Последний генерал Советского Союза
В апреле 2018 года исполняется 55 лет со дня образования следственного аппарата в системе органов внутренних дел страны.27 июня 1963 года начальник Управления охраны общественного порядка (УООП) Мосгорисполкома Николай Сизов издал приказ № 071 «О структуре следственного аппарата УООП города Москвы». Этим документом объявлялось о создании Следственного управления, в состав которого вошли четыре отдела: контрольно-методический, по расследованию хозяйственных преступлений, по расследованию преступлений, учитываемых по линии уголовного розыска, по расследованию дорожно-транспортных преступлений, а также 17 следственных отделов по расследованию преступлений, совершённых на территории районов, и отделение по расследованию преступлений, совершённых на речном транспорте.
О том, как создавалось Главное следственное управление, о его истории и громких делах, расследованных московскими следователями, вспоминает бывший руководитель СУ ГУВД г. Москвы генерал-майор юстиции Виктор ДОВЖУК.
–В каком году вы пришли в Следственное управление?
— В уже далёком 1968 году. Вновь образованному следственному аппарату шёл пятый год. Начальником СУ тогда являлся бывший старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР Александр Третьяченко. Его заместителями — бывший начальник отдела дознания Управления охраны общественного порядка Москвы Евгений Поляков и бывший прокурор Бауманского района Иван Поташов.
— Как складывался ваш жизненный путь?
— Я родился в 1939 году на Украине, на юге Киевской области, потом эти места отошли к сформированной в 1954 году Черкасской области. Село наше расположено в Тальновском районе и называется Павловка Первая.
Мои родители — крестьяне. Отца своего я не помню, он погиб на войне. И вся тяжесть воспитания меня и моей старшей сестры легла на маму — Ирину Семёновну. Благодаря маме мы выжили. Детство моё было босоногое и голодное в буквальном понимании этих слов, тем не менее мы росли жизнерадостными и оптимистами.
Мне нравилось учиться. С большой теплотой вспоминаю свою первую учительницу Валентину Ивановну, к нам она относилась, как к родным детям. Школу я окончил с отличными и хорошими отметками, был пионерским и комсомольским активистом.
У меня родилась мечта — стать юристом, и я поехал поступать во Львов на юридический факультет местного университета. Время оказалось неудачным: как раз Хрущёв начал сокращение армии и увольняющимся офицерам были предоставлены льготы при поступлении в вузы. Я не прошёл по конкурсу.
Вернулся в деревню и неожиданно получил предложение возглавить в нашем колхозе «Серп и молот» полеводческую комсомольско-молодёжную бригаду. Бригадирами у нас работали матёрые мужики, было немного страшновато — справлюсь ли я? Согласился, и в моём подчинении оказались около восьмидесяти женщин и дюжина мужиков, которыми я руководил год и три месяца. Поработали мы неплохо, нашу бригаду и лично меня заметили, узнали в районе и области. Я немного ума-разума набрался, уже прочувствовал вкус хлеборобского труда и, наверное, так бы и остался в деревне, если бы не пришло время призыва в армию.
Попал я служить в Москву, в элитную воинскую часть — полк охраны Министерства обороны СССР. В самом полку было ещё одно привилегированное подразделение — батальон, охранявший Главный штаб Военно-морского флота СССР. Мы располагались в Тушино и носили военно-морскую форму. После учебки меня зачислили в школу сержантского (у нас, моряков, старшинского) состава, которая располагалась в подмосковной Малаховке. Закончил с отличием, и мне предоставили отпуск. Красота! Представьте, как вздрогнуло село, когда я весь такой военно-морской, приехал на побывку — первый парень на деревне.
Тогда служили три года, и, чтобы не терять лишний год, разрешали учиться в вузах. Я вспомнил о своей мечте и поступил во Всесоюзный юридический заочный институт. Но потом надо было решать, как быть дальше: возвращаться на Украину, а это значило ставить крест на учёбе или искать место в Москве. Решил остаться, пошёл на стройку. Стал кровельщиком, строил московские пятиэтажки. Не скрою, работать и учиться было трудно, но молодость и желание воплотить свою мечту помогали преодолевать все препятствия.
— А как вы попали в милицию и где начинали свою службу?
— После окончания второго курса нас предупредили: пора начинать работать по специальности. Со мной обучался участковый из 6-го отделения милиции Фрунзенского РУВД. Он и предложил идти служить в милицию. Прошёл собеседование, проверку, и в 1963 году меня зачислили участковым инспектором в это же самое 6-е отделение.
— Это был трудный участок?
— Непростой. Начало службы в 15.00, окончание — 24.00. Спать ложился в 2.00. Утром проснулся — в отделение. Выходной — один в неделю. Это был район Старого Арбата, большинство квартир коммунальные.
Когда защитил диплом, мне предложили стать следователем, я согласился, через полгода появилась вакансия во Фрунзенском РУВД. И тут меня пригласил на собеседование начальник СУ Третьяченко. Александр Михайлович минут двадцать со мною беседовал, очень интеллигентно, обстоятельно, во всё вникал, обо всём расспрашивал.
— А откуда у высокого руководителя такой интерес к новичку?
— Я вначале тоже растерялся от такой высокой чести и лишь позже догадался, в чём тут дело. Всё просто: в Следственном управлении долгое время не обновлялись кадры. Я был первым из нового пополнения. Поэтому Александр Михайлович так пристально изучал, кто же к ним пришёл работать. Собеседование я успешно прошёл и был назначен следователем Фрунзенского РУВД. Вскоре наше 6-е отделение ушло из Фрунзенского в Ленинское РУВД.
— Какие впечатления остались от начала службы в СУ?
— Запомнился высокий уровень подготовки сотрудников — компетентность, ответственность, требовательность. Господь мне, молодому и неопытному следователю, послал помощь в лице Анны Князевой. Анна Ивановна и такие, как она женщины-следователи — это целая эпоха в истории московской милиции. Она, как и многие девчонки, в 1941 году пришла служить в милицию — заменить тех, кто ушёл на фронт. Вначале стояла на посту, закончила школу милиции и стала дознавателем, а потом следователем. Как она работала! Когда совершалось преступление, каждый дежурный, участковый, сотрудник уголовного розыска сам знал, что делать. За годы совместной деятельности они понимали друг друга с полуслова. За два-три дня все необходимые действия были выполнены, оставалось только получить ответы на запросы. Я учился у неё — будто ещё один вуз закончил.
Но через полгода меня перевели в следственный отдел РУВД на расследование экономических преступлений. Здесь я проработал два с половиною года. Основные преступления тогда были — хищения, в самом широком понимании этого слова: в магазине, на почте, заводе, фабрике. Подобные дела сложнее в расследовании, чем общеуголовные, требуют хорошего знания экономических процессов.
В качестве примера могу привести дело института Роспроект. Эта организация проектировала кирпичные, пивоваренные, хлебобулочные заводы и другие предприятия для сельской потребкооперации. Группа во главе с главным инженером проекта стали работать как бы в частном порядке. Заказы выполняли от имени института, а деньги клали в собственный карман. Несмотря на кажущуюся очевидность преступления, следствие оказалось не таким уж и простым. Часть объектов была уже построена по подложным документам, часть строилась. Некоторые документы находились в состоянии проектирования. Следовательно, нужно было назначить и провести целый комплекс экспертиз и исследований, изучить проектно-сметное и строительное дело, нормативную базу.
Дело получилось столь громкое, что когда к нам в следственный отдел РУВД на подведение итогов работы за квартал прибыл начальник СУ Борис Скорин, он отметил мою работу. Конечно, было приятно, но заслуги начальника следственного отдела Сергея Левашова и его заместителя Генриха Гензеля были не менее значимы — они меня учили, помогали советом.
На следующий день прозвучал телефонный звонок — это была начальник 2-го отдела СУ Александра Романова, которая обратилась по-простому: «Витя, ты чем так удивил Бориса Кузьмича, что он предложил мне взять тебя в мой отдел?»
Во 2-ом отделе я проработал четыре года следователем, а потом года два — заместителем начальника. Кстати, тут, до меня ещё, работал один из братьев Вайнеров — Аркадий, который детективами прославился.
— А когда у вас появилась так называемая «следовательская уверенность»?
— Работа во 2-ом отделе оказалась для меня своеобразной академией, в которой моими наставниками были Николай Формальнов и Валентин Хорст. За эти годы приходилось участвовать в расследовании очень громких преступлений. Это воровство на Смоленской ювелирной фабрике «Кристалл», на почте, при строительстве, хищение плодоовощной продукции, которые самые сложные для расследования. Интересное дело было о воровстве золота на Московском монетном дворе Гознака.
История началась с того, что некий мужчина, заслуженный человек, орденоносец, вышел на пенсию и пошёл работать охранником на Монетный двор. Он как-то обратился к дантисту с просьбой поставить золотые зубы. Тот пожаловался на проблемы с драгметаллом, но охранник ответил, что у него есть золото. Принёс и показал пластинку золотого металла, который обычно используют на Монетном дворе. Всё это стало известно работникам ОБХСС. Его арестовали на работе, старались взять с поличным. Но при нём ничего не оказалось. Однако экспертиза показала, что на его носовом платке есть микроскопические остатки золота, какие-то сотые доли процента.
Стали спрашивать: откуда? Ответ: вы же знаете, где я работаю, выпал в цеху платок, остался след. Решили ехать к нему домой. Провели обыск, ничего не нашли. Привезли какой-то аппарат, который должен среагировать на золотой металл — он зазвенел в одном углу. Мы быстренько этот угол отколупали — ничего, впоследствии оказалось, что прибор очень несовершенен. Уже два часа ночи, пошёл третий. Он сидит посредине комнаты и бубнит: ничего не брал, ничего не брал. Его обсели оперативники и все громко твердят: признавайся, тебе ничего не будет. Я тоже периодически подключаюсь, но, в отличие от них, говорю: признавайся, суд это учтёт как смягчающее обстоятельство. Вот так «подискутировали» ещё часок, и уже в предутреннее время подозреваемый сказал: я буду только с Довжуком говорить. В личной беседе сказал, что его все обманывают, кроме меня, а он знает, что за свои деяния должен отвечать.
Он сообщил, что золото находится в коммунальной квартире у сожительницы. Объяснил: при входе стоят детские сапожки, вот в одном из них и лежит золото.
Мы выезжаем, обувь находим — золота нет! Начинаем беседовать, и часа через три эта женщина рассказала: она, дескать, поехала к мужу на работу и там каким-то образом узнала, что его забрали в милицию. Она быстро вернулась домой, взяла золото и из форточки на кухне выбросила его во двор. На улице — снега по пояс, оперативники начинают внимательно «просеивать» его и наконец находят золото — россыпью! Больше килограмма!
(Продолжение следует.)
Вопросы задавал
Владимир ГАЛАЙКО
О том, как создавалось Главное следственное управление, о его истории и громких делах, расследованных московскими следователями, вспоминает бывший руководитель СУ ГУВД г. Москвы генерал-майор юстиции Виктор ДОВЖУК.–В каком году вы пришли в Следственное управление?
— В уже далёком 1968 году. Вновь образованному следственному аппарату шёл пятый год. Начальником СУ тогда являлся бывший старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР Александр Третьяченко. Его заместителями — бывший начальник отдела дознания Управления охраны общественного порядка Москвы Евгений Поляков и бывший прокурор Бауманского района Иван Поташов.
— Как складывался ваш жизненный путь?
— Я родился в 1939 году на Украине, на юге Киевской области, потом эти места отошли к сформированной в 1954 году Черкасской области. Село наше расположено в Тальновском районе и называется Павловка Первая.
 |
| Виктор Довжук во время срочной службы на флоте |
Мне нравилось учиться. С большой теплотой вспоминаю свою первую учительницу Валентину Ивановну, к нам она относилась, как к родным детям. Школу я окончил с отличными и хорошими отметками, был пионерским и комсомольским активистом.
У меня родилась мечта — стать юристом, и я поехал поступать во Львов на юридический факультет местного университета. Время оказалось неудачным: как раз Хрущёв начал сокращение армии и увольняющимся офицерам были предоставлены льготы при поступлении в вузы. Я не прошёл по конкурсу.
Вернулся в деревню и неожиданно получил предложение возглавить в нашем колхозе «Серп и молот» полеводческую комсомольско-молодёжную бригаду. Бригадирами у нас работали матёрые мужики, было немного страшновато — справлюсь ли я? Согласился, и в моём подчинении оказались около восьмидесяти женщин и дюжина мужиков, которыми я руководил год и три месяца. Поработали мы неплохо, нашу бригаду и лично меня заметили, узнали в районе и области. Я немного ума-разума набрался, уже прочувствовал вкус хлеборобского труда и, наверное, так бы и остался в деревне, если бы не пришло время призыва в армию.
Попал я служить в Москву, в элитную воинскую часть — полк охраны Министерства обороны СССР. В самом полку было ещё одно привилегированное подразделение — батальон, охранявший Главный штаб Военно-морского флота СССР. Мы располагались в Тушино и носили военно-морскую форму. После учебки меня зачислили в школу сержантского (у нас, моряков, старшинского) состава, которая располагалась в подмосковной Малаховке. Закончил с отличием, и мне предоставили отпуск. Красота! Представьте, как вздрогнуло село, когда я весь такой военно-морской, приехал на побывку — первый парень на деревне.
Тогда служили три года, и, чтобы не терять лишний год, разрешали учиться в вузах. Я вспомнил о своей мечте и поступил во Всесоюзный юридический заочный институт. Но потом надо было решать, как быть дальше: возвращаться на Украину, а это значило ставить крест на учёбе или искать место в Москве. Решил остаться, пошёл на стройку. Стал кровельщиком, строил московские пятиэтажки. Не скрою, работать и учиться было трудно, но молодость и желание воплотить свою мечту помогали преодолевать все препятствия.
— А как вы попали в милицию и где начинали свою службу?
— После окончания второго курса нас предупредили: пора начинать работать по специальности. Со мной обучался участковый из 6-го отделения милиции Фрунзенского РУВД. Он и предложил идти служить в милицию. Прошёл собеседование, проверку, и в 1963 году меня зачислили участковым инспектором в это же самое 6-е отделение.
— Это был трудный участок?
— Непростой. Начало службы в 15.00, окончание — 24.00. Спать ложился в 2.00. Утром проснулся — в отделение. Выходной — один в неделю. Это был район Старого Арбата, большинство квартир коммунальные.
Когда защитил диплом, мне предложили стать следователем, я согласился, через полгода появилась вакансия во Фрунзенском РУВД. И тут меня пригласил на собеседование начальник СУ Третьяченко. Александр Михайлович минут двадцать со мною беседовал, очень интеллигентно, обстоятельно, во всё вникал, обо всём расспрашивал.
— А откуда у высокого руководителя такой интерес к новичку?
— Я вначале тоже растерялся от такой высокой чести и лишь позже догадался, в чём тут дело. Всё просто: в Следственном управлении долгое время не обновлялись кадры. Я был первым из нового пополнения. Поэтому Александр Михайлович так пристально изучал, кто же к ним пришёл работать. Собеседование я успешно прошёл и был назначен следователем Фрунзенского РУВД. Вскоре наше 6-е отделение ушло из Фрунзенского в Ленинское РУВД.
— Какие впечатления остались от начала службы в СУ?
— Запомнился высокий уровень подготовки сотрудников — компетентность, ответственность, требовательность. Господь мне, молодому и неопытному следователю, послал помощь в лице Анны Князевой. Анна Ивановна и такие, как она женщины-следователи — это целая эпоха в истории московской милиции. Она, как и многие девчонки, в 1941 году пришла служить в милицию — заменить тех, кто ушёл на фронт. Вначале стояла на посту, закончила школу милиции и стала дознавателем, а потом следователем. Как она работала! Когда совершалось преступление, каждый дежурный, участковый, сотрудник уголовного розыска сам знал, что делать. За годы совместной деятельности они понимали друг друга с полуслова. За два-три дня все необходимые действия были выполнены, оставалось только получить ответы на запросы. Я учился у неё — будто ещё один вуз закончил.
Но через полгода меня перевели в следственный отдел РУВД на расследование экономических преступлений. Здесь я проработал два с половиною года. Основные преступления тогда были — хищения, в самом широком понимании этого слова: в магазине, на почте, заводе, фабрике. Подобные дела сложнее в расследовании, чем общеуголовные, требуют хорошего знания экономических процессов.
В качестве примера могу привести дело института Роспроект. Эта организация проектировала кирпичные, пивоваренные, хлебобулочные заводы и другие предприятия для сельской потребкооперации. Группа во главе с главным инженером проекта стали работать как бы в частном порядке. Заказы выполняли от имени института, а деньги клали в собственный карман. Несмотря на кажущуюся очевидность преступления, следствие оказалось не таким уж и простым. Часть объектов была уже построена по подложным документам, часть строилась. Некоторые документы находились в состоянии проектирования. Следовательно, нужно было назначить и провести целый комплекс экспертиз и исследований, изучить проектно-сметное и строительное дело, нормативную базу.
Дело получилось столь громкое, что когда к нам в следственный отдел РУВД на подведение итогов работы за квартал прибыл начальник СУ Борис Скорин, он отметил мою работу. Конечно, было приятно, но заслуги начальника следственного отдела Сергея Левашова и его заместителя Генриха Гензеля были не менее значимы — они меня учили, помогали советом.
На следующий день прозвучал телефонный звонок — это была начальник 2-го отдела СУ Александра Романова, которая обратилась по-простому: «Витя, ты чем так удивил Бориса Кузьмича, что он предложил мне взять тебя в мой отдел?»
Во 2-ом отделе я проработал четыре года следователем, а потом года два — заместителем начальника. Кстати, тут, до меня ещё, работал один из братьев Вайнеров — Аркадий, который детективами прославился.
— А когда у вас появилась так называемая «следовательская уверенность»?
— Работа во 2-ом отделе оказалась для меня своеобразной академией, в которой моими наставниками были Николай Формальнов и Валентин Хорст. За эти годы приходилось участвовать в расследовании очень громких преступлений. Это воровство на Смоленской ювелирной фабрике «Кристалл», на почте, при строительстве, хищение плодоовощной продукции, которые самые сложные для расследования. Интересное дело было о воровстве золота на Московском монетном дворе Гознака.
История началась с того, что некий мужчина, заслуженный человек, орденоносец, вышел на пенсию и пошёл работать охранником на Монетный двор. Он как-то обратился к дантисту с просьбой поставить золотые зубы. Тот пожаловался на проблемы с драгметаллом, но охранник ответил, что у него есть золото. Принёс и показал пластинку золотого металла, который обычно используют на Монетном дворе. Всё это стало известно работникам ОБХСС. Его арестовали на работе, старались взять с поличным. Но при нём ничего не оказалось. Однако экспертиза показала, что на его носовом платке есть микроскопические остатки золота, какие-то сотые доли процента.
Стали спрашивать: откуда? Ответ: вы же знаете, где я работаю, выпал в цеху платок, остался след. Решили ехать к нему домой. Провели обыск, ничего не нашли. Привезли какой-то аппарат, который должен среагировать на золотой металл — он зазвенел в одном углу. Мы быстренько этот угол отколупали — ничего, впоследствии оказалось, что прибор очень несовершенен. Уже два часа ночи, пошёл третий. Он сидит посредине комнаты и бубнит: ничего не брал, ничего не брал. Его обсели оперативники и все громко твердят: признавайся, тебе ничего не будет. Я тоже периодически подключаюсь, но, в отличие от них, говорю: признавайся, суд это учтёт как смягчающее обстоятельство. Вот так «подискутировали» ещё часок, и уже в предутреннее время подозреваемый сказал: я буду только с Довжуком говорить. В личной беседе сказал, что его все обманывают, кроме меня, а он знает, что за свои деяния должен отвечать.
Он сообщил, что золото находится в коммунальной квартире у сожительницы. Объяснил: при входе стоят детские сапожки, вот в одном из них и лежит золото.
Мы выезжаем, обувь находим — золота нет! Начинаем беседовать, и часа через три эта женщина рассказала: она, дескать, поехала к мужу на работу и там каким-то образом узнала, что его забрали в милицию. Она быстро вернулась домой, взяла золото и из форточки на кухне выбросила его во двор. На улице — снега по пояс, оперативники начинают внимательно «просеивать» его и наконец находят золото — россыпью! Больше килограмма!
(Продолжение следует.)
Вопросы задавал
Владимир ГАЛАЙКО