни в зоне вооружённого конфликта.

К границе примыкала зона действия веденской группировки Ширвани Басаева и беспокойное Зандакское направление.

В районе КПП «Чапаево», основного перехода для мирного населения, постоянно происходили обстрелы. Жители Чечни массово использовали этот проход для приобретения в Дагестане продуктов питания и товаров первой необходимости. Каждую группу шедших за покупками женщин, которых могло быть 10—15 человек, сопровождали мужчины.

Функции отрядов милиции были хорошо отработаны, и в профессиональном плане нареканий к личному составу не было. Это была понятная милицейская работа: проверка документов, всего содержимого.

Особый интерес представляли граждане, передвигавшиеся на мотоциклах. Боевики к этому времени испытывали серьёзную нужду в патронах и использовали любую возможность для пополнения боеприпасов.

К примеру, для проверки останавливается мотоцикл, водитель которого в люльке везёт сено. Вот уж трудно представить более безобидный груз. Но опытные бойцы заставляли разгружаться. Разгружай дальше. До дна разгружай! Со всё больше неохотой водитель ворочал сеном. И в конце выяснилось почему: на дно были уложены цинки с патронами.

То, что группировка не должна сидеть на КПП, а активно работать по обе стороны границы, Першуткину, как руководителю, стало ясно сразу.

Вокруг КПП «Чапаево» были четыре сопки, с которых позиции федеральных сил обстреливались каждую ночь. При этом было известно, что каждую высоту заняла отдельная банда.

На первых порах через представителей местных администраций были проведены переговоры с теми лидерами вооружённых формирований, которые готовы были слушать и идти на компромиссы. Сразу перестала стрелять одна из сопок. Давление на боевиков оказывали местные же жители. Першуткин лично встречался с ними и объяснил, что, если в сторону бойцов не перестанут стрелять, КПП может быть закрыт для прохода.

Следует отметить, что местное население относилось к ОМОНу без напряжения. Николай Иванович Першуткин вспоминает:

— Я видел, что разговариваю с простыми людьми, и ничего, кроме нормального человеческого отношения, не чувствовал, и сам отвечал тем же. На всех встречах звучала одна просьба: «Сделайте так, чтобы у нас в Чечне было, как раньше». Я ни разу не слышал, чтобы кто-то высказывал какие-то обиды за всё время пребывания в Чеченской республике.

К населению Першуткин выходил исключительно в омоновке. Местные очень чутко реагировали на эту форму. Любая другая вызывала отчуждение. Но омоновка — значит милиционер. Он прибыл сюда защищать граждан и бороться с преступностью — ему следует помочь. Таково было восприятие.

Прибыв в расположение группировки, Першуткин первым делом провёл в Хасавюрте совещание, на которое собрал как командиров зон и КПП, так и начальников территориальных органов внутренних дел Дагестана приграничных районов.

Совещание было коротким, но довольно жёстким. До командиров Першуткин довёл две принципиальные позиции. Первая: любая стрельба должна быть прекращена.

— Если кто-то совершит выстрел в нашу сторону и после этого виновные уйдут, пеняйте на себя — терпеть я этого не намерен, — предупредил Першуткин. — Что это за профессионалы, в которых стреляют и от которых потом безнаказанно убегают? Уважайте себя! Вы же в милиции работаете.

По сути, был проведён чисто милицейский инструктаж по отлову бандитов. Но он был воспринят с некоторым удивлением. Из-за организационно-управленческой неразберихи, которой хватало в то время и которая для многих стала привычной, для офицеров стала сюрпризом чёткая постановка задач.

В течение следующих суток большая часть населения прилегающих районов узнала, что командующий отдал твёрдый приказ: пресечь стрельбу и ловить преступников. Эти задачи никогда и не должны были выпадать из контекста милицейской работы, но их решение было совершенно неудовлетворительным.

Второй позицией, озвученной на совещании в Хасавюрте, было требование тактичного отношения к местному населению. А к тому моменту накопилось немало эпизодов варварского поведения.

При обустройстве позиций с мнением местных жителей не считались совершенно, вырубая рощи, выкорчёвывая кустарники, уродуя любимые места сельчан. Понятно, что бойцам нужно было, чтобы подходы были зачищены и просматривались. Но ведь то же самое можно было сделать, поговорив со старейшинами, с администрацией, где-то найдя компромисс, где-то, по крайней мере, по-человечески объяснившись.

Першуткин дал всем командирам распоряжение встретиться с поселковыми главами и там, где из-за обустройства позиций местность была порушена, найти возможность исправить нанесённый ущерб. Как минимум, восстановить посадки. Чтобы люди видели: мы заботимся об этой земле.

Нужно отметить, что никакого напряжения в контактах с местным населением личный состав, руководствуясь обозначенной на совещании в Хасавюрте установкой, не испытывал. Более того, обеспокоенные происходящим в республике и увидевшие в сотрудниках милиции своих защитников, люди охотно делились информацией о тех, кто предпочитал приходить в их селения под покровом ночи.

Подход, обозначенный всего в двух важнейших позициях, позволил быстро взять под контроль обстановку на границе.

Группировка работала успешно в первую очередь потому, что в ней самой был обеспечен порядок и дисциплина. Требования к личному составу предъявлялись самые строгие.

На третий день после своего прибытия в её расположение Першуткин увидел, что в некоторых отрядах стали употреблять спиртное. В тот же день приказом домой были отправлены сразу девять человек с требованием разобраться и принять к ним дисциплинарные меры. После этого эксцессы со спиртным прекратились. До конца командировки не было ни одного разбирательства по этому поводу.

Вместе с тем материально-техническое обеспечение группировки оставляло желать лучшего. Для питания были привезены сорок три тонны рыбных консервов, но ни одной банки мясной тушёнки. Хлеба не было девять суток. Причём деньги были выделены, но они крутились всё это время где-то в банках. Под гарантийное письмо генералу пришлось лично договариваться о поставках на хлебозаводе в Хасавюрте.

Першуткину удалось создать в каждой из шести зон, за которые отвечала группировка, по бане. Чтобы получить их, пришлось обратиться к заместителю министра Владимиру Петровичу Страшко, и тот отдал необходимое распоряжение.

Самостоятельно приходилось добывать даже топографические карты. В ходу было такое понятие: «Работать по пятисотке». Это масштаб карт, которые использовали в армии, но к которым обычно не было необходимости прибегать в милицейской практике. Однако с учётом того, что работать нужно было с Минобороны, руководители МВД перешли с милицейской на военную терминологию. При этом подразделения МВД такими картами не снабжались, и добывать их приходилось самостоятельно, и учиться с ними работать на месте.

Одним из важнейших направлений стало восстановление бронетехники. В структуре группировки формально имелось 28 БТРов. Но все они использовали в стационарном положении для обороны КПП. Технически большинство из них попросту не было приспособлено к движению. Детали давным-давно растащили.

Пришлось срочно поднимать автотранспортный отдел и тыловые службы. Средства на запчасти со скрипом нашлись, хотя и не очень большие. Однако в той трудной социально-экономической ситуации, которая сложилась в стране, даже такие деньги были как глоток воды для жаждущего.

Удалось найти местных техников, которые охотно взялись за предложенную работу и за сутки восстановили первый БТР. Першуткин лично опробовал машину и остался доволен результатом. На следующий день местные пришли сами: а есть ли ещё работа? В течение нескольких дней были отремонтированы 14 бронетранспортёров.

Первые семь дней, пока в полной мере не были реализованы те вводные, которые прозвучали на совещании в Хасавюрте, стали временем испытания на профессионализм. Одним из ярких эпизодов этого периода стали события в горном селе Анди. Оно находится близ границы с горной Чечнёй, а мимо него проходила важная дорога, ведущая дальше в Дагестан.

В тот день Тульский ОМОН сменял Псковский. Выступили к селу с утра. Подъём был непростой, засветло не успели. Темнеет на высоте быстро. Сумерки застали на подходе к селу. В темноте прозвучал первый выстрел из гранатомёта. Тульский ОМОН встретила группа Хаттаба — арабского наёмника и ваххабита.  

Граната прошла мимо и попала в дом старосты села. Промахнулись боевики и следующими выстрелами. В свою очередь, ОМОН мгновенно сориентировался, и тут же ответный огонь открыли снайпер и пулемётчик. Бойцы были уже опытные: для половины отряда это была не первая командировка.

Завязался бой, который продолжался полтора часа, и затих, когда окончательно стемнело. Утром перестрелка возобновилась и продолжалась ещё почти час. К федеральным силам подошло подкрепление, и нападавшие отступили. Потерь среди личного состава ОМОНа не было.

Начался осмотр местности. Было выявлено три следа волочения на земле — как минимум, трое раненных. Нашли полностью снаряжённый брошенный рожок от РПК на 90 патронов, несколько магазинов от автомата Калашникова. Боевики в это время не бросали патронов — к середине 1995 года для них это представляло собой огромную ценность. Было ясно, что Тульский ОМОН серьёзно потрепал группу Хаттаба.

А чуть позже поступила оперативная информация о том, что и сам арабский наёмник был ранен. Он получил пулю в бедро. Пройди она всего на 2-3 сантиметра выше, попала бы в артерию. Остановить такое кровотечение в тех условиях было бы невозможно. И тогда не случились бы спустя четыре года взрывы жилых домов в Москве, Волгодонске и Буйнакске.

Стало известно, что эта пуля была выпущена из снайперской винтовки Драгунова. Меткого стрелка собирались представить к ордену, но тот, скромно потупившись, лишь попросил: «Награду мне не надо. Вы мне лучше оставьте мою винтовку на память». Оптический прицел с оружия был отбит — в него попала пуля и срикошетила, что спасло бойцу жизнь. Кронштейн оптики отломился, но парень заверил: «На моём заводе приварят, как было!»

Задачу он задал непростую! Парень, безусловно, заслуживал поощрения, но было решительно непонятно, по какому закону можно было осуществить такое вручение. Начальник УВД Тульской области решил этот нетривиальный вопрос: было произведено списание винтовки, пришедшей в негодность, а затем её передали на завод для доработки и приведения в состояние для использования в качестве охотничьего оружия. Торжественное вручение состоялось по возвращении бойца из командировки.

Утром после боя Тульскому ОМОНу местные жители принесли свежеиспечённые лепёшки. Этот гостеприимный жест отражал отношение жителей Анди к происходящему.

Дух местных жителей, не принявших человеконенавистнические идеи лидеров террористов, ярко проявился спустя четыре года, во время вторжения исламистов в Дагестан. Население с оружием в руках вышло против крупного отряда численностью в 250 боевиков и не пропустило его через Анди.