— Товарищ генерал, снайпер видит преступника и может его обезвредить!

Получив этот доклад от командира спецподразделения, заместитель начальника московского милицейского главка генерал Виктор ВАСИЛЬЕВ задумался. Ситуация непростая. Какой-то мужчина начал стрелять по улице из окна своей квартиры. К счастью, никого не задел. В считанные минуты выяснили, что он бывший офицер, от которого ушла жена. И вот в припадке отчаяния пошёл на такой безумный шаг.

— Спросите снайпера, что делает преступник?

— Пьёт спиртное из бутылки.

— Товарищ генерал, — торопил Васильева командир спецназа, — сейчас мы взорвём дверь, он дёрнется туда — и снайпер его «успокоит». Ждём команды…

— Пьёт, говоришь? Пусть пьёт! Значит так, выставить посты, чтобы в зону стреляющего никто не попал. Снайперу — наблюдать.

В тревожном ожидании прошло несколько минут. И вскоре снайпер доложил, что преступник уснул, бутылку и карабин выпустил из рук.

— Начинайте, — сказал генерал. — Только откройте тихо дверь…

В этом случае, произошедшем на юго-западе Москвы, весь мой сегодняшний собеседник генерал-лейтенант милиции Виктор Васильев — спокойный, расчётливый и гуманный страж закона.

—Виктор Петрович, с каким житейским багажом вы пришли в московскую милицию? Откуда вы родом?

— Я родился на северо-западе России, в Псковской области, в небольшой деревне Песчивке, расположенной в трёх километрах от районного центра — города Опочки. Отец мой Пётр Николаевич работал водителем, а мама Нина Григорьевна — воспитателем в детском саду. Родители мои пережили войну. Псковская область была оккупирована немцами, и мой отец вместе с другими односельчанами помогал партизанам. Немцы окружили деревню и всех её жителей, среди них были дедушка, бабушка и папа, вывезли в Германию и бросили в концлагерь Бухенвальд. Их освободили союзники. В нашей семье очень высоко ценились такие понятия, как любовь к Родине и готовность защищать её от врагов.

…Как все дети, я пошёл в школу. Мечтал стать лётчиком, но не получилось. В год моего выпуска в военный комиссариат не пришла разнарядка в авиационное училище. После некоторых раздумий решил поступать в Ленинградское высшее ордена Ленина Краснознамённое артиллерийское командное военное училище имени Красного Октября. Я увлекался математикой, физикой и полагал, что эти предметы пригодятся. Сдал экзамены, можно сказать, блестяще и довольно легко стал курсантом факультета артиллерийской разведки, это был привилегированный факультет. Четыре года учёбы пролетели, как один день. Училище я окончил с отличием и был оставлен в нём командиром курсантского взвода. Служить в училище было почётно — оно славилось боевыми традициями и высоким уровнем подготовки офицеров. Среди его выпускников — 49 Героев Советского Союза, 4 Героя Социалистического труда, 4 лауреата Государственной премии, 21 доктор наук и около 100 кандидатов наук!

Служба мне нравилась, я старался и вскоре был назначен командиром курсантской батареи. Но как-то меня вызвали военные контрразведчики и предложили службу в особом отделе.

— А вас влекли тайны спецслужб?

— Конечно, было интересно. Вспомните, как нас тогда воспитывали! Фильмы «Щит и меч», «Сотрудник ЧК», «Семнадцать мгновений весны». Романтика. Имелась, правда, боязнь — ничего не умею. Но меня успокоили — научим. Отправили на Высшие курсы военной контрразведки в Новосибирск, где я постигал азы чекистской науки.

— И где вам пришлось применять эти знания?

— Был направлен оперуполномоченным одного из особых отделов Ленинградского военного округа — поручили обеспечивать безопасность некоторых образовательных и научно-исследовательских военных учреждений. Среди них был Военно-медицинский архив и НИИ, который работал на защиту от оружия массового поражения. В нём трудились очень высокообразованные специалисты — академики, доктора наук. За границей к их работе был пристальный интерес. И нам удалось предотвратить похищение секретных материалов нашим потенциальным противником. В 1982 году меня наградили орденом Красной Звезды…

Потом я работал в контрольном секторе особого отдела ЛВО, побывал во многих командировках. А потом получил назначение в Печенгу — заместителем начальника особого отдела 131-й мотострелковой дивизии. Она размещалась буквально на границе с Норвегией, которая, как известно, является участницей блока НАТО. Было непросто: сложная оперативная обстановка, а также тяжёлый климат — длинные полярные ночи, отсутствие месяцами солнца, сильные морозы и бураны.

Но вскоре пришлось оказаться в совершенно противоположном климате. Я написал рапорт и был направлен в особый отдел 40-й армии, которая выполняла интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан.

— Сразу в самую жару!

— Оказался на юге Афганистана, в Кандагаре — втором по величине городе этой страны. Здесь размещалась 70-я гвардейская отдельная дважды Краснознаменная орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого мотострелковая бригада, которой командовал подполковник Павел Степанов. Я был назначен начальником особого отдела бригады. Кроме того, в сферу ответственности входили и некоторые другие части. В частности, 173-й отряд специального назначения ГРУ, который известен тем, что один из его офицеров — старший лейтенант Владимир Ковтун 5 января 1987 года сумел захватить американский «Стингер». Эти переносные зенитно-ракетные комплексы американцы тайно поставляли моджахедам, потом они были показаны на срочной пресс-конференции МИДа Афганистана как неопровержимое доказательство вмешательства США во внутренние дела страны. Ковтун уже в наши дни удостоен за тот подвиг звания Героя России.

Кандагар расположен у двух границ — пакистанской и иранской, и служба тут была очень напряжённой. Трудности были не только военного плана, но и, скажем, медико-санитарного. Так, подполковник Виктор Павлович Попов, которого я заменил в должности начальника особого отдела, переболел шесть раз — тифом, гепатитом и другими болезнями. Он был мужчиной высокого роста, а весил всего 46 килограммов, казалось, вот-вот ветром сдует.

— Вы тоже переболели?

— Нет.

— А как вам удалось этого избежать?

— Ну, во-первых, у меня оказалась хорошая иммунная система — спасибо родителям. Во-вторых, я очень берёгся, чай варил из верблюжьей колючки и зверобоя — целый мешок его привёз. А в-третьих, перед отъездом в Афганистан зашёл в Ленинграде в НИИ, который опекал, и его сотрудники мне подсказали, как себя вести в жарких афганских условиях, как утолять жажду, как обезвреживать воду и пользоваться имеющимися препаратами…

Я вначале возглавлял особый отдел бригады, а потом служил начальником 2-го отделения особого отдела 40-й армии. И опять это было связано с поездками по Афганистану, с осуществлением контроля и оказанием помощи особым отделам соединений и частей в проведении различных операций, направленных против спецслужб США, Великобритании, Пакистана, Ирана, Турции. Работы было много, она была и трудной, и опасной. Я высоко оцениваю действия наших солдат и офицеров в Афганистане, это были настоящие воины — мужественные, храбрые, умелые. Лично для меня командировка в Афганистан стала большой и нелёгкой школой жизни — только на войне можно познать сущность человеческой жизни. Я приобщился к великому фронтовому братству, и это приобщение настолько меня волнует, что каждый раз, встречаясь с боевыми друзьями, я еле сдерживаю слёзы…

— А в бою приходилось участвовать?

— Приходилось. 70-я бригада постоянно находилась в деле, она охраняла дорогу к Кандагару, выставляла через несколько километров посты (танк и взвод мотострелков), которые находились под прицелом душманов.

Помню, однажды в 20 метрах от меня мина взорвалась, осколки упали рядом. Несколько солдат были ранены, а мне, к счастью, повезло. Но холод смерти я почувствовал всей душой. И поблагодарил ещё раз свою бабушку Степаниду. Она, когда я ещё поступал в военное училище, надела на меня крестик — чтобы Господь меня хранил. Он, видимо, услышал бабушкины молитвы.

По результатам командировки меня наградили орденом Красной Звезды, а также афганским орденом.

— До какого года вы служители «за речкой»?

— В 1988 году первые шесть частей Ограниченного контингента были выведены в Советский Союз. Тогда и я получил направление в особый отдел ЛВО. Немного осмотрелся, отдохнул и с удивлением увидел, что в результате перестройки ни мы, воины-афганцы, ни наши дела руководителям разных уровней, которые нас туда направляли, не интересны. По сути, живите как хотите…

Вскоре получил направление в город Петрозаводск, был назначен заместителем начальника особого отдела 6-й общевойсковой Краснознамённой армии, штаб которой размещался здесь. Было, как говорят, «время поздней перестройки», и здесь мне вместе со своими товарищами пришлось пережить трагедию распада Советского Союза.

— Виктор Петрович, известно, как переживали этот непростой момент ваши коллеги в Москве — они находились в здании на Лубянке и наблюдали в окна, как толпа сносит памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. А что в это время происходило в провинциальном Петрозаводске?

— Особый отдел 6-й армии размещался в здании Комитета государственной безопасности Карельской АССР, в котором военные контрразведчики занимали один этаж. И это здание также окружала толпа людей, которые готовы были его штурмовать, много было антисоциального элемента, управляемого опытными кукловодами из-за рубежа. Что мы делали? Мы уже знали на примере захватов зданий Министерства государственной безопасности Германской Демократической Республики (неофициально называли Штази), что происходит в такой ситуации. Будут охотиться за нашими агентами. Поэтому пока толпа бесновалась, мы уничтожали списки нашей агентуры. К счастью, до «горячих событий» — до захватов и штурмов дело не дошло.

— Вы оказались безработным полковником КГБ?

— Нет. Уже весной 1992 года началось создание Федеральной службы налоговой полиции Российской Федерации. Меня прикомандировали к Управлению налоговых расследований при Государственной налоговой инспекции по Ленинградской области, и через некоторое время я был назначен начальником отдела собственной безопасности. Я год проработал в этой должности и уже был назначен заместителем начальника Управления налоговой полиции по Ленинградской области.

(Окончание следует)

Владимир ГАЛАЙКО,

фото из архива семьи ВАСИЛЬЕВЫХ