ЕЁ ЗВАЛИ АТАМАНША
 |
| Александр Лукашенко |
Статьи в категории: Легенды МУРа
БУХЕНВАЛЬДСКИЙ УПЫРЬ
Эта история была настолько жуткой, что даже в эпоху горбачёвской «гласности» о ней запретили сообщать в средствах массовой информации.
ТАЙНА ПРОПАВШЕГО ТАПОЧКА
Мария уже неделю не могла дозвониться до сестры. Телефон Люды не отвечал, и это было очень странным, потому что они постоянно общались, перезванивались, отправляли друг другу посылки. И Мария почувствовала сердцем: случилась беда. Она отпросилась с работы и ближайшим рейсом вылетела в Москву.
ТАЙНА ЗОЛОТОГО ПРОТЕЗА
Из личного дела:В январе 1979 года Владимир Будкин, отслужив два года на линейной заставе в пограничных войсках, решил связать свою судьбу с милицией.
ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДЛЯ ВОЗМЕЗДИЯ
3 декабря 1996 года в 12.10 в Дежурную часть ГУВД Москвы поступило чрезвычайное сообщение: по проезду Завода «Серп и молот», у дома № 6 расстрелян экипаж ГНР.
Тайна шкафа № 13
Легенды МУРа5 августа 1992 года на улице Полбина, дом 21, было совершено небывалое по своей дерзости и жестокости преступление.
Как вырвали корни «Голубой орхидее»
 |
| Слева направо: Игорь Губанов, Алексей Дроздов, Эдуард Лапатик, сотрудник Таможенной службы США Маршал Хигер, Сергей Соколов после вручения медалей Таможенной службы США «За лучшее расследование». Вашингтон, 2001 год |
Династия Сунцовых на службе Отечеству
(Окончание. Начало в № 3.)
Однажды Сунцову пришлось за очень короткий срок внедриться в преступную группу для того, чтобы раскрыть грабёж, который был совершён на Астраханской улице. Там был магазин «Берёзка», в котором продавали первые дефицитные телевизоры «Сони».
Династия Сунцовых на службе Отечеству
 |
| Михаил Сунцов |
Шаболовский душегуб
Схватить 55-летнего извозчика Василия Комарова-Петрова — «человека-машину», проживавшего в доме № 26 по улице Шаболовке, московским стражам правопорядка довелось лишь с повторной попытки.
ДРУЖБА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ
Вячеслав Владимирович Ильин всегда был рядом, когда кому-то очень нужна была его помощь. Когда он ушёл навсегда, то он всё же остался — в благодарной памяти друзей, коллег, всех, для кого служил примером беззаветной преданности работе сыщика.
Борьба с преступностью — линия фронта
(Продолжение. Начало в № 36.)Генерал-лейтенант милиции, доктор юридических наук, профессор Александр Иванович Гуров в своём выступлении на занятиях Школы оперативного мастерства рассказал о том, как выстраивалась система борьбы с организованной преступностью.
ОХОТА НА ДВОЙНИКА
Октябрь 1995 года для сотрудников отдела по особо тяжким преступлениям МУРа был отмечен обвальной серией изнасилований. Как минимум, раз, а то и два-три раза в неделю жертвами становились несовершеннолетние девчонки. Маньяк шёл по большому кругу, избегая центра Москвы: чаще всего это были новостройки Западного, Северного, Юго-Восточного, Восточного, Северо-Восточного округов.Моя дорога в мур
Алексей СУХАРЕВ(Окончание. Начало в № 46.)
Мне в жизни только один карманный вор встретился, который искренне обиделся, когда я его подлецом назвал.— Что вы, Алексей Михайлович? Что вы говорите? — И руку к сердцу прижимает. — Я никогда на транспорте не работаю. Там ведь бедный народ ездит, зачем же его обижать. Я работаю только в аэропорту и в богатых магазинах.
Не очень-то я ему поверил. Покривил он душой: он там работает не из гуманных побуждений — просто в таких местах добыча много богаче бывает. Лучше рискнуть из-за кожаного да пухлого бумажника, чем из-за потёртого кошелька.
Вплотную я столкнулся с карманными ворами, когда работал в Дзержинском РУВД. Собрал нас как-то начальник управления Николай Степанович Мыриков на совещание. И начал нас, как говорится, за уши драть.
— Каждый день у меня на столе вот такая стопка заявлений по карманным кражам! Вся воровская Грузия, вся Абхазия сюда слетелись чистить карманы гражданам. А вы ничего не делаете. Не боретесь с ними. Не задерживаете. Это безобразие! За что вам зарплата идёт?
Стали сотрудники выступать, и все, как один, объясняют, что бесполезно карманников просто так задерживать.
— Они никогда не колются, не сознаются. А действовать по методу Жеглова нельзя. Учёные люди в нашей академии горячо возражают. Да вы и сами, Николай Степанович, за такое нас хвалить не стали бы.
Да, академикам можно против таких методов возражать в своих кабинетах и на этих возражениях труды умные и заумные писать. А «на земле» всё-таки немного не так. И сложнее, и проще. Ведь эти карманники, они вроде наркоманов. Его вот сейчас с трамвая сними, и если он уйдёт и отряхнётся, то тут же в другом трамвае шмонать пассажиров начнёт. Я ни одного карманника не назову, который бы завязал со свой профессией. И упёртые, как наркоманы. Его целый день уговаривай, ни за что не расколется.Доказываешь ему:
— Вот свидетели показывают! Я сам тебя за руку схватил!
— Нет, начальник, это не ты был. И не я. Ничего не знаю.
Помню, только утром я на работу пришёл, дежурный мне говорит:
— Алексей Михайлович, тут к вам задержанный просится. Карманник.
— Какой карманник? Зачем?
— Он вас хорошо знает. Стригин его фамилия. Поговорить с вами хочет.
— Да я с этой сволочью и говорить не хочу. — Вспомнил я его, очень авторитетный вор, неисправимый. — Ладно, пусть приведут.
Он, оказывается, жаловаться пришёл. Напросился.
— Алексей Михайлович, — говорит недовольно, с обидой, — ведь вы меня сколько раз задерживали. Доставляли. И ни разу не ударили.
— Да что тебя бить. Тебя, гада, убить мало. — Трудно мне сдержаться.
— У каждого своя работа. Вот вы правильно работаете, а вот ваши… Вы меня выслушайте. Я, как человек, с женой и дочкой пришёл в Останкино, на пруд. Отдохнуть, позагорать в выходной день. А ваша карманная группа с Петровки наехала на меня, будто в четырнадцатом маршруте я кошелёк взял. На глазах у дочери стали пинками бить. Ну что это такое? Где ваша соцзаконность? Где ваш гуманный правопорядок? Сюда доставили и здесь пинали, все бока трещат.
— Жаловаться пришёл? Больно тебе? А у старика-инвалида последнюю десятку взять тебе не больно? Была бы моя воля, я бы тебе ещё больше надавал.
— Так ведь не надавали же. А эти… ваши…
Я говорю в сердцах:
— Что тебя бить? Без толку. Всё равно ведь не сознаешься и не одумаешься. Только нервы себе трепать да своё здоровье портить. Ведь не расскажешь?
— Не расскажу. У каждого своя работа.
— Я тебе работу не выбирал. Ты сам себе её выбрал. Как и я.
…Идёт совещание. Мыриков совсем распалился. Да ведь и его понять можно.
— Вы все плохие работники, — ругает нас. — Все вы бездельники. Ну-ка, поднимите руку, кто из вас хоть одного карманника в начавшемся году задержал?
А нас там около ста человек было. Смотрю, ни одной руки нет.
— Ну вот, что я говорил! Бездельники вы и есть.
Думаю, надо выручать коллектив. Поднимаю руку, встаю, называюсь:
— Старший лейтенант Сухарев.
— Ну что скажешь, Сухарев?
— У меня в этом году три задержания карманников.
— Где? Когда? Говори. Не ври только, я проверю.
— В 87-е отделение я Железняка доставил. Возбуждено уголовное дело. К себе доставлял, в наше 61-е.
Слушает внимательно, спрашивает:
— А как доставил?
Дело-то очень непростое. Опасное и хлопотное. Это Николай Степанович понимал.
— А так. Задом к отделению пятился. Одной рукой потерпевшего тащил, другой задержанного.
Так оно и было. Мало того, что карманника надо дотащить, так ещё и морока с потерпевшим. Он ведь как только свой кошелёк в руки получил — всё, его не удержишь, сразу ходу даёт. Не нужна ему морока. Да ещё суд потом. И опасается он. Он ведь этим маршрутом каждый день ездит.
— Вот так, — говорю, — Николай Степанович, можете проверить. А можете и поверить.
Смягчился он, похвалил.
— Я об этом не знал, Су-
харев.
И меня другим в пример поставил. Мне даже неловко стало, будто я похвалился. А мне только хотелось, чтобы он на весь коллектив пятно не положил.
...В 77-м отделении я в то время работал. А у нас как? У нас ведь не так, что твой рабочий день начинается с того момента, как в здание вошёл, в кабинет уселся. Сыскарь — настоящий — он всё время в работе. Даже когда кружечку пива у бочки остановился выпить.
Еду на работу, жду на остановке свой автобус. Народу не много, и три здоровых мужика моё внимание привлекли. Смотрю, странным делом заняты — из одного коробка вынимают спички и по своим коробкам раскладывают. Что ж такое, думаю? Что ж за крохоборы такие? Мужики одеты прилично, не бродяги, не пропойцы, а так себя ведут.
И тут мне вспомнилось: кто-то говорил, что у карманников примета есть такая — никогда нельзя выбрасывать то, что взял в чужом кармане. Иначе удачу спугнёшь, фарт воровской. Хоть копейку выудил, хоть сигаретку мятую — не бросай.
Дай, думаю, понаблюдаю — как они себя дальше поведут. Может, чем-то ещё себя выдадут.
Автобус подходит. Пропускаю всех, чтобы сесть последним — не дают. Стараются войти в автобус последними. Воровская технология. Они обычно пытаются занять место в конце очереди — суетятся, подталкивают, подсаживают, торопят. Создают такую нервозную обстановку, чтобы человек о чём угодно беспокоился, только не о своих карманах. Ну и попутно предварительно прощупывают, что у кого есть и как это взять, да и стоит ли.
Тут ситуация классическая, одного я даже засёк, как он легонько женскую сумочку погладил. Постарался я в автобусе устроиться так, чтобы самому не засветиться и их «работу» не проморгать.
Смотрю: всё идёт по сценарию. Окружили женщину, создают вокруг неё как бы естественную тесноту. Ну и пассажиров, что поближе, под контролем держат — чтобы никто ничего не заметил.
А у меня взгляд такой задумчивый, вроде весь в себе, в своих проблемах. Даже если глазами по кому скольжу — ничего не вижу, глубоко о своём думаю.
Дождался. Взяли они сумочку, стали пробираться вперёд, к выходу. Я женщине тихонько на ушко:
— Не волнуйтесь, я из милиции. У вас только что из сумочки кошелёк украли. Я их сейчас буду задерживать, а вы мне свой телефончик скажите.
Невинный такой разговор — вроде трамвайного знакомства.
— Вы всё поняли? — спрашиваю.
Кивает. Испуганно, но кивает, вроде всё поняла.
Я телефон её записал и иду к выходу, где эти бандиты сгрудились. И надо же!.. Эта гражданка вдруг на весь вагон кричит мне:
— Гражданин следователь, а вы в каком отделении? Куда к вам прийти?
Ну, сообразила, умница!
Я к водителю:
— Не открывай двери, поезжай до отделения милиции. Потом развезёшь пассажиров. А я тебе справку дам.
Поворачиваюсь к пасса-
жирам:
— Товарищи! Вот сейчас эти бандиты, — показываю на них, а они рядом стоят, — обокрали женщину. Кошелёк они сбросили. Пожалуйста, посмотрите под ногами, поищите кошелёк.
Бандиты стоят у двери, переглядываются, усмехаются — здоровенные лбы такие. Как, думаю, с ними справиться? Но ничего, попрошу водителя поплотнее к отделению подъехать и в окошко своих ребят покличу — скрутим как миленьких. Да и не станут они в такой ситуации сопротивление оказывать.
А водитель будто мои мысли прочитал — только наоборот. Вдруг объявляет: «Гостиница Останкино» — и двери нараспашку. Что с ним случилось — не знаю. Либо машинально так поступил, либо мести бандитов побоялся. А на водителя я в автопарк всё-таки бумагу отправил, объяснив, что он здорово помог бандитам. Как они там отреагировали — не знаю. Но водителя понять можно. Он ведь этот автобус днём и ночью водит. Подойдут к нему однажды: «Ну что, шеф, сдал ментам наших корешей? Отвечать надо».
Я рассказал про мою неудачу, чтобы ясно было, что борьба с карманкой тяжела и не всегда сыщику фартит.
Три моих тяжких года «на земле» закончились приглашением в МУР. Вот там и продолжилось дело всей моей жизни — на карманке.
Подготовил к печати
Эдуард ПОПОВ
Моя дорога в МУР
Алексей СУХАРЕВВремя идёт медленно. Но проходит быстро. И с каждым годом его ход неумолимо ускоряется.
Часто задумываюсь: зачем взялся за эти записки, нужны ли кому-нибудь, интересны ли воспоминания муровского сыщика, отдавшего тридцать лет жизни нелёгкой, опасной, но, пожалуй, самой необходимой работе?
Зачем? Может быть, отдать должное боевым товарищам — уже ушедшим и павшим, или тем, кто ещё рядом… Может быть, есть необходимость осмыслить прошедшее и понять настоящее. Или убедиться, что выбрал для себя верный путь, правильную работу. Что все эти годы был на своём месте — по призванию, по уму и сердцу…
С годами многое забывается. Многое подёрнуто дымкой прошедших лет, ушедшего навсегда времени. А что-то остаётся в памяти навсегда. Будто случилось оно только вчера. Да что там — вчера! Сегодня, вот сейчас, только что…
И вновь оживает прошлое, возвращаются ушедшие друзья, соратники… Вновь вспоминаются враги — лютые, беспощадные. Встают в памяти нелёгкие оперативные будни МУРа.
Где-то в 80-х, наверное, годах, услышал я с большой трибуны — то ли это был День советской милиции, то ли очередная годовщина Октября, сейчас уже не вспомнится, — такие слова: «В безвозвратное прошлое канула в нашей стране профессиональная преступность».Что ж, в то время эти слова у нас, профессионалов, могли вызвать — и вызывали — чувство законной гордости, удовлетворения тем, что и мы жили со всей созидающей страной в одном ритме. Сейчас такие слова могут вызвать лишь чувство горечи. И обиды.
Судьба моя сложилась так, будто не я сам профессию выбирал, а она меня выбрала. После службы в армии я учился в автодорожном техникуме, на третьем курсе. Состоял в комсомольском оперативном отряде, возглавлял в районе штаб народной дружины. И это дело мне нравилось, по характеру было — не любил я всякую шпану, ворьё и хулиганьё. И вот как-то мой товарищ вдруг посоветовал:
— Слушай, Лёша, а чего ты не идёшь в следователи? У тебя все задатки сыщика. Иди в школу милиции.
Задатки действительно, как вся дальнейшая жизнь показала, были.
— Так экзамены надо сдавать.
— Без экзаменов примут. Ты же уже учишься.
Долго не думая — бегом на Черкизовскую, в среднюю специальную школу милиции. Прибегаю, отдышался и говорю:
— Я бы хотел перевестись к вам из техникума.
— Пожалуйста, — отвечают мне. — Мы как раз отсеяли несколько человек. Переводитесь. Но только — на первый курс. Согласны?
Конечно согласен. Пишу заявление, собираю документы. Зачислили.
Учиться в школе милиции очень нравилось. Особенно юриспруденция полюбилась. Высшая математика — нет, плавал безбожно среди интегралов и дифференциалов, а юриспруденция — просто прелесть.
Проучился два месяца (первый курс, нетерпение охватило) и вместе с ещё двумя нахальными энтузиастами обратился к Романову, это наш зав. кафедрой:
— Разрешите нам экстерном сдать экзамены за первый курс.
Он не очень обрадовался, поморщился, предупредил:
— Вообще-то, у нас это не принято. Попробуйте, но имейте в виду: экзамен будет комиссия принимать, очень жёстко.
Мы согласны, подготовились хорошо, не боимся никакой комиссии.
Гоняли нас здорово. Но мы всё, что положено, сдали. Проучились ещё два месяца, уже на втором курсе. Опять, нахальные такие, к Романову идём:
— Можно досрочно сдать за второй курс?
— Да вы что! Вы уже в прошлый раз о себе плохое мнение составили. Выскочки. В нашей школе никогда такое не практиковалось. Изучать дисциплины надо глубоко и серьёзно. А вы — галопом по Европам?
Мы настаиваем.
Но Романов — очень хороший человек, мы его убедили. Зарубят нас, говорим, что ж делать, останемся на втором курсе доучиваться, а если нет — у нас есть возможность школу досрочно закончить.
Дали нам такую возможность. Опять комиссия. Все недовольные, злые. Прямо чуть не в лицо говорят: «Вы, ребята, выскочки. Вы прецедент создали. Очень вредный пример для других учащихся. Ни в одном юридическом учебном заведении не прописано, что можно досрочно сдавать такие серьёзные дисциплины».
Гоняли нас опять очень сильно и долго. Вопросы задавали порой совсем не по теме, явно хотели нас завалить. Но мы устояли. Перевели нас на третий курс.
Проучившись два месяца, мы опять за своё — запросились досрочно сдать экзамены уже на выпуск. Хотелось поскорее за работу взяться, а ещё — уж очень хорошие были науки, с удовольствием мы их изучали, потому они легко у нас шли и усваивались глубоко.
— Нет, — говорит Романов, — всё, ребята, погуляли. Меня из-за вас уже наказали, хватит. Сам Крылов — начальник Академии МВД — возмущался. Что, говорит, у вас такое в школе происходит?
А молва аж до академии докатилась, и студенты, с нас пример взяв, стали проситься досрочно экзамены сдавать. Непорядок. Материал учебный нужно в положенные сроки усваивать, чтобы глубину и качество обеспечить.
Высекли нас по полной программе, но всё-таки и третий курс мы досрочно закончили. Позже, учась на юрфаке МГУ, мы вместе с Валерой Зорькиным пытались экзамены сдавать экстерном. Не получилось. Пришлось учиться шесть лет.
Прихожу в управление кадров за назначением. Дают направление — следователем в Октябрьский район. Приезжаю, а мне сообщают:
— Опоздали, Сухарев. Мы уже нашли человека.
Ну ладно, что Бог ни делает — всё к лучшему. Возвращаюсь в отдел. Мне говорят: «В Дзержинском районе есть вакансия. Оперативником пойдёте?»
С удовольствием. Даже лучше, чем следователем в нарукавниках сидеть. Буду живой работой заниматься.
Определили меня в 77-е отделение. И началась эта живая работа. Пять участковых у меня было. Казалось бы, вот какая опора. Да ни хрена, никакой помощи. Утром их соберёшь, проинструктируешь, проинформируешь, они в блокнотики запишут, какие машины угнали, какие квартиры вскрыли, какие приметы преступников. И разошлись. Куда ушли? По своему участку, по своей территории угнанные машины искать? Сомнительных граждан проверять? Как же! У них другие дела найдутся, ещё поважнее.
А я, как на работу утром прихожу, у меня голова кругом. Каждый божий день человек десять потерпевших на моей территории. Кого ограбили, кого изнасиловали, у кого квартиру обчистили. Карманников тогда очень много было. Все заявления на мне замыкаются. Вся людская боль, горечь, слёзы — на мне.
А участковые… Поручения им даю, они их игнорируют. Да ещё с гонором: «Пришёл какой-то лейтенантик паршивый и нам — а мы все капитаны — поручения раздаёт. Да кто он такой, этот Сухарев? Знать мы его не знаем и знать не хотим».
Очень трудно приходилось. Три года верой и правдой на оперативной работе, «на земле», отпахал. Создал оперативный отряд из местных энтузиастов, агентуру сформировал. Очень сильную. Толковые ребята: не то что по району — они по всей Москве информацией владели.
Словом, начали мы местных воров и бандитов вразумлять потихонечку. На территории у меня ведь очень много гостиниц было, а значит, приезжий люд. Тогда в Москве такой наплыв был — за тряпками, за продуктами. Конечно, люди с деньгами приезжали, а тут им здорово карманы чистили.
Разогнали мы воров — кого в зону, а кого предупредили очень серьёзно. Так что затихли они, поспокойнее стало. Но сильная головная боль — карманники. Через них, через борьбу с ними я на муровцев вышел. Нашёл свою судьбу. Или она меня нашла…
Карманники — это воры высокой квалификации. Бороться с ними, ловить их, наказывать — очень сложная работа. Привлечь карманника можно, только взяв его с поличным, непосредственно на месте кражи, а точнее, в самый её момент. Причём так, чтобы он не успел и не сумел сбросить свою «добычу».
Многим, вероятно, памятен эпизод из фильма «Место встречи изменить нельзя», когда Жеглов подбрасывает Кирпичу украденный им кошелёк.
Спорная, конечно, ситуация. Сам бы я так не поступил, никогда не поступал, но и сотрудника за такой поступок, может, и не осудил бы. Такие вещи делаются при острой необходимости. Когда нет другого выхода, а задержать преступника надо хоть на время.
Милиции часто ставили в укор, что в момент задержания преступнику могли подбросить ствол или наркотик. Может, бывало и такое, мне неизвестно. Но ведь и однозначно осудить опера за такой запрещённый приём язык не всегда повернётся.
Самая частая ситуация: попал в поле зрения опасный преступник. Конкретно, в данный момент, взять его не за что. Однако известно, что за ним — ряд совершённых преступлений. И нужно время, чтобы его раскрутить. Или оборвать его связи, или упредить новое преступление, готовящееся, если другим путём невозможно это сделать. Или получить от него ценную информацию. Да мало ли…
Вот и задумаешься, как тут поступить. Бандиты играют без правил. У них руки развязаны беззаконием. А у нас — связаны законом. Можно ли нарушить закон ради его торжества? Можно ли совершить несправедливость ради справедливости?
Нет на это однозначного ответа. И не будет никогда.
Я ни в коем случае не призываю к этому, не оправдываю такие действия. Но понять могу.
Мне за годы работы приходилось с такими отъявленными бандитами, с такими отъявленными мерзавцами схватываться, но сильнее всех ненавижу карманников. Где промышляет такой вор? Чаще всего — в общественном транспорте, которым пользуются в основном люди небольшого и малого достатка. Хорошо обеспеченные люди в трамваях не ездят. Там сидят те, кто живёт, как правило, от зарплаты до зарплаты, от пенсии до пенсии. У такого человека нередко всё его достояние в кармане. И лишить его последних рублей может только самая низкая душа. А ведь карманник никого не пощадит. Ни работягу, ни учителя, ни старушку-пенсионерку, ни ребёнка.
Крутой бандит ограбит крутого бизнесмена, крутого коррупционера — они друг друга стоят. Сегодня бандит у такого отберёт миллион, а завтра у него уже два миллиона будет, с голоду не умрёт. А вот когда кошелёк с жалкой зарплатой уйдёт или пенсия, вот тут у человека большая беда случается. И ведь ничем ему не поможешь, деньги не вернёшь. Когда квартирная кража, ограбление — тут есть надежда: разыскали преступника, потерпевшему его кровное вернули. А с карманника что возьмёшь, если его тут же за руку не схватишь?..
(Продолжение следует.)
Подготовил к печати
Эдуард ПОПОВ