— Какая повестка? Какая армия?

Декан Московского института электронного машиностроения удивлённо вертел в руках листок, который ему подал студент радиотехнического факультета Владимир Кретов.

— В нашем институте есть военная кафедра, вы имеете бронь. Сейчас я позвоню в военкомат, — он потянулся к телефонной трубке, но увидев глаза собеседника, остановился. Тот стал буквально умолять его:

— Не звоните, пожалуйста, я хочу служить в армии.

Это только один эпизод из биографии генерал-майора милиции Владимира Кретова — председателя Ассоциации ветеранов боевых действий органов внутренних дел и внутренних войск России, бывшего сотрудника ГУВД Москвы. В насыщенной необычными событиями жизни Владимира Николаевича есть отрезок, посвящённый службе в Демократической Республике Афганистан. В преддверии очередной даты  вывода советских войск из ДРА корреспондент газеты «Петровка, 38» попросил рассказать о тех двух годах.

— А отпустить в Афганистан вам также пришлось упрашивать руководство главка, как и декана?

— Да, пришлось. Когда с рапортом о командировке в ДРА я ступил на порог первого заместителя начальника ГУВД Мос-
квы генерала Сергея Александровича Купреева (он погиб в 1990 году в автомобильной катастрофе, земля ему пухом), то он здорово осерчал. Как раз из Кабула пришла весть, что советник Чистяков, с которым он работал в Бауманском райкоме партии, погиб. Говорит мне: «Что вы все туда рвётесь, рапортами забросали, а с кем я работать буду?!» Но потом успокоился и разрешил.

— Я посмотрел вашу биографию, и по нынешним нашим представлениям, вы были мажором — сыном крупного милицейского руководителя. Ваш отец занимал должность заместителя начальника Управления милиции на транспорте Москвы. И тем не менее вы и в армию ушли добровольно, и на войну сами попросились…

— Должен сказать, что ничего необычного не вижу. Мы тогда так жили, ответственно относились к своей Родине, к её обороне и защите. Примером являлся мой отец Николай Иосифович. В 1939 году он, работая на оборонном заводе и имея бронь, пошёл на войну. Прошёл финскую, Великую Отечественную. В 1944 году получил тяжёлое ранение и был направлен в госбезопасность, а затем в милицию.

Воевал на Волховском фронте. Бойцы этого фронта постоянно наносили удары по немцам, старались прорвать блокаду города на Неве. Сил было мало, все атаки, особенно в первое время, заканчивались большими потерями. Но воины Волховского фронта проявляли жертвенность, чтобы облегчить участь жителей Ленинграда.

— Это о таких, как ваш отец, поётся в «Волховской застольной»: «Выпьем за тех, / кто командовал ротами, / Кто умирал на снегу, / Кто в Ленинград пробирался болотами, / Горло ломая врагу!»

— Да, в этих боях отец был ранен. Он награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны I-й степени и другими боевыми наградами, в том числе медалью «За оборону Ленинграда».

— Но прежде чем повести речь об афганском периоде вашей жизни, расскажите, как вы пришли в правоохранительные органы?

— Вернувшись из армии, я окончил институт. Но, находясь в армии, я стал членом партии и получил партийное задание — возглавить комсомол факультета. В милицию же пришёл, как тогда говорили, по путёвке райкома партии. К тому времени, когда я написал рапорт о командировке в Афганистан, возглавлял политическую часть РУВД, был заместителем начальника РУВД Севастопольского района Москвы в звании майора милиции.

— А как произошёл отъезд в ДРА? Вас как-то готовили, прошли какие-нибудь курсы?

— Курсы были, но так случилось, что я на них не попал, — срочно был направлен в Кабул. А вообще, вы знаете, чем дольше ждёшь и чем больше желаешь, тем неожиданнее всё случается. Уезжал в очень непростое время: только родился младший сын, жене нужна помощь и поддержка — и вдруг известие: завтра срочно вылетаем! Супруга упаковала мне чемодан с наиболее необходимыми, как мы считали, вещами, и я отбыл в командировку.

— И куда вас занесла судьба?

— Судьба по маршруту Кабул — Кандагар — Калат отправила меня на самый юг «Сердца Азии» — так афганцы зовут свою родину. Я оказался в провинции Забуль, в забытом и Богом, и Аллахом месте. Здесь добывали уран, сюда на исправление кабульские власти отправляли преступников. Климат тяжелейший, жара неимоверная, постоянные проблемы с водой. Вскоре, как и все, пожелтел, заразился гепатитом.

В шести десятках километров от нашего жилья — Пакистан, который оказывал всяческую помощь вооружённой оппозиции. В годы моего пребывания в ДРА президентом Республики Афганистан уже был Мохаммад Наджибулла. Он пытался расширить поддержку правительства среди населения, инициировал политику «национального примирения», заявив о готовности создания коалиционного правительства с представителями моджахедов и отказа Народно-демократической партии Афганистана от монополии на власть. Кое-где это срабатывало, но население провинции Забуль резко отвергало его предложения и продолжало вести вооружённую борьбу против власти.

Кстати, в среде местных полевых командиров воевал мулла Мухаммед Омар, который в боях с «шурави» под Кандагаром был четыре раза ранен, потерял глаз. Он основал вооружённое формирование исламских фанатиков из учеников медресе и стал инициатором рождения нового движения, опирающегося на исламские идеи, которое впоследствии получило название талибан. Талибы теперь взяли власть в Афганистане.

— В качестве кого вы были направлены «за речку»?

— Мушавером (советником). В небольшом городе Калате, по нашим меркам ауле (семь-восемь тысяч населения), который являлся столицей провинции Забуль, было подразделение Царандоя (Министерства внутренних дел)ДРА. Здесь же, в Калате, размещалась наша оперативная группа МВД СССР, которая курировала местный Царандой. Было нас 12 человек.

Чем занимались части Царандоя, который по численности превосходил афганскую армию? Хотя он относился к Министерству внутренних дел Афганистана, но именно в то время главенствующую роль в их деятельности играли военные вопросы. Сотрудники Царандоя активно занимались обороной городов, сбором разведывательной информации о противнике, его планах, а также активно участвовали в операциях, проводимых частями 40-й армии и Вооружёнными силами ДРА. Царандой занимался охраной важных объектов, поддержанием порядка в населённых пунктах — забот хватало.

Но это как бы картина в масштабе всей страны. Что касается провинции Забуль, то здесь подразделения Царандоя совершали только локальные вылазки. Вооружённая оппозиция чувствовала себя здесь хозяином. Не было ночи, чтобы нас не обстреливали. В казарме не было ни одного окна, проёмы мы завешивали одеялами, и зимой, когда было холодно, комнаты грели буржуйками. Эти печки топились эвкалиптовыми деревьями, выделяющими особый, специфический запах. Когда я сейчас попадаю в парную и кто-то хочет меня удивить запахом эвкалиптового веника, я им отвечаю, что нанюхался его в Афганистане…

Должен сказать, что афганцы в общей массе относились к нам неплохо — наши люди по своей идеологии гуманисты. Мы много строили — дороги, мосты, больницы. Наши врачи лечили детей и женщин. Мы помогали по мере сил и времени в уборке урожая, делились своими продуктами. Но вот непримиримая оппозиция вела с нами войну.

Руководитель местного Царандоя пытался с ними как-то договориться, даже заключил соглашение, по которому представители душманов, как мы их называли, могли, естественно, без оружия, приходить в город. Они спускались с гор, появлялись на базаре, покупали продукты, фрукты, и мы видели, что противник у нас достойный — крепкие молодые афганцы. «Военное равновесие» длилось некоторое время, но потом звучало науськивание из-за границы, хозяева из Пакистана и США «требовали крови», и обстрелы начинались снова.

— А кроме Царандоя были ещё какие-то части…

— Основу гарнизона Калата составляла усиленная воздушно-десантная рота от гвардейского парашютно-десантного полка. Кроме штатного оружия у неё имелись установки залпового огня «Град», две 122-миллиметровые гаубицы Д-30, миномёты. В трудную минуту нам было чем ответить.

Кроме того, здесь стояли оперативные группы МВД, КГБ и ГРУ. Именно этот спецназ вёл активные боевые действия с незаконными вооружёнными формированиями, выходил на перехват караванов с оружием и наркотиками. Противник был хорошо вооружён, мотивирован, коварный и жестокий. Душманы хорошо знали местность, буквально заблокировали все дороги. Иногда связаться с Большой землёй мы могли только с помощью вертолётов. Если они не летали, то приходилось очень трудно.

Запомнился такой случай. Разведгруппа спецназа ГРУ выполняла очередное задание по перехвату и уничтожению каравана и была обнаружена противником, завязался тяжёлый бой. Командир роты ГРУ пошёл к вертолётчикам. Те при такой погоде не имели права взлетать, но, услышав звуки боя и поняв, что разведчики погибают, решили: лететь! Удалось спасти  нескольких разведчиков. Когда они сели, командир роты спецназа (мы ему дали кличку Рэмбо) увидел бегущего человека в нашем бушлате. Подумал, что кто-то из разведчиков уцелел и потерял ориентировку. Он опередил бежавшего, заглянул в лицо, а там — борода. Оказалось, этот бандит взял в качестве трофея куртку убитого спецназовца. Я спросил у командира спецназа, как закончилась эта встреча? Он ответил, что в ярости просто задушил этого душмана голыми руками.

— Вы служили и в другой провинции Афганистана?

— Да, вторая половина моей афганской командировки прошла в провинции Баглан, расположенной на севере-востоке Афганистана. Отряд Царандоя, в котором я работал советником, располагался в административном центре — городе Пули-Хумри. Это исторические места, здесь в своё время прошла непобедимая армия Александра Македонского, воевали Королевские боевые подразделения Великобритании.

В отличие от предыдущего региона, в котором жили в основном пуштуны, здесь большинство населения составляли таджики. Провинция являлась тогда основным производителем сахара из сахарной свёклы, которой были засеяны местные поля. Это производство наладили чешские специалисты ещё много лет назад. Лично мне впоследствии пришлось организовывать их вывод из Афганистана.

Мира и здесь не было. Руководители вооружённой оппозиции активно выступали против кабульского руководства. Постоянно приходилось вступать в диалог с полевыми командирами, старались заключить с ними мирные соглашения, чтобы обезопасить от нападения выводимые войска. 

Помню, приехали в селение, приступили к беседе. Главарь держится отчуждённо, на контакт не идёт. Переговоры продолжились, а я, уставший от напряжённой беседы, вышел на улицу. Меня обступили душманы, все вооружённые до зубов. Впрочем, настроены вполне миролюбиво. Завязалась беседа. Показываю на автомат одного из них и спрашиваю: хорошо ли он стреляет? Тот предлагает посоревноваться: кто попадёт в консервную банку, установленную на расстоянии метров пятидесяти. Он стреляет — промахивается. Я же, много лет занимавшийся стрельбой в спортивном обществе «Динамо», взял себя в руки, успокоился и первым выстрелом разнёс эту банку. Мой успех душманы приветствовали криком, все поздравили. Сразу как-то ушло отчуждение. На крики вышел главарь банды. Узнав причину, тоже улыбнулся и вернулся в дом. Как-то дальше пошло веселее, договорились — не нападать друг на друга.

В провинции Баглан важнейшей нашей задачей являлся поиск и освобождение пленных, захваченных душманами. Войска уже готовились к убытию в СССР, и нельзя было допустить, чтобы они остались в Афганистане. И мне удалось поучаствовать в спасении четырёх парней, оказавшихся в неволе.

— Сколько длилась командировка?

— Без малого два года.

— А отпуск был?

— Нет, не было. Вернулся в Москву в 1989 году. На аэродроме встречают родственники: отец, мама, жена с сыном. Младший сын уже подрос, но ко мне не идёт — боится, я в тельняшке, усатый, загорелый. Сынок, зову его, я твой папа. Не сразу он меня признал.

Жена открыла тот самый чемодан, который собирала в командировку, а в нём всё практически не тронуто. Как-то не пригодилось, я чемодан за всё время открывал пару раз. Она удивлённо спрашивает: ты где был? Объяснил, что всё: постельное белье, одежду, еду, — нам давали.

— Какие у вас награды?

— Орден Красной Звезды и от имени правительства Афганистана — орден «Звезда» I-й степени, медали.

— А на какую должность вернулись?

— После возвращения из Афганистана в том же 1989 году был назначен заместителем начальника Бабушкинского РУВД столицы.

— То есть практически вернулись на ту же ступеньку? Не учли вашей поездки в командировку?

— Учли, ещё как учли! Меня вскоре направили на учёбу — я стал слушателем 1-го факультета Академии управления МВД СССР. И это определило всю мою дальнейшую карьеру.

— Как по прошествии времён вы считаете: надо было вводить ограниченный контингент в Республику Афганистан? Или это был ошибочный шаг руководства СССР?

— Полагаю, что мы правильно поступили. Дело в том, что американцы там старались всячески укрепиться, и это было очень опасно для СССР. Я не великий стратег, не буду давать глобальных оценок, полагаю, что нужно было срочно укрепить в ДРА советнический аппарат, спецслужбы, а регулярные части выводить, свою задачу они выполнили. Именно части и соединения стали мишенью для оппозиции, армия же начала отвечать вооружёнными средствами. Всё это превратилось в затяжную войну…

— Что самое главное вам запомнилось с афганских событий?

— Запомнилось то мужество и смелость, которое проявляли наши солдаты и офицеры. Запомнилось чувство единства и даже братства, которым мы жили. Мы все готовы были помочь друг другу, подставить плечо, поддержать.

Как-то я в Кандагаре простудился, сильно заболел. Температура прыгнула до сорока градусов. Потерял сознание и в таком состоянии беспамятства находился несколько дней. Это произошло на базе спецназа ГРУ, где меня никто не знал. Тем не менее офицеры всё это время ухаживали за мной, можно сказать, выходили. У них даже сомнения не было, помогать или не помогать. Раз советский, значит, наш, значит, нужно поддержать!

Должен сказать, что жизнь моя состоит из трёх частей: до Афганистана, служба «за речкой» и после возвращения. Эти два афганских года — относительно малый отрезок моей биографии, но для меня самый важный…

Владимир ГАЛАЙКО, фото из архива Владимира КРЕТОВА