Всехсвятский мост (Большой каменный)

Сколько бы мы не совершали прогулок по старой Москве, самая замечательная и дорогая — в Московский Кремль. К нему всегда прикованы взгляды русского народа, а ныне и властителей всего мира. Его стены, бойницы, башни и главы храмов источают свет вековых преданий, трудовой славы и подвигов нынешней Руси.

Мы, россияне, знаем, любим и ценим свой Кремль. Но давайте заглянем вглубь веков, обойдём седовласый кремлёвский холм, сверкающий куполами величавых храмов, и, может быть, могущественная, державная красота раскроется в разнообразных чертах и подробностях так, что мы удивлённо разведём руками: «Боже, как ещё много «белых пятен»! Как можно было жить в столице (или приезжать в неё) и этого не знать?»

Прогулка по Московскому Кремлю тем более уместна в предновогодние дни, когда русские люди надеются на перемены к лучшему в грядущем году.

Когда и как основан Кремль? Древние летописи хранят сведения, что суздальский князь Юрий Владимирович (приблизительно 1090— 1157), сын Владимира Монамаха, прозванный Долгоруким за свои стремления захватывать чужие земли, приказал построить крепость у слияния двух рек — Москвы и Неглинной, — и скромная усадьба его превратилась в столичную крепость. Но что здесь было до него?

Кремль, 1147 год

Вслушаемся в сладостное наименование одной из башен современного Кремля — Боровицкая. В слове «бор» — стозвонный шум сосен, запах хвои, янтарные подтёки на стволах, шелест лесного ручья… При впадении Неглинной в реку Москву возвышался живописный холм, поросший лесом. Не было ещё кремлёвских винно-кирпичных кладов. На месте Манежа и Университета мирно паслись лоси. Медведи шли на водопой по берегу Неглинной от нынешнего Кузнецкого моста к Александровскому саду, когда облюбовал это место Юрий Долгая Рука для сооружения маленькой деревянной крепости на далёкой лесной окраине Суздальского княжества. Место было водное, лесное, рыбное, охотничье, медовое… Перекрёсток речных и конных дорог.

Шли годы, десятилетия, столетия… Крепость горела, отстраивалась заново, укреплялась. Кремлём она стала зваться скорее всего уже при князе московском Данииле, сыне Александра Невского, который правил с 1282 по 1303 год.

Что значит слово «кремль»? Споров об этом немало. Впервые оно упоминается в Софийской летописи 1445 года в смысле — крепость внутри города. Но издавна в языке бытовало слово «кремль» — часть засеки, где растёт лучший строевой лес. «Кремлёвский» значило — крепкий, прочный. Когда говорили — «кремлёвская стена», то имели в виду самое стройное дерево, без единого изъяна.

Гоголь восхищался богатством народной речи, её мудростью и живописностью, заметил, что в ней иное название дороже самой вещи. Строен шатёр Боровицких проездных ворот — древнейший въезд в крепость. Какое красивое название! Это память об основании Москвы. В старину это понимали. Задумал однажды царь Алексей Михайлович переименовать ворота, но царский указ не возымел действия — никто в Москве не стал называть ворота Предтеченскими, как было определено. Даже всегда послушные дьяки — лица, ведавшие делами в боярской думе и приказах, — упорно писали в бумагах «Боровицкие ворота». Так и сохранилось до нас старое название, звучащее ныне как поэма о дремучем боре на холме, о сосновом лесе, в котором селились охотники, рыбари, пахари, бортники, ремесленники — первые москвичи.

Существовал обычай проходить в Кремль через Спасские ворота с обнажённой головой. Нарушителя-зеваку или несмышлёного приезжего город наказывал немедленно, заставляя пятьдесят раз поклониться башне. В начале позапрошлого века английский путешественник Эдвард Даниэл Кларк издал книгу, в которой приводится следующий эпизод. Узнав, что перед Спасскими воротами надо снимать шапку, он решил пройти в Кремль в головном уборе. Кларка окликнул часовой, но путешественник сделал вид, что его не понимает. Впрочем, предоставим слово Кларку, пишущему о себе в третьем лице: «Повстречался ему крестьянин, идущий с непокрытой головой, увидев его в шапке, с громким негодованием собрал часовых и народ. Те, схватив его, очень быстро научили, как в будущем проходить Ворота».

Спасская — олицетворение Кремля и всей Москвы. Летопись отметила, что через этот парадный ход (при особо торжественных церемониях его устилали бархатом) возвратился из Новгорода Иван III, неутомимый строитель Кремля и собиратель земель. Его появление под сводами башни знаменовало вхождение Новгорода в Московию. Здесь же прошёл Иван Грозный после падения Казани. Ворота помнят тех, чьи имена срослись с Кремлём. Галерею государственных лиц — от Минина и Пожарского до Михаила Фрунзе и советских маршалов, победивших в 1945 году. Ворота помнят Андрея Рублёва, Михаила Ломоносова, Пушкина, Есенина… Список может быть продолжен до бесконечности. Башня помнит и ханских баскаков, явившихся за данью, и Лжедмитрия с Мариной Мнишек. Хроника Спасской башни звучит как увлекательный исторический роман.

В белокаменном Кремле Дмитрия Донского были железные Фроловские ворота (Спасскими их стали называть гораздо позднее). Как они выглядели, мы может лишь догадываться, но сохранилась одна деталь: на воротах стояли две фигуры, которые «резал на камне» Василий Ермолин, современник Ивана III. Одна изображала Дмитрия Солунского, покровителя великого князя, а другая — герб города Москвы, всадника («ездеца», как тогда говорили), которого гораздо позднее стали отождествлять с Георгием Победоносцем.

Надо сказать, что Василий Ермолин был звездой первой величины, его имя сроднилось с наиболее ценными творениями зодчества и каменной скульптуры, в том числе с Фроловской стрельницей и кремлёвскими стенами. Богатый купец, он возглавлял артель каменщиков, обновлявших Кремль. Художник, зодчий, ваятель, реставратор, он был заказчиком летописи, названной его именем. Немногие из посадских людей XV столетия воплотили в себе такую титаническую энергию, творческие силы.

Москва времён Ивана III была достаточно именита и богата, чтобы приглашать итальянских зодчих, слывших и являвшихся на самом деле лучшими строителями Европы. До сих пор сохранилась надпись на русском и латинском языках, вырезанная в камне над аркой главных ворот Кремля: «Иоанн Васильевич, божьей милостью великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Тверской, Псковский, Вятский Угорский, Пермский, Болгарский и иных и сея России государь, в лето 30 государствования своего сии башни велел построить, а делал Пётр Антоний Солари, медиеленец (миланец — авт.), в лето от воплощения господня 1491».

Пьетро Антонио Солари — его летописцы уважительно величали архитектором — много потрудился над созданием обновлённого Кремля. Он возводил стену от площади до Неглинной, поставил башни у Боровицких и Константино-Еленинских стрельниц, а также вместе с Марком Руффо — Николинскую и Собакину (сейчас её именуют Арсенальной) башни.

Пётр Первый, любивший новшества, заказал башенные часы в Голландии, «притом с колокольною игрою и танцами, против манера (по подобию — авт.), каковы в Амстердаме».

Вскоре Москва стала свидетельницей странного (и, может быть, единственного подобного в нашей истории) поединка. Александр Меншиков, сын придворного конюха, возвысившийся при Петре и ставший генералиссимусом, задумал соперничать с самим Петром и превзойти его. Произошёл эпизод, оставивший след в памяти города. Возле своего подворья, на месте обветшалой церкви, что у поганого пруда, Меншиков приказал возвести огромный каменный храм. Пруд расчистили и стали именовать Чистым, а над храмом возвели огромный шпиль из дерева, превосходивший высотою колокольню Ивана Великого.

Так появилась Меншикова башня, которую прозвали сестрою Ивана Великого. Но на этом «полудержавный властелин», как назвал Пушкин Меншикова, не успокоился. Меншикова башня должна была затмить и Спасскую башню. Александр Данилович за сказочную сумму купил в Лондоне часы-куранты, которые установили на храме. Часы отбивали час, полчаса и четверти — такого не было даже в Кремле. Торжество бывшего бомбардира Преображенского полка было полным, но кратковременным. Молния срубила шпиль, век часов тоже оказался недолог, они были разобраны и свезены на Пушечный двор.

Беда угрожала Спасской башне, как и всему Кремлю, в 1812 году. Наполеон хотел оставить на приречном холме лишь груду взорванных камней. К счастью, адский замысел не удалось осуществить. Очевидцы считали: Спасская не взлетела в воздух только потому, что пламя горевшего шнура было погашено проливным дождём — стояла оттепель.

Все кремлёвские строения хороши по-своему. Слава угловой Арсенальной башни воинская, богатырская и ключевая. В стрельнице издавна находился колодец, питавший Кремль родниковой водой. Когда её заложили в 1492 году, то летопись отметила, что появилась «стрельница новая над Неглинной с тайником». Тайник — это ключ, бьющий из-под земли. Когда приходила осадная пора, не было заботы, где взять воду. Родниковые струи не иссякают и сейчас, вода в них играет, как и пятьсот лет назад.

Ещё очень много тайн несут в себе через века кремлёвские башни, и рассказать о каждой их них в рамках газетной рубрики не представляется возможным. Каждая из двадцати башен Кремля — это история России. Так берегите счастливый час и приходите в Кремль. Вход открыт всем.

Эдуард ПОПОВ, иллюстрации из открытых источников